Роберт Джордан - Великая Охота

С воплем Ранд отскочил назад, в спешке выронив лист Авендесоры, и Лойал вскрикнул:

— Мачин Шин! Черный Ветер!

Гул ветра ударил в уши; по траве побежали волны, разбиваясь о стены, в воздух взметнулась и заклубилась пыль. И в ветре разом будто закричала, запричитала тысяча обезумевших голосов, нет, десять тысяч, стараясь заглушить один другой, наслаиваясь… Ранд различил лишь некоторые и тут же горько пожалел об услышанном.

…кровь так сладка, так сладко пить кровь, кровь, что капает, капает, так красны капли: красивые глаза, прекрасные глаза, у меня нет глаз, вырвать глаза из твоей головы; разгрызть твои кости, расколоть твои кости, что в твоей плоти, высосать из них мозг, пока ты вопишь; крик, крик, поющие крики, пой свои крики…

Но самое худшее — во все остальное нитью вплеталось шепотом — Ал'Тор. Ал'Тор. Ал'Тор.

Ранд обнаружил вокруг себя пустоту и кинулся в ее объятия, невзирая на мучительное, болезненное, на грани видимого, свечение саидин. Величайшей из опасностей, поджидающей на Путях, был Черный Ветер — он отбирал души у тех, кого убивал, и ввергал в безумие тех, кого оставлял в живых, но Мачин Шин был частью Путей; он не мог их покинуть. Но вот лишь он дул в ночи, и Черный Ветер звал Ранда по имени.

Путевые Врата раскрылись еще не до конца. Если только установить обратно лист Авендесоры… Во тьме Ранд заметил, как на четвереньках ползает Лойал и шарит в траве.

Саидин наполнял Ранда. Он чувствовал, его кости будто завибрировали, он ощутил раскаленный докрасна, холодный как лед поток Единой Силы, почувствовал себя поистине живым, как будто без нее не существовало его самого, ощутил маслянисто-скользкое пятно порчи… Нет! И безмолвно он закричал на себя из пустоты. Это настигает тебя! Это убьет всех нас! Он швырнул все в черный волдырь, вздувшийся сейчас из Путевых Врат на целый спан. Он не понимал, что метнул туда, или как, но в сердцевине того мрака расцвел ослепительный фонтан света.

Черный Ветер вскричал, завизжал — десять тысяч бессловесных стонов агонии. Медленно, сопротивляясь, дюйм за дюймом, пузырь опадал; набрякшая тьма постепенно отступала, втягиваясь обратно в зев еще распахнутых Врат.

Сила потоком устремилась через Ранда. Он чувствовал связь между собой и саидин, подобную реке в половодье, пробившую русло между ним и чистейшим огнем, пылающим в глубине Черного Ветра, обернувшись этим громадным беснующимся водопадом. Жар внутри Ранда дошел до белого каления, и дальше, к сиянию, от которого плавится камень, испаряется сталь и воздух взрывается огненным дождем. Холод все нарастал, пока воздух в легких не замерз льдом до металлической твердости. Ранд чувствовал, как это сокрушает, подавляет его, как самая жизнь размывается, словно податливый глинистый речной берег, чувствовал, как его самого стирает, что сам он исчезает.

Не могу остановить! Если это вырвется… Нужно уничтожить это! Я — не могу — остановить! Отчаянным рывком Ранд вцепился в расползающиеся фрагменты своего «я». Единая Сила бушевала в нем; он несся на ее потоке, словно деревяшка на порогах. Пустота начала таять и расплываться; ничто испарялось леденящим холодом.

Раскрывающиеся Путевые Врата остановились, движение сменилось на попятное.

Ранд смотрел широко распахнутыми глазами, уверенный, что в неотчетливых мыслях, текущих вне пустоты, он видит лишь то, что хочет видеть.

Створки смыкались все ближе одна к другой, заталкивая Мачин Шин обратно, будто тот был плотной субстанцией. В сердцевине Черного Ветра по-прежнему бушевал ад.

С каким-то отстраненным неопределенным удивлением Ранд увидел, как Лойал, по-прежнему на четвереньках, отползает от закрывающихся ворот.

Щель сузилась, исчезла. Листья и лозы сцепились, сплавились в твердую стену, застыли камнем. Ранд почувствовал, как связь между ним и огнем оборвалась, бьющий через него поток Силы пресекся. Еще секунда — и поток снес бы его самого. Вздрагивая всем телом, юноша упал на колени. Он по-прежнему был внутри. Саидин. Больше не текучий, но образовавший там заводь. Ранд был резервуаром Единой Силы. От осознания этого он дрожал. Он ощущал запахи травы, земли под ногами, камня стен. Даже во мраке он видел каждую травинку, по отдельности и вместе, все разом в одно мгновение. На своем лице он ощущал каждое, самое ничтожное дуновение воздуха. Язык от гадостного вкуса испорченности одеревенел; свернувшийся в узловатый комок желудок дергало спазмами.

Яростно Ранд продрался из пустоты; по-прежнему на коленях, не двигаясь с места, он боролся за свободу. А потом все пропало, осталось лишь слабеющее мерзостное ощущение на языке, резь в желудке и память. Вот что… быть живым.

— Вы нас спасли, Строитель. — Хурин прижимался спиной к стене, голос был хриплым. — Это вот… это — Черный Ветер?… Это было намного хуже, чем… оно хотело швырнуть в нас тем огнем? Лорд Ранд! Оно ничего вам не сделало? Оно вас не коснулось?

Нюхач подбежал к поднимающемуся Ранду и помог ему окончательно утвердиться на ногах. Лойал тоже встал, отряхивая колени и вытирая ладони.

— Сквозь такое нам за Фейном никогда не пройти. — Ранд тронул Лойала за локоть. — Спасибо. Ты на самом деле нас спас. — Уж меня точно спас. Это убивало меня. Убивало меня, и ощущение этого было… великолепно. Он сглотнул; слабый привкус еще сохранялся во рту. — Неплохо бы чего-нибудь выпить.

— Я просто нашел лист и приставил его обратно, — сказал Лойал, пожимая плечами. — Если бы мы не сумели закрыть Врата, Мачин Шин убил бы нас. Боюсь, Ранд, герой из меня не ахти какой. Я был так испуган, что едва соображал.

— Мы оба были испуганы, — сказал Ранд. — Может, герои мы и никудышные, но мы то, что есть. Хорошо, что с нами Ингтар.

— Лорд Ранд, — робко произнес Хурин, — а мы теперь можем… уйти?

Когда Ранд решил перелезть через стену первым, Хурин поднял было шум, что, мол, неизвестно еще, кто поджидает с той стороны, но Ранд резонно указал нюхачу, что из всех троих у него одного есть оружие. Даже тогда Хурину, казалось, не очень-то понравилось, когда Лойал поднял Ранда и тот ухватился за гребень стены, подтянулся и перевалился через нее.

Ранд приземлился на ноги с глухим стуком, стал внимательно вслушиваться и всматриваться в ночь. На миг ему почудилось какое-то движение, послышался шорох сапога на кирпичной дорожке, но ни то ни другое не повторилось, и он списал все на свою взвинченность. Подумав, юноша решил, что немудрено разнервничаться. Потом повернулся и помог спуститься Хурину.