Кейт Эллиот - Дитя пламени

Грозные бойцы, только теперь они все были мертвы.

Человек застонал, послышались какие-то булькающие звуки. Его шлем с гребнем был наполовину сорван с головы, разорванная маска волка сбилась на сторону, но смертельная рана поразила его тело, когда острые когти птицы впились ему в грудь и проткнули легкие.

— Бедная, страдающая душа. — пробормотал Алан, присаживаясь рядом с ним на колени. Его гордый профиль чем-то напоминал ему принца Сангланта: тот же бронзовый цвет лица, высокие, широкие скулы, глубоко посаженные глаза, хотя глаза этого человека, словно у оленя, были бездонно-карими. Несмотря на многочисленные раны, он прошептал проклятия, еле двигая окровавленными губами, когда увидел, что Алан склонился над ним, и странным образом Алан почувствовал, что понимает его, этого преданного солдата, не сдающегося до самого конца: «Пусть вы сегодня убили меня, но вам никогда не победить мой народ, вражеское отродье».

— Тише, — произнес Алан. — Надеюсь, ты обретешь покой, брат…

Лаоина подошла к нему и вонзила копье в горло умирающему воину.

— Саанит! Пусть он умрет! — Она плюнула на лицо Проклятому.

Алан поднялся.

— Разве есть необходимость обращаться с ним жестоко, когда он уже умирает?

— Ты считаешь, быстрая смерть — это жестокость? Все же такая смерть лучше, чем уготованная их рабам-людям!

— Да, они поступают так, но это не значит, что мы должны стать такими, как они! Если мы позволим превратить себя в дикарей, тогда мы проиграем гораздо больше, чем одну битву! Если мы забудем, что значит быть милосердными, мы станем такими, как дикие животные. — Здоровой рукой он махнул в сторону мертвых тел, оставленных фениксом. Кровь пропитала песок вокруг них, и тоненькие кровавые струйки бежали в сторону моря, теряясь в волнах прибоя.

Лаоина воткнула копье в песок, очищая его от следов крови. Когда она подняла глаза, то встретила его взгляд, настороженно-почтительный.

— Быть может, в твоих словах и заключается правда. Но все же они должны умереть. — Вдруг она вспыхнула, взглянув на его раненую руку.

— Я не умру, — пообещал он ей. Но внезапно вспомнил Лавастина и то, как проклятие Кровавого Сердца постепенно превратило графа в камень. Когда Алан прикасался к своим распухшим, горящим пальцам, они нестерпимо болели, но он все еще чувствовал кость, плоть и кожу. Даже повернуть запястье было невыносимо больно, так что он чуть не терял сознание. Но он не обратился в камень.

Море шипело, волны накатывали на берег и отступали назад, оставляя на песке белую пену.

— Эй! — У подножия утеса Двупалый вырвал куст, за которым скрывался вход в пещеру.

Алан внимательно следил, не приближаются ли к ним незваные гости, в то время как остальные доставали из укрытия небольшую лодку, глубокую, с обшитыми внакрой бортами, управляемую с помощью весел — с каждой стороны по четыре углубления под весла, и единственной мачтой. Они протащили ее по песку и спустили на воду, после чего погрузили все их вещи и собранное оружие в качестве балласта. Алан громко свистнул, и на его зов тут же прибежали собаки, нетерпеливые и отдохнувшие, и забрались к ним в лодку.

Двупалый развязал восемь плотных веревок, закрепленных на крюках впереди, и бросил их все по одну сторону. Сам он устроился на носу лодки. И пока лодка покачивалась на набегающих волнах, достал из мешка костяную флейту и начал играть.

Сначала они появились, подобно ряби на гладкой поверхности воды. Два существа показались над волнами, их тела блестели, а пена расходилась вокруг них кругами. У них были лица, по форме своей отдаленно напоминающие человеческие, во рту виднелись острые зубы, как у хищников. Кожа, покрывающая их лица, плечи и туловища, была блестящая, гладкая и бледная, словно прозрачная. Один из них стремительно нырнул обратно, ударив по воде сильным, мускулистым хвостом.

Алан смотрел, не отрываясь.

— Он вызвал мерфолков! Никогда не думал… — Он пошатнулся, поскольку лодка начала раскачиваться у него под ногами. Сколько времени прошло с тех пор, как он видел во сне Сильную Руку?

Но он был мертв, разве не так? Мертвые не могут видеть сны, и он больше не думал о Сильной Руке с тех пор, как шаман-кентавр принесла его к Адике. В любом случае, вглядываться сейчас в толщу воды — все равно что вновь мечтать и вспоминать Сильную Руку.

Если он уже был мертв, то никак не мог умереть вновь даже от укуса ядовитой змеи. Алан засмеялся, обнял Адику за плечи и развернул ее так, что смог поцеловать в щеку.

— Кажется, от яда ты повредился рассудком, — пробормотала Лаоина.

Нехорошее предчувствие, одолевавшее Адику, было настолько же сильным, как соленый запах моря, но она слишком практично смотрела на многие вещи, чтобы начать сейчас просто стонать и плакать. Она присела в лодке и стала что-то искать в своем мешке, пока Двупалый продолжал играть на флейте, звуки которой заставляли мерфолков неохотно кружиться около лодки.

Приплыла еще пара мерфолков, затем еще одна, как вдруг лодка покачнулась под Аланом, так что он резко сел на деревянный настил и здоровой рукой схватился за борт. Его посох болтался на корме, и Алан едва успел удержать его, прежде чем он оказался бы в воде. Собаки улеглись на дно лодки, жалобно скуля. Лаоина тихо шептала какие-то слова, будто бы молилась, и с удивлением, смешанным с ужасом, смотрела, как мерфолки схватили веревки в когтистые лапы и под звуки флейты Двупалого начали тянуть лодку в сторону моря.

Вскоре прибыли четвертая, пятая и шестая пары, пока вода вокруг лодки не начала бурлить и пузыриться; их гладкие тела мелькали над поверхностью темных вод. Берег и утес таяли где-то вдалеке, и вскоре даже блеск от разрушенного судна, брошенного на песчаном берегу, исчез из виду.

Рука Алана нестерпимо пульсировала, боль прекращалась только там, где была закреплена повязка скролинов.

В ушах звенело, и самого его лихорадило, или, возможно, он просто дрожал от ветра и ледяных морских брызг.

— Выпей это. — Адика поднесла к его губам кожаный кубок, и он покорно проглотил напиток. После этого она наложила прохладную массу на распухший укус и плотно обернула руку мягкой шерстяной тканью.

Наступила ночь. Алан больше не видел мерфолков, хотя соленые брызги воды попадали ему на губы и глаза и лодка все так же вздымалась и танцевала под ним, пока они продолжали двигаться вперед. Его волосы, кожа, одежда — все было липкое и влажное от соленой воды. Адика заснула, укрывшись своей меховой накидкой.

Алан впадал в забытье, но тут же просыпался, замерзший, мокрый и несчастный, привалившись к широкой спине Горя. Двупалый стоял на носу лодки и продолжал играть на флейте; казалось, непогода и усталость не властны над ним. Алан знал это заклинание, когда-то он уже слышал его. Стоит Двупалому хоть раз сыграть что-то неверно, мерфолки могут уплыть и оставить их одних посреди морских просторов умирать от холода и жажды, несмотря на то что вокруг было столько воды. Алан нашел бурдюк с водой и лишь немного отпил из него, хотя его мучила сильная жажда.