Ирина Котова - Королевская кровь. Книга вторая

Однако успели отвлечь одержимых на те мгновения, которые хватили агенту Дмитро Поляне на то, чтобы выставить щит, выбраться в коридор, и организовать эвакуацию принцессы.

Второй патруль, пропустив убегающих, вышел наперерез преследователям, завязался короткий бой с печальным результатом — они были выпиты, как и предыдущие. Третий сразу поспешил на прикрытие Ее Высочества, в составе тоже был штатный маг, который планировал сразу открыть Зеркало, но им ударили в спину, обездвижили и мгновенно иссушили резерв.

Картину финального боя он составил по рассказу Алины и студента Ситникова, а также в разговоре с магами.

Осталось дождаться пробуждения Темных, чтобы ответить на вопросы — почему и зачем? И как?

Хотелось бы также, чтобы очнулся Тротт, потому что что-то подсказывало опытному тидуссу, что у одержимых студентов стоит такой же сложный ментальный блок, как у руководителя школы воров, арестованного Стрелковским. А единственный, кто мог снять его, валялся в больничной палате, то на мгновения приходя в себя, то снова проваливаясь в беспамятство.

Максимилиан Тротт ощущал себя странно. Картинки окружающей действительности в те моменты, когда он пребывал в сознании, были приглушенными, почти бесцветными и безвкусными, звуки то казались слишком тихими, но, наоборот, невыносимо громкими, и минуты бодрстования быстро сменялись черными провалами с неприятными снами, будто организм уставал мыслить и чувствовать и отключался. Как аппарат с однажды перегоревшим предохранителем — чуть скачок напряжения, и все, не работает.

Каждый раз, когда он осознавал себя, мозг лениво оценивал происходящее вокруг, анализировал, пытался нащупать потоки стихий, но был еще слишком слаб. Только и оставалось, что слушать и наблюдать из-под опущенных ресниц — иначе слишком уж резал глаза свет в палате.

….типичный неврологический шок, острая реакция на раздражители органов чувств….

Это врач, его халат ослепительно-белый, общается с коллегами.

Провал.

…- Молодой человек, вы куда?!! Наденьте быстро бахилы!

— Да я профессору пирога принес домашнего. А бахилы мне на ноги не налезают, рвутся…

Тяжелый бас Ситникова, от которого болят уши. Вкусно, но очень резко пахнет выпечкой, и хочется смеяться от нелепости ситуации. Какие пироги? Он же весь на капельницах.

— Молодой человек, он пока не может есть, не видите?

— Спасибо, профессор Тротт, — говорит грустно Ситников. — Выздоравливайте, я очень хочу, чтобы вы дальше с нами занимались.

Он уходит и уносит с собой свои гостинцы, а запах дрожжевого теста и какой-то сладкой начинки еще долго витает в воздухе палаты.

Провал.

— Малыш, хватит притворяться, я вижу, что ты не спишь.

Улыбается сухими губами.

— Сгинь, Март.

— Ты ж моя умница, — утрированно сюсюкает фон Съедентент, и что-то мелькает перед глазами — Макс пытается открыть веки — точно, его сканируют. — Теперь, когда тебе поджарили мозг, может, ты станешь немного тупеньким, как мы? Мы будем тебя все равно любить, герой.

Он язвит, но слышно, что переживает.

— Пить, — просит Тротт шепотом.

С ловкостью заботливой бабушки Мартин приподнимает его голову и поит из специального поильника.

Провал.

Никак не открыть глаза. В палате кто-то есть. Но перед глазами — темнота, зрение отказало не вовремя. Вернется.

Всхлип, сопение.

Его пальцев касаются, осторожно, будто опасаясь, легко гладят, тут же отдергивают руку.

— Спасибо, — шепчет темнота голосом Богуславской.

Снова провал.

Четвертая принцесса вышла из палаты, где лежал Тротт, и потопала к выходу из лазарета. В коридоре сновали туда-сюда врачи, стояли охранники, в уголке расположился Тандаджи, внимательно слушающий какого-то сотрудника. Мимо медленно прошли два семикурсника — друзья Матвея, которые были у него на дне рождения — окинули ее настороженными взглядами, остановились, чтобы заговорить — но тут же были окликнуты всевидящим Тандаджи, который интересовался самочувствием и готовностью ответить на вопросы следователя.

Алина извиняюще улыбнулась, сказала вежливо «потом поговорим» и пошла быстрее.

Она, до того, как заглянуть по какому-то наитию в палату Тротта, видела в лазарете Матвея, видела издалека — тот стоял у реанимации, где лежал Димка, вглядывался за стекло, и хотела подойти, и побоялась. Вдруг не будет больше прежнего Матвея, вдруг он станет чужим и почтительным? Тогда бы она точно расплакалась.

Больница находилась на территории дворцового комплекса, с двумя выходами — в парк и в город. Но во дворец ей не хотелось. Василина уехала, Марина была на работе, а Поля засела за чтение старой книги о бермонтских традициях, каким-то чудом нашедшейся в королевской библиотеке. Потом бросала, фыркала, вздыхала, и шла в спортзал. Звала с собой Алинку, но та отмахивалась — спорт не был ее средством успокоения.

Принцесса потопталась у выхода в парк, развернулась и пошла к двери, ведущей в город. За ней тенями следовали охранники, и это ужасно раздражало.

Накинула куртку, которую держала в руках, открыла дверь и вышла на крыльцо. Было ветрено, лежащая перед дворцовой территорией площадь была украшена к завтрашнему Дню Рождения королевы, а справа, спиной к ней, стоял Матвей, курил, и Алина на миг замерла, потом решительно тряхнула головой, подошла к нему, неловко взяла за руку, приподнялась на цыпочки, заглядывая в лицо. Ситников искоса посмотрел на нее, невесело улыбнулся. Оглянулся на застывших на другом конце крыльца охранников, помрачнел еще больше.

— Ничего ведь не изменилось, — настойчиво, пытаясь не заикаться, сказала Алина, — я же такая же. Матвей?

— Эх, малявочка, — пробасил он с тихой нежностью. Сжал ее пальцы в руке, покачал головой. Все изменилось. Но как объяснить это девочке с косичками, которая смотрит на тебя своими серьезными зелеными глазищами из-под очков?

— Вот, значит, кто у тебя сестра, — произнес он, и Алина покраснела.

— Угу.

— А я занимался с профессором Троттом по утрам, — вдруг признался он, кидая сигарету в урну. Сделал движение, будто хотел погладить ее по спине, как обычно, и остановил себя. — Сам подошел и попросил его потренировать нас с Поляной по боевой магии. Боялся тебе сказать, чтобы не обиделась.

Алина задумалась и признала:

— Я бы, наверное, точно обиделась. Сейчас-то, конечно, нет… А зачем, Матвей?

Вокруг шумел ветер, она поежилась, и Ситников, поколебавшись, все-таки привлек ее к себе, приобнял чуть. Принцесса вздохнула и улыбнулась.

— Понял, что по сравнению с ним я не умею ничего, — объяснял он гулко над ее макушкой. — Наверное, затем же, зачем ты с Эдиком занималась, несмотря на то, как он к тебе относился…