Геннадий Ищенко - Счатсливчик Ген

Лас удивленно на меня посмотрел, не понимая, чем так важен ветер для гребных судов, но спрашивать ничего не стал.

В поход взяли самые боеспособные части, и к первым кораблям прицепили плоты, на которые вместо снятых деталей требюше уложили связанные вместе тюки сармы. После Сантины Лерша стала еще уже: здесь теперь с трудом разошлись бы четыре гребных судна, а нормально маневрировать могло вообще только одно. Но глубина повсюду была большая, а берега по обе стороны реки — высокие и обрывистые. По сути, мы сейчас плыли в каньоне, который за тысячи лет выточили в камне воды реки. Ветер по-прежнему продолжал дуть нам в спину, и, если бы я знал какие-нибудь молитвы и верил в их действенность, сейчас точно помолился бы, чтобы он не поменял направления и не стих. Плыли мы почти до вечера с двумя небольшими остановками для отдыха гребцов. А потом нас встретили. В этом месте река делала небольшой поворот. Когда мы его выполнили, то увидели десятка три вражеских судов, которые полностью перегородили реку, убрав весла и скрепив борта. Все корабли были повернуты к нам кормой, и корабельные баллисты изготовлены для стрельбы. До дистанции действенного огня нам оставалось проплыть еще метров триста.

Естественно, мы туда не поплыли. По моей команде матросы отвязали все три плота, отбуксировали их одним кораблем выше по течению метров на сто и надежно закрепили на месте, столкнув в воду с каждого по три больших камня, обвязанных длинными канатами. Течением их чуть снесло вниз, но камни зацепились за неровности дна, и плоты остановились. Потом три кучи тюков были облиты маслом и подожжены. Сделав свое черное дело, экипаж этого корабля немного сдал назад и бросил якорь.

Тюки с сармой быстро разгорелись и небольшой, но постоянно дующий ветер, понес черный дым на корабли гардейцев, заполняя им весь каньон. Наверное, на кораблях решили, что мы хотим к ним незаметно приблизиться под покровом дыма, не дав по себе прицельно стрелять. Свою ошибку они поняли сразу, как только дым достиг первых кораблей. До них было почти пол-лиги, но отчаянные, полные ужаса крики доносились совершенно отчетливо. Тюки горели с полчаса, после чего к плотам подплыли на лодке и залили их водой. Выждав еще немного, чтобы ветер выдул остатки дыма, мы пустили на разведку головной корабль. Его экипаж доплыл до корабельной баррикады, произвел ее осмотр и подал нам сигнал, что опасности нет. Когда мы по одному растащили корабли, выяснилось, что в живых осталась всего треть их экипажей. Остальные либо лежали в лужах крови на палубе, зарубленные собственными товарищами, либо утонули, бросившись в воду. Если долго дышать дымом сармы, помутнение рассудка заканчивалось глубоким обмороком, поэтому мы первым делом собирали уцелевших, но находившихся в бессознательном состоянии матросов, и вязали их по рукам и ногам. Потом всем пришлось опять стать на якорь и ждать, пока выделенные из каждого экипажа матросы перегонят все захваченные корабли в Сантину и сдадут там пленников. Длилась эта эвакуация пленников и трофеев весь вечер и всю ночь. Измотанным работой матросам, уходящим в рейс с последним кораблем, дали задание оставаться в городе и отдыхать. Все равно толку от них сейчас было мало, а Хенку не помешает иметь под рукой свое судно.

На следующее утро снялись с якоря и двинулись вперед малым ходом. Река сузилась, и течение стало быстрее, а гребцов в экипажах не хватало. Я искал место, где можно было бы высадить людей, но отвесные берега не давали такой возможности. Несколько раз видели на берегу людей, которые сразу прятались, несмотря на то что мы не смогли бы причинить им никакого вреда.

— С момента боя мы больше не видели на реке кораблей, — сказал я Маркусу. — По словам адмирала, здесь никогда не бывало хороших дорог, поэтому если кто из тех, кого мы видели, захочет предупредить о нас коменданта Ротана, то быстро это сделать не удастся. Высадиться, чтобы осмотреться и напасть на город с суши, не получается, а заходить в порт днем — это безумие, нас там всех быстро перетопят. Поэтому предлагаю напасть ночью, пользуясь тем, что у нас в общей сложности больше шести сотен людей, которые хорошо видят в темноте. На причалы плыть не на кораблях, а на лодках. Они у нас могут взять сразу больше сотни человек. Адмирал говорил, что корабли к причалам ставят очень тесно, а наблюдение ведут в основном за тем участком реки, откуда может последовать нападение, так что шанс проскочить у нас есть. Причалы наверняка охраняются, а на отдельных кораблях может быть кое-кто из экипажей. Если сможем тихо высадиться и захватить порт, то, считайте, что половину дела уже сделали. Почти все боевые корабли мы захватили, да и война со Стани требует солдат, так что слишком много их сейчас в Ротане быть не должно. Даже если не удастся сразу захватить крепость, ее можно блокировать и заняться городом. Никуда они не денутся, потом доставим мины и вынесем ворота. Солдат в самой крепости никогда не было много, а сейчас и подавно всего две-три сотни, чтобы только могли управиться с баллистами. Что думаешь?

У Маркуса были уточнения по количеству и составу первой десантной партии, в целом мой план приняли без изменений. Мы подплыли к городу, когда уже начало темнеть, и стали на якоря за пол-лиги от места, где понижался левый берег Лерши, а она сама становилась шире, образуя сильно вдающуюся в сушу бухту, в которой и был построен порт. Люди неплотно поели и немного отдохнули, после чего начали заполнять лодки, уключины на которых обильно смазали маслом. В первую партию Маркус меня не пустил, да я и сам не очень рвался, поскольку на причалы планировалось высаживаться не с лодок, а вплавь, да еще с оружием, а я очень плохо плавал. Конечно, я стал несравненно сильнее, чем когда-то, но сила это еще не все, к ней неплохо приложить умение. Дальше я могу рассказать о том, как проходила высадка только с чужих слов. Лодки незаметно зашли в бухту и малым ходом почти в полной темноте приблизились к причалам, после чего с них соскользнули в воду десятка два братьев, вооруженных кинжалами и метательными ножами. Выбравшись на крайние корабли, они почти бесшумно принялись перемещаться с корабля на корабль, продвигаясь, таким образом, ближе к набережной. Выходить на причалы было рискованно, потому что у гардейцев имелись люди с магически улучшенным зрением. Несколько раз на кораблях натыкались на спящих матросов. Рисковать мы не могли, так что живых братья не оставляли. Сам порт охраняли четыре наряда по три человека в каждом. Еще три десятка солдат спали в караульном помещении. У караулки слегка покачивался на ветру большой масляный фонарь, который и составлял все освещение порта. Основная сложность была в том, чтобы скрытно рассредоточиться по набережной и подобраться на расстояние броска ножом к бойцам всех четырех нарядов. Это пришлось делать ползком, надолго замирая на месте, если кто-то из солдат оказывался поблизости. Выкрашенные ореховым соком и неподвижно лежавшие на набережной тела братьев было очень трудно заметить, а вот когда человек слегка приподнимался и начинал двигаться, сделать это было уже намного легче. Поэтому ликвидация нарядов заняла часа три. Несильный вскрик, чей-то хрип и звон выпавшего из горла ножа — вот и все звуки, ставшие результатом одновременной стремительной атаки братьев на караулы. Солдаты в караулке так и не проснулись ни от этого шума, ни тогда, когда к ним пришла смерть в облике пяти братьев, неслышно проскользнувших в незапертую дверь караульного помещения. Как мы потом узнали, нам здорово повезло в том, что за несколько дней до нашего появления находившихся здесь опытных вояк отправили драться в долину Ори, заменив их молодым пополнением. Те вряд ли позволили бы перерезать себя во сне. Дальше можно было уже не так таиться. Лодки высадили всех людей, и ушли к кораблям за следующей партией, а высадившиеся начали внимательно осматривать пришвартованные суда и территорию порта. На этот раз обнаруженных людей, если они не оказывали сопротивления, уже не убивали, а сгоняли под охрану в найденное недалеко от караулки пустое складское помещение. Мы с Маркусом высадились с третьей партией, которая захватила с собой большое количество арбалетов и болтов. Следующими должны были пойти лучники, а всего до рассвета мы надеялись успеть забросить в порт две тысячи бойцов. Учитывая малочисленность местного гарнизона, этого должно было хватить. Когда в порту скопились около тысячи солдат, мы начали выдвижение к магистрату с целью захватить и обезвредить городскую стражу. К счастью, нам это удалось, иначе мы бы в городе не удержались. Передовые отряды почти без шума захватили и согнали в подвал магистрата около сотни стражников, где их заперли, оставив охрану, а сами бегом устремились к воротам крепости. Здесь нас впервые заметили, подняли тревогу и обстреляли из луков. Мы ответили стрелами на стрелы, и несколько человек с криками упали со стены на внутренний двор. Остальные попрятались, но начали изо всех сил лупить в било. Вот тут мы поняли, в чем просчитались. Ротан, в отличие от Сантины, населяли не торговцы и рыбаки с корабелами, его населяли в большинстве семьи солдат и военных матросов. Почти в каждом доме имелось оружие, и сейчас его пустили в ход. Мы начали нести потери от болтов и клинков, которые взяли в руки женщины и подростки. В тесноте городских улиц было трудно защититься, когда из окна или внезапно распахнувшейся двери в спину летел болт, или наносился удар клинком. Поначалу мои бойцы еще сдерживались, пытаясь просто отобрать оружие и запереть обезумевших женщин в домах. Но потери росли, нападения множились, и они, в конце концов, рассвирепели и начали в ответ убивать всех подряд. Ни до того, ни после я не был так близок к тому, чтобы плюнуть на все, скомандовать отход и, погрузив своих людей на корабли, уплыть домой. Наверное, меня остановило только то, что у нас просто не было возможности уйти, не взяв крепость. Лодки не успели бы эвакуировать всех, а корабли потопили бы баллисты крепости. Я смотрел на лежавшие на городских улицах тела своих бойцов и убивших их женщин и детей, и мой счет к Ольге Шатровой стремительно увеличивался. Постепенно мы все же брали город под контроль. Нападения горожан на солдат стали реже, а из порта к нам постоянно подходило подкрепление. К рассвету всякое сопротивление прекратилось.