Анджей Сапковский - Последнее желание. Меч Предназначения (Ведьмак)

— Я не взял бы. Не мог бы взять на себя ответственность. Не согласился бы отягощать ею тебя. Не хотел бы, чтобы ребенок когда-нибудь вспоминал тебя так… как я…

— Ты ненавидишь ту женщину, Геральт?

— Мою мать? Нет, Калантэ. Догадываюсь, что она оказалась перед выбором… А может, и не было выбора? Нет, был, ведь ты знаешь, достаточно нужного заклинания или эликсира… Выбор. Выбор, который надо уважать, потому что это священное и неоспоримое право каждой женщины. Эмоции тут ни при чем. У нее было неоспоримое право решать, и она решила. Но, думаю, встреча с ней, выражение ее лица… Это дало бы мне что-то вроде извращенного удовлетворения, если ты понимаешь, о чем я.

— Я прекрасно понимаю, о чем ты… — улыбнулась она. — Но у тебя мало шансов испытать такое удовлетворение. Я не могу определить твой возраст, ведьмак, но полагаю, ты гораздо старше, чем об этом говорит твоя внешность. А значит, та женщина…

— Та женщина, — прервал он, — наверняка сейчас выглядит много моложе меня.

— Чародейка?

— Да.

— Интересно. Я думала, чародейки не могут…

— Она, вероятно, тоже так думала.

— Вероятно. Но ты прав, не будем обсуждать право женщины принимать решения, это обсуждению не подлежит. Вернемся к нашей проблеме. Так ты не возьмешь ребенка? Бесповоротно?

— Бесповоротно.

— А если… если Предназначение не только миф? Если оно все же существует, то не может ли оно отомстить?

— Если будет мстить, то мне, — спокойно ответил он. — Ведь против него выступаю я. Ты-то выполнила свою часть обязательства. Ведь если Предназначение не легенда, то из указанных тобою детей я должен был выбрать соответствующего. Но ведь ребенка Паветты нет среди них?

— Есть. — Калантэ медленно подняла голову. — Хочешь увидеть? Хочешь взглянуть в глаза Предназначению?

— Нет. Не хочу. Отказываюсь, отрекаюсь. Отрекаюсь от этого мальчика. Не хочу смотреть в глаза Предназначению, потому что не верю в него. Ибо знаю: чтобы соединить двух человек, одного Предназначения недостаточно. Нужно нечто большее, чем Предназначение. Я смеюсь над таким Предназначением, я не последую за ним, как мальчишка, которого ведут за руку, ничего не понимающий и наивный. Это мое бесповоротное решение, Калантэ из Цинтры.

Королева встала. Улыбнулась. Он не мог угадать, что кроется за ее улыбкой.

— Да будет так, Геральт из Ривии. Быть может, тебе как раз и было предначертано отречься. Может быть, это было твоим Предназначением. Думаю, так оно и есть. Так знай же, если б ты выбрал и выбрал правильно, то увидел бы, что Предназначение, над которым смеешься ты, жестоко посмеялось бы над тобой.

Он посмотрел в ее ядовито-зеленые глаза. Она улыбнулась. Разгадывать ее улыбки он не умел.

Рядом с беседкой росли розы. Целый куст. Он наклонил ветку, сорвал цветок, опустился на колено и двумя руками подал ей, опустив при этом голову.

— Как жаль, что я не узнала тебя раньше, белоголовый, — проговорила она, принимая розу из его рук. — Встань.

Он встал.

— Если изменишь решение, — она поднесла розу к лицу, — если решишь… Возвращайся в Цинтру. Я буду ждать. И твое Предназначение тоже будет ждать тебя. Возможно, не до бесконечности, но наверняка еще какое-то время.

— Прощай, Калантэ.

— Прощай, ведьмак. Будь осторожен. У меня… У меня минуту назад было предчувствие… Странное предчувствие… будто я вижу тебя в последний раз.

— Прощай, королева.

Он проснулся и с удивлением отметил, что мучительная боль исчезла, казалось также, что перестала досаждать пульсирующая, натягивающая кожу припухлость. Он хотел вытянуть руку, потрогать, но не мог пошевелиться. Пока понял, что сдерживает его лишь тяжесть кож, которыми он накрыт, холодный, отвратительный ужас опустился ему на живот, впился во внутренности, словно ястребиные когти. Он сжимал и разжимал пальцы, мысленно повторяя: нет, я не…

Парализован…

— Ты проснулся.

Не вопрос, констатация. Тихий, но внятный мягкий голос. Женщина. Молодая, вероятно. Он повернул голову, застонал, пытаясь подняться.

— Не шевелись. Во всяком случае, не так резко.

— Нннн, — налет, склеивавший губы, разорвался, — нннет… Не рана… Спина…

— Пролежни, — спокойная, холодная констатация, не соответствующая мягкому альту. — Я помогу. Вот, выпей. Медленно, малыми глотками.

У жидкости был в основном запах и вкус можжевельника. «Старый способ, — подумал он. — Можжевельник либо мята просто добавки, значения не имеют, введены лишь для того, чтобы замаскировать настоящий состав». И, однако, он распознал паперник, может, корнежом. Да, наверняка корнежом, корнежом нейтрализует токсины, очищает кровь, испорченную гангреной либо заражением.

— Пей. До конца. Медленней, а то подавишься.

Медальон на шее начал легонько вибрировать. Стало быть, в напитке была и магия. Он с трудом расширил зрачки. Теперь, когда она подняла ему голову, он мог рассмотреть ее получше. Небольшая. В мужской одежде. Маленькое и бледное в темноте лицо.

— Где мы?

— На поляне смолокуров.

Действительно, в воздухе плавал запах смолы. Он слышал голоса, долетающие от костра. В этот момент кто-то подкинул хвороста, пламя с треском взвилось вверх. Он снова взглянул, воспользовавшись светом. Волосы у нее были стянуты опояской из змеиной кожи. Волосы…

Волосы были рыжие, огненно-рыжие, подсвеченные пламенем костра, они казались красными, как киноварь.

— Больно? — прочитала она его ощущения, но неточно. — Сейчас… Минуточку…

Он почувствовал резкий удар тепла, исходящего от ее рук, разливающегося по спине, сплывающего вниз, к ягодицам.

— Мы тебя перевернем, — сказала она. — Не пытайся сам. Ты очень слаб. Эй, кто-нибудь поможет?

Шаги со стороны огня, тени, силуэты. Кто-то наклонился. Йурга.

— Как вы себя чувствуете, господин? Вам лучше?

— Помогите перевернуть его на живот, — сказала женщина. — Осторожнее, медленнее. Вот так… Хорошо. Благодарю.

Ему больше не надо было на нее смотреть. Теперь, лежа на животе, уже не надо было рисковать взглянуть ей в глаза. Он успокоился, сдержал дрожь рук. Она могла почувствовать. Он слышал, как позвякивают застежки сумки, как она ищет флаконы и фарфоровые баночки. Слышал ее дыхание, чувствовал тепло ее бедра. Она стояла рядом на коленях.

— Рана, — проговорил он, не в состоянии переносить тишину, — доставила тебе хлопот?

— Да, немного. — В голосе холод. — Как обычно при кусаных ранах. Самый паршивый вид ран. Но тебе это, кажется, не внове, ведьмак?

«Знает. Копается в мыслях. Читает? Вряд ли. И знаю почему. Она боится».