Барбара Сигел - Сага о копье: Омнибус. Том III

Сделав несколько глубоких радостных вдохов, Паслен решил, что пора встать на ноги и оглядеться.

Он огляделся, затем огляделся еще и еще, и чем больше он оглядывался, тем сильнее становилось неприятное ощущение где-то внутри и тем яснее он понимал, что это такое место, где ему находиться не следует. Кендеру, украшенному здравым смыслом — да что там, даже кендеру, украшенному рогами, — оставалось лишь одно.

— Рис, — взвыл Паслен, — на помощь!

Рис обернулся как раз в тот миг, когда Паслена затянуло в Дом Святотатства, после чего дверь за ним захлопнулась. Мина рассмеялась и захлопала в ладоши.

— Ну что, господин монах, теперь тебе придется войти внутрь. Я победила!

Она ухмыльнулась и показала ему язык.

У Риса не было детей, и он часто удивлялся, как можно ударить ребенка. Теперь он начинал понимать.

Мина подплыла к двери и провела рукой по изумруду с вырезанной на нем руной. Когда дверь начала медленно открываться, морская вода внесла монаха и девочку внутрь и швырнула на Паслена, который все это время отчаянно колотил в дверь кулаками.

Рис поднялся на ноги. Он оглянулся на полуоткрытую дверь, за которой виднелась похожая на пустыню панорама колеблемого волнами песка.

Атта стояла на пороге, стряхивая с себя воду, начиная с хвоста и заканчивая загривком. Когда Рис позвал ее, она осторожно скользнула в дверь и прижалась к Рису, дрожа всем телом. Ей явно было неуютно.

Паслен тоже хотел бы оказаться где-нибудь в другом месте.

— Рис, — дрожащим голосом начал он, — это оно. Это тот самый ваш Дом. И здесь… здесь вообще-то жутковато, Рис. Думаю, нам надо отсюда убираться.

Это был «Солио Фебалас», Дом Святотатства, — хранилище Короля-Жреца, надменно посмевшего бросить вызов самим Богам. Инстинкты Паслена (и Атты) говорили правду. Смертным был закрыт вход сюда. Дом был посвящен Богам и их гневу.

— Ты на меня не сердишься за то, что я заставила тебя войти? Правда, господин монах? — вкрадчиво спросила Мина и осторожно взяла Риса за руку.

Взглянув на нее, монах увидел не Богиню. Он увидел ребенка, обладающего разумом ребенка — сформировавшегося, не знающего мир, и внезапно подумал: неужели Боги испытывают то же самое, глядя на людей с высоты своего величия?

Рис больше не ощущал гнева Богов. Он чувствовал печаль.

— Нет, Мина, — ответил он, — я не сержусь на тебя.

Дом был огромным и имел форму совершенного шара. Стены усеивали ниши, вырезанные в камне; каждая ниша посвящалась какому-либо Богу. Над каждой нишей было вырезано по одной руне. Некоторые руны светились. Здесь были ослепительный свет Маджере, бело-голубое пламя Мишакаль, слепящее серебряное сияние Кири-Джолита.

Альковы, располагавшиеся на противоположной стороне купола, были темными, словно Боги, которым они были посвящены, желали уничтожить сам Свет. Ужасный символ Саргоннаса, Бога Мести, воплощал собой Тьму. Ниша Моргиона была нездорового темно-зеленого цвета, ниша Чемоша — призрачно-белого, словно кость.

Ниши, расположенные посередине, разделявшие Тьму и Свет и в то же время старавшиеся удержать противников от сражения, принадлежали Богам Равновесия. В центре находился альков, посвященный Гилеану. На алтаре лежала раскрытая книга. Красный свет падал на стоявшие посередине точно уравновешенные весы.

По обеим сторонам от алтаря Гилеана, справа и слева, были выдолблены две ниши, не темные и не освещенные, но погруженные в тень, словно завешенные вуалью. Когда-то одна из них была совершенно темной, другая — сияла ослепительным светом. Но сейчас обе были пусты — это были алтари изгнанной из Пантеона Такхизис и добровольно ушедшего Паладайна.

Зал был заполнен священными предметами — они были свалены на алтарях, грудами лежали на полу, были небрежно разбросаны вокруг. Это воины Короля-Жреца гак бесцеремонно побросали реликвии в этом доме позорь.

Рис не мог произнести ни слова. Слезы застилали ему глаза. Он опустился на колени и, бережно положив рядом с собой посох, сложил руки в молитве.

— Господин монах, идем со мной, — позвала его Мина.

— Думаю, он тебя не слышит, — заметил Паслен. Мина вздохнула.

— Я понимаю его чувства. Я ощутила то же самое, когда впервые пришла сюда, — словно все Боги собрались вокруг меня и смотрели на меня сверху вниз. А я была такой маленькой и одинокой. Она смолкла и с трепетом огляделась.

— Но мне по-прежнему необходимо раздобыть подарок для Золотой Луны, а я не хочу искать одна. — Она обернулась к кендеру. — Ты пойдешь со мной.

Паслен бросил тоскующий взгляд в сторону алтарей, на все эти удивительные, прекрасные, жуткие и одновременно чудесные вещи.

— Лучше мне не ходить, — наконец с сожалением отказался он. — Понимаешь ли, я мистик, и это будет нехорошо с моей стороны.

— А что такое «мистик»? — удивилась Мина.

— Это… ну… — в замешательстве пробормотал кендер. Никогда прежде его не просили дать определение самому себе. — Это значит, что я не верю в Богов. Ну, то есть на самом деле я в них верю — приходится, ведь однажды я встретил самого Маджере, — с гордостью добавил он. — Маджере даже помог мне взломать замок, хотя Рис утверждает, что Бог вскрывает замки только раз в жизни и в дальнейшем мне не следует рассчитывать на его помощь. Но я мистик, и это означает, что я не молюсь Богам, как Рис. Вот как он сейчас молится. Ну, наверное, Маджере я тогда молился, но молился не за себя. А за Риса, который сам не мог произносить молитвы, потому что одной ногой уже был в могиле.

Мина выглядела озадаченной, и Паслен решил упростить свое объяснение.

— То, что я мистик, — это значит, что я иду своей дорогой и никого ни о чем не прошу.

— Прекрасно, — сказала Мина. — Ты можешь идти своей дорогой вместе со мной. Я не хочу возвращаться туда одна. Там темно и страшно. И, по-моему, там водятся пауки. Паслен покачал головой.

— Пожалуйста! — просила Мина.

Паслену пришлось признать, что искушение сильно. Если бы только она не упомянула о пауках…

— Да ты просто боишься! — принялась дразнить его девчонка.

Паслен заколебался.

— Ну, ясно, ты трус! — воскликнула Мина. Это решило дело. На кону была честь Паслена. Ни один кендер за всю долгую и славную историю этого народа не смог устоять перед обвинением в трусости.

— Спорим, я быстрее добегу! — крикнул он и бросился вперед.

Каэле никогда собственными глазами не видел Дома Святотатства, но он смог представить его себе с достаточной ясностью, чтобы заклинание подействовало. Драконица Мидори когда-то описывала ему Дом. Тогда Каэле не обратил особого внимания на ее слова; драконица рассказывала ему о Доме просто затем, чтобы подольше не отпускать. Мидори знала, что маг ее ужасно боится, и ей нравилось держать его поблизости, в страхе быть съеденным.