Тимофей Печёрин - В режиме отладки
Да, наш брак с Наташкой Черных был не по расчету и уж точно, не по «залету». Но и любви особой не было. Был напор со стороны меня, подстегнутого чудо-письмом и… в общем-то, все. Что двигало в ту пору Наташей — ума не приложу. Наверное, то же самое, что путника, который долго бродил по пустыне, а встретив первого попавшегося человека, согласился стать его рабом хотя бы за глоток воды.
Да что там любовь — даже с вульгарным «физическим влечением» у нас было «не ахти как». Я ведь не Антонио Бандерас… да и Наташка — далеко не Анжелина Джоли. Плюс — вынашивание и рождение детей, тем более, двоих сразу. Тяжкий труд, отнюдь не идущий на пользу внешности… Проще говоря, «моя Натали» (так я ее звал в студенческие годы) после рождения двойни заметно располнела, тем самым окончательно перестав меня привлекать. Я и сейчас уверен, что так и не сподоблюсь третьему ребенку.
Эту мою проблему вряд ли можно назвать шибко оригинальной. Если я не ошибаюсь, аналогичные обстоятельства разрушили миллионы семей на земном шаре, обращая отцов этих семей в разные стороны. Кого-то «налево», кого-то — к порнухе, кого-то — к другому браку. Мой, если можно так сказать, выход — еще не самый худший.
Я действительно злоупотреблял своим положением преподавателя, в частности, возможностью и необходимостью общения с большим количеством людей моложе меня. И наличие среди этих людей не только представителей одного со мной пола, не могло оставить меня равнодушным.
Вернее, это я опять занимаюсь интеллигентским самооправданием: «не могло», «необходимость»… На самом деле моя установка с самого начала была другой. Гораздо более циничной.
Этим грех не воспользоваться!
Хотя данную формулировку разобьет в пух и прах даже самый никудышный богослов…
Я не считал «изменой» то, что делаю. Что это за изменник, который перебегает на чужую сторону ненадолго и каждый раз — на разную? А потом непременно возвращается. Компромисс — вот, наверное, самая удачная формулировка; не то подставившая, не то прославившая меня студентка оказалась права на все сто. Компромисс между уходом из семьи и необходимостью «хранить верность» непривлекательной и, что греха таить, нелюбимой жене. Последнее рано или поздно стало бы восприниматься как тяжелая повинность со всеми вытекающими последствиями — включая ненависть ко «второй половинке». Окончилось бы все опять же уходом из семьи, только на этот раз, с громким хлопком дверью.
А так я шел на компромисс — раз за разом и все чаще. С моей стороны было бы верхом наивности считать, что так будет продолжаться вечно и без всяких неприятных последствий. Последствий не только «медицинского характера»… И, тем не менее, остановиться я не мог. Пока меня принудительно не остановили.
— Нет, не уверен, — вспомнив и осмыслив все вышесказанное, ответил я, — то есть, уверен, но в обратном. Я действительно мог это сделать. И сделал… И много чего еще…
— А я скажу даже больше, Владимир Олегович, — сказал мне на это старичок, — вы злоупотребленец. В этой жизни. И если бы вы вздумали предупредить самого себя о том, чтоб не связываться с этой… бесстыдницей, если не сказать грубее… Вот в этом случае я был бы вынужден вам отказать.
— Я понимаю, — следом за словами из моей груди вырвался невольный вздох, — вопрос «кто виноват?» пожалуй, можно снять с повестки дня. Остается вопрос «что делать?», но на него получить ответ не так-то просто. В учебные заведения теперь дорога мне закрыта. Даже в школы…
— Не даже, а особенно в школы, — поправил ехидным голосом Почтальон, столь же ехидно подмигнув, — доверить ребенка человеку с такой репутацией…
— Да помолчите вы! — огрызнулся я, — без вас тошно…
— Могу и помолчать, — старичок сменил тон на услужливый, — боюсь только, что моя помощь вам еще понадобится. Причем, довольно скоро.
Правоту Почтальона пришлось признать — после недолгих, но тщательных размышлений. После того, как моя преподавательская карьера накрылась медным тазом, у меня остается не так уж много возможностей. Можно попытать счастье в качестве админа — да только, боюсь, меня никто не возьмет. Своеобразная компенсация увольнения в другой жизни… Единственное преимущество моего текущего положения над тем, что предшествовало встрече с Почтальоном — другая жена. Не «черная вдова», готовая сожрать уже бесполезного для нее меня… Хотя Наташка вряд ли будет в восторге, когда узнает причину моего увольнения.
Про то, чтобы стать хакером, теперь и речи быть не могло. Во-первых, в этой жизни я уделял своему мастерству несравненно меньше внимания, чем в предыдущей. Образование ведь очень консервативно, особенно университетское образование. Во-вторых, снова связываться с Подбельским меня не тянет. Равно как и с другими подобными типами. Все остальные варианты, в том числе и с использованием услуги Почтальона, переводят меня в категорию злоупотребленцев. Нет, здесь нужно радикальное решение.
— Простите, пожалуйста, — робко обратился ко мне старичок, — мне, конечно, не полагается давать советов… Но, может быть, вы зря вообще приехали в этот город?
Надо же, знает, что я иногородний! Шельма такая!
А ведь может и «зря»! Отец, к примеру, до сих пор так считает мой отъезд ошибкой. Равно как и само увлечение компьютерами, которое погнало меня к высшему образованию. Хотя, с другой стороны, передумай я в свое время, мне не понадобилась бы помощь Почтальона, чтоб просчитать свою дальнейшую жизнь. Ибо мелкий городок, в котором мне довелось родиться, не предусматривал для нее большого количества вариантов.
Пойти «на завод» как настаивал отец. Нынче вышеуказанный завод дышит на ладан, как многие «градообразующие предприятия» нашей страны. Соответственно себя чувствует и весь город. Можно стать алкашом или бомжем. У этой публики финансовых проблем не бывает — по причине отсутствия финансов…
И все же решение ко мне пришло. Сколь радикальное, сколь и гибкое. И простое, как все гениальное.
— Я понял, — начал я, обращаясь к Почтальону слегка подрагивающим от волнения голосом, — я дурак… и был дураком с самого детства. Повелся на эти картинки с экрана… на школьном уроке информатики. Поверил во всемогущество, в лозунг «нажми на кнопку — получишь результат». Вот он, результат, перед вами. Один из трех возможных вариантов. Либо преподаватель с замашками плэй-боя и кандидат в злоупотребленцы, либо безработный хакер, в смысле, преступник, либо… Либо «вспомогательный персонал», на котором экономят в первую очередь. Безответное существо, мальчик на побегушках, лакей и холоп эры высоких технологий. Нет уж! Хватит!
— И что вы хотите? — осведомился старичок.
— Да ясно что, — ответил я, — хочу стать, что называется, «хозяином жизни». Не тем, «кого увольняют», а тем, «кто увольняет». А для этого виртуальную хрень придется давить в себе еще в детстве. Вернее, в подростковом возрасте.
— Дело ваше, — Почтальон протянул мне неизменный листок и ручку, в которой никак не кончались чернила, — как напишите — так и будет.
* * *Мое третье пробуждение в новой жизни поначалу показалось мне подозрительно гладким. Вместо дребезжания будильника — приятно звучащий, даром, что мертвый, голос, сообщивший мне, что пора вставать. Вместо пружинной кровати или разложенного и продавленного в нескольких местах дивана — целая среда мягкости и гладкости. Ложе королей.
Открыв глаза, я сладко потянулся, обернулся на чье-то ласковое прикосновение, и… был готов заорать во весь голос, как героини голливудских «ужастиков». Потому как лицо, увиденное мной в мягком свете ночника, могло принадлежать только одной женщине. Той, от которой я в первую очередь хотел избавиться, прибегнув к услугам Почтальона.
И никакая она, кстати, не Люська. Теперь я вспомнил, как ее зовут — Жанна. Жанна Данаева, прозванная «Жанной Даваевой» соседями по общежитию. Парнями, которых она унизила, либо продинамила, а также девушками, потерявшими из-за нее свою любовь. Сама Жанна предпочитала другое прозвище — то, что однажды невольно сорвалось с языка одного из студентов, мимо которых она гордо шествовала по университетскому коридору.
Королева…
Правда, вслед за этим словом вышеупомянутый студент произнес другое — считающееся паразитным, нецензурным, и куда менее лестным. Оно забылось за ненадобностью, равно как и сам студент. А прозвище-титул осталось.
За Жанной волочился шлейф из слухов и историй, достойных «желтой прессы». Молва записывала Данаеву в любовницы бизнесменов, криминальных авторитетов, крупных чиновников и их чад. Ребята попроще почитали за честь открыть перед этой особой дверь или принести шубу из гардероба. Так что известие о нашей с ней женитьбе прозвучало как гром среди ясного неба. Наверное, единственным человеком, не видевшим в этой ситуации ничего странного и неожиданного, был ваш покорный слуга. Которому всего-навсего требуется немного времени для восстановления памяти.
