Оксана Панкеева - Рассмешить богов

– Дядя Байли! – горестно воззвал Доктор. – Ты-то откуда здесь?

«Дядя» подошел поближе, так, чтобы никому не требовалось оборачиваться для общения с ним, и все так же безмятежно объяснил:

– Наверное, из реанимации… Что-то меня все время в разные стороны тянет…

– Я же тебя предупреждал! Ну что у вас за порода такая!..

– Да брось ты, – небрежно махнул рукой новый персонаж и одарил тружеников ослепительной улыбкой. – Все равно мы когда-то должны умереть. Так что, всю оставшуюся жизнь трястись над остатками своего здоровья? И отказываться от всех мыслимых удовольствий, только чтобы продлить свое жалкое существование? Ха!

«Интересно, сколько ему лет? На вид не более тридцати, но он должен быть хоть немного старше Доктора…» – подумал Кантор, невольно залюбовавшись этим блистательным кавалером. Чем-то напоминал ему докторский дядюшка непутевого маэстро Эль Драко. Та же радостная, беззаботная легкость исходила от него, почти то же небрежное изящество сопровождало каждое движение, и, если присмотреться, можно было уловить некоторое внешнее сходство.

Даже смертельное течение почему-то резко сбавило скорость после появления этого господина в белом, давая возможность всем немного отдохнуть. Доктор этой возможностью воспользовался для воспитательной работы с родственником.

– Вот и имеешь удовольствие! – сердито воскликнул он в ответ на последнее высказывание. – Если и не умрешь, то останешься инвалидом. Можешь считать, что это было твое последнее приключение. И последнее удовольствие.

На точеном, смуглом лице белоснежного дядюшки мелькнула снисходительная усмешка.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что моя дальнейшая судьба не зависит ни от усилий врачей, ни от моего личного добродетельного поведения. Может, я умру, а может, исцелюсь как ни в чем не бывало. На все воля бога.

– Дядя, – устало вздохнул Доктор, – от старости никакие боги не исцеляют.

– Ну и на кой мне тогда такая старость? В конце концов, умереть в мои восемьдесят шесть в объятиях двадцатилетней негритянки – это не самый худший конец.

– Инсульт на бабе – это пошло, – без особого энтузиазма возразил племянник. Судя по вялости дискуссии, вопрос о любовных похождениях престарелого дядюшки был обсужден и пережеван уже много раз и ни одного, ни другого не вдохновлял.

– И почему вы, врачи, такие циники? – пожал плечами дядя. – Во-первых, не «на», а «под», если быть точным. А во-вторых, она вовсе не баба, а очаровательная девушка. Надеюсь, я не очень ее напугал… Оставим эту тему, ты мне еще при жизни надоел своими нравоучениями. Лучше скажи, почему это Макс молчит и прячет лицо, как будто не хочет быть узнанным? Я его чем-то обидел, что даже попрощаться с родным отцом не желает?

На несколько секунд повисла мертвая, нехорошая тишина, которую прервал не сознающий торжественности момента цыпленок Мафей.

– Я не понял, – пропищал он, – Диего, если это твой папа, то это, значит, дедушка? А почему ты никогда о нем не говорил?

– Думаю, все должен объяснить папа, – с трудом нашел слова Кантор, потрясенный выражением лица родителя. И с запозданием понял, что слова эти были не самыми лучшими в данной ситуации. Ведь не на пустом месте появились слухи, что Максимильяно дель Кастельмарра – самозванец, и вряд ли папе было приятно сейчас вслух признавать это перед взрослым сыном…

– Я так и знал, что твои вечные секреты кончатся чем-нибудь подобным, – печально развел руками Доктор. – Но эта ситуация превзошла все ожидания. Что ж, Макс, познакомь деда с внуком. Может, кто-то из вас сегодня умрет и больше вы не встретитесь все вместе.

– Почему это «кто-то»? – перебил красавчик в белом. – Если вдруг мы оба одновременно покатимся в тоннель, кого спасать велит тебе врачебная этика?

– Того, кто моложе, – вздохнул Доктор. Если разобраться в этих запутанных родственных связях, то он, получается, приходится Кантору дядей? Вот это новости… Полезно иногда пошляться по Лабиринту, сколько интересного узнать можно… – Это-то понятно. А вот что делать, если вы все втроем покатитесь одновременно?

– Да то же самое, – легко отмахнулся великолепный дедушка. – Но вопрос теоретический, я ведь не хуже тебя вижу, что реальная опасность угрожает только Максу. Да и то не особенно, если я не ошибаюсь, кто-то из старших уже до него дотянулся. Молари или Фрель, только у них получается дотягиваться до больных родственников, не спускаясь в Лабиринт. Так это, значит, мой внук? Макс, скажи хоть что-нибудь! Это и есть твой ребенок, тот самый, который…

– Папа! – взмолился отец. – Прошу тебя, помолчи! Здесь и так было сказано достаточно лишнего! Да, это он! Можешь на него посмотреть! А ты, сынок, можешь посмотреть на дедушку! И если вы еще хоть один вопрос мне зададите, я сегодня все-таки умру!

– Послушай, Макс, – вмешался Доктор, – не закатывай истерику. Рано или поздно это должно было случиться, и странно, что ты к этому не готов. Я тебе говорил, что надо было сразу все объяснить парню – и никаких проблем бы не было ни у него, ни у тебя. Вот теперь, пока тебя никуда не несет и все вроде бы стабильно, сядьте и поговорите.

– Действительно! – спохватился дедушка. – Что это мы стоим, и вообще, почему находимся в такой помойке? У нас такое событие – Макс мне наконец внука показал… Обстановка должна быть подобающая!

Грязь моментально высохла и на глазах стала покрываться нежной зеленой травкой. Воздух сгустился, сформировавшись в плетеные кресла и небольшой столик, такие же белые, как дедушкины одежды.

– Вот так, – удовлетворенно оглядел результат почтенный предок и удобно устроился в ближайшем кресле. – Так гораздо лучше. Замечательно сидим. Сюда бы еще нескольких дам…

– Тетушку Сибейн, – мстительно вставил папа. – Чтоб рассказала все, что думает о тебе и твоих похождениях. Или какую-нибудь пробегающую покойницу.

– Макс, ну ведь язык у тебя! – поморщился Доктор. – Только пробегающих покойниц нам не хватало для полного ощущения праздника!

И как бы специально для того, чтобы сорвать намечающийся разговор и лишить Кантора единственной возможности залатать дыры в памяти, над головами сидящих раздалось озорное «Па-аберегись!», и прямо на стол приземлилась миниатюрная хинеянка в облегающем костюме из черной кожи и с огромным зонтиком в руках. Дедушка мгновенно скис и проворчал что-то насчет любимого сыночка, который вечно все сглазит. А Доктор, предупреждая возможные вопросы, быстро произнес, подавая девушке руку и помогая спуститься со стола:

– Сибейн, моя мать. Диего, сын Макса.

Кантор едва успел вскочить, чтобы не оказаться невежей, но кланяться поостерегся, боясь уронить цыпленка.