Элизабет Хэйдон - Пророчество: Дитя Земли

Рапсодия посмотрела на огромное здание, перед которым они остановились, и сразу подумала, что храм напоминает столицу в миниатюре: великолепная архитектура, давно пришедшая в упадок, потрескавшиеся мраморные ступени, спускающиеся в широкий внутренний двор, выложенный мозаикой. Восемь огромных покрытых плесенью колонн на неровном каменном полу. Центральная часть здания представляла собой ротонду, увенчанную круглым куполом с двумя продольными трещинами. С двух сторон к ним примыкали длинные пристройки с менее помпезной колоннадой — они оказались в лучшем состоянии. Высокий тонкий минарет венчал центральное здание, ярко сияя под жаркими лучами солнца.

Эши и Рапсодия поднялись по широкой лестнице и прошли сквозь открытый портал, служивший входом. Внутри храма было темно, горели лишь тусклые факелы и свечи. Глаза Рапсодии далеко не сразу приспособились к сумрачному свету.

Внутри храм оказался в приличном состоянии, хотя Эши рассказывал ей, что комнаты похожего на лабиринт здания давно никто не убирает. И все же зал поражал своей красотой, и Рапсодия восхищенно оглядывалась по сторонам.

В центре громадного помещения находился большой действующий фонтан — тонкая струя воды поднималась на двадцать футов и с плеском падала в бассейн, выложенный мерцающим лазуритом. Стены, украшенные изящным орнаментом и бронзовыми подсвечниками, и гладкий мраморный пол завершали композицию внутреннего убранства зала.

Из главного зала можно было попасть в две небольшие приемные, на пороге которых стояли стражники, вооруженные длинными тонкими мечами. За фонтаном виднелась еще одна дверь, покрытая изысканной резьбой, перед ней также стояла стража. Рапсодия и Эши обогнули фонтан и остановились перед ней.

После того как они сделали солидное пожертвование, стражи распахнули дверь и их впустили внутрь. Внесенные ими деньги пойдут на содержание оракула, сказали им. Эши громко поинтересовался у Рапсодии, известно ли Мэнвин о подношениях.

Комната, куда они попали, оказалось огромной, свет в нее проникал через окна в куполе ротонды, кроме того, горели бесчисленные свечи. В центре помещения, над большим колодцем, был установлен помост.

На помосте, скрестив ноги, сидела женщина. Мэнвин оказалась высокой и худощавой с розовато-золотистой кожей и огненно-рыжими волосами, в которых серебрились отдельные пряди. Время оставило на ее лице свой след, губы изгибались в странной тревожной улыбке. Она была одета в платье из зеленого шелка и держала в левой руке изысканно украшенный секстант.

Но внимание Рапсодии привлекли глаза прорицательницы. В них оказалось еще меньше человеческого, чем в глазах Эши. Когда Рапсодия заглянула в них, ее приветствовало собственное отражение. Глаза прорицательницы были идеальными серебряными зеркалами, без зрачков, радужной оболочки и склеры. Казалось, Рапсодия смотрит на два шарика ртути. Она попыталась отвести взгляд, и тогда Мэнвин улыбнулась.

— Загляни в колодец, — посоветовала она.

Ее голос был подобен хриплому карканью, больно резавшему слух. Рапсодия взглянула на Эши, и он кивнул. Они зашагали к помосту.

— Не ты, — прорычала Мэнвин, повернув к Эши свои зеркальные глаза. — Ты должен подождать. Будущее прячется от того, кто не виден Настоящему.

Рапсодия сглотнула и подошла к колодцу. Она вспомнила рассказы Ллаурона про Мэнвин — самую непредсказуемую и самую безумную из всех сестер. Она не могла лгать, но иногда истинные пророчества ужасно походили на бред безумца. Кроме того, пророчества часто оказывались двусмысленными или непонятными, что делало Мэнвин весьма ненадежным источником знаний о Будущем, хотя и лучшим из всех существующих. В любом случае, она оставалась единственной надеждой для тех, кто искал ответы на свои вопросы.

Набравшись мужества, Рапсодия подошла к колодцу и заглянула в зияющее бездонное отверстие в полу. В темноте подходить к нему было опасно, неровные края смутно вырисовывались в тусклом свете. Пророчица указала на потолок.

Только теперь Рапсодия обратила свой взгляд к куполу — темный, как ночь, то ли по замыслу архитектора, то ли здесь не обошлось без магии, он был усеян звездами или их изображениями, мерцающими сквозь дымку движущихся облаков. Она почувствовала, как ветер дергает ее за капюшон, и поняла, что каким-то образом оказалась вне храма, посреди громадного поля, вдвоем с прорицательницей. Падающая звезда прочертила небо огненным всполохом, ветер усилился.

— Рапсодия, — голос Эши прервал ее размышления, она оглянулась и увидела смутные очертания его плаща в сумраке храма.

Потом она повернулась к Мэнвин, и все стало таким же, как в тот миг, когда они вошли, вот только на лице прорицательницы появилось раздражение. Она поднесла секстант к глазу, направив его на темный купол, а потом указала на колодец.

— Посмотри внутрь, чтобы узнать назначенное время и место, — сказал она.

Рапсодия сделала глубокий вдох — она ведь еще не успела задать вопрос — но, не говоря ни слова, вновь посмотрела в колодец, где возникла картинка. Когда она окончательно прояснилась, Рапсодия разглядела женщину лиринской расы с посеревшим от боли лицом, она была беременна. Прижимая руки к огромному животу, женщина остановилась, чтобы отдохнуть.

Со стороны купола донесся необычный скрипучий звук, и Рапсодия посмотрела вверх. Звезды перемещались, менялась широта и долгота; Рапсодия успела заметить первоначальное расположение звезд. Вне всякого сомнения, Мэнвин показала ей место, где она найдет женщину.

— Когда, бабушка? — почтительно спросила она. Мэнвин расхохоталась неприятным клокочущим смехом, от которого у Рапсодии похолодела спина.

— Одна душа отправится в последний путь, когда появится другая, через одиннадцать недель после сегодняшней ночи, — ответила прорицательница, и изображение в колодце исчезло.

Мэнвин смотрела ей за спину, и Рапсодия повернулась к приближающемуся Эши, который успел снять капюшон.

Триумфальная улыбка появилась на лице прорицательницы, она показалась Рапсодии жестокой. Мэнвин смотрела в лицо ему, но обратилась она к Рапсодии:

— Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить.

Рапсодия побледнела. Теперь она поняла, что имел в виду Эши, когда говорил о неясных пророчествах. Имела ли в виду Мэнвин какую-то женщину лиринской расы или ее саму? Рапсодия хотела спросить, но язык отказывался произносить нужные слова.

— И что же это значит? — резко спросил Эши. Рапсодия ни разу не видела его таким рассерженным. — Зачем ты играешь с нами, Мэнвин?