Роберт Сильверберг - Хроника Маджипуры. Валентайн Понтифик

На другом краю джунглей, где Коронованный вел на юг вторую армию по другому непроходимому пути, вдоль западного берега Стейча, план Фараатаа был иным: протянуть сеть бесконечной и непреодолимой паутины из вьющихся клейких стеблей, чтобы вынудить их идти все дальше и дальше в обход, пока они окончательно не заблудятся. Трудность этой уловки состояла в том, что никто не мог эффективно управлять раскладыванием сети, кроме лесных братьев — этих приходящих в бешенство маленьких обезьян, которые выделяли вместе с потом фермент, защищавший от клейкого вещества стеблей. Но у лесных братьев было мало оснований любить пиуриваров, которые веками охотились на них из-за вкусного мяса, и получить их помощь в таком деле было отнюдь не легко.

Фараатаа почувствовал, как гнев поднимается и закипает в нем.

Все шло так хорошо вначале. Распространение болезней и эпидемий в сельскохозяйственных районах… привело к краху сельское хозяйство в обширной зоне… Голод, паника, массовая миграция… Да, все согласно плану. И высвобождение специально созданных животных тоже сработало хорошо, хотя и в меньшем масштабе, но это усилило страх населения и затруднило жизнь обитателей городов.

И все же воздействие не было столь сильным, как надеялся Фараатаа. Он думал, что кровожадные гигантские милуфты терроризируют Ни-мою, которая уже была в состоянии хаоса, но не ожидал, что армия лорда Хиссуна будет в Ни-мое, когда милуфты достигнут города, или что его стрелки так легко расправятся со смертоносными птицами. Теперь же у Фараатаа не было больше милуфтов, и потребовалось бы пять лет, чтобы вывести достаточное их число для нового удара…

Но были пилигригормы. Были гоннигоги, миллионами содержавшиеся в баках и готовые к тому, чтобы их выпустили. Были кеси, были врииги, замбиносы, малапомасы. Были в запасе и новые эпидемии — облако красной пыли, которое пронесется над городом ночью, отравит в нем всю воду на несколько недель и оставит пурпурные споры, из которых появятся личинки, вызывающие болезни травоядных животных. Фараатаа колебался, выпускать ли их на свободу, поскольку ученые предупреждали, что не просто будет взять их под контроль после поражения Неизменчивых. Но если окажется, что война идет не в пользу его народа, если не останется надежды, тогда Фараатаа не станет колебаться и бросит все, что угодно, лишь бы нанести вред врагу, независимо от последствий.

Вернулся Ааризиим, пугливо приближаясь.

— Есть новости. О Король Который Есть!

— С какого фронта?

— С обоих. О Король…

Фараатаа напрягся.

— Ну, насколько плохие?

Ааризиим замялся.

— На западе они уничтожают пилигригормов, используя что-то вроде огня, извергающегося из металлических труб, который расплавляет их панцири. Враг быстро продвигается по той зоне, где мы выпустили пилигригормов.

— А на востоке? — спросил Фараатаа с каменным лицом.

— Они прорвались через лес, и мы не смогли вовремя создать заслон из сетей. Они ищут Илиривойн, как сообщают разведчики.

— Хотят найти Данипиуру. Создать с ней союз против нас.— Глаза Фараатаа загорелись.— Это плохо, Ааризиим, но с нами еще далеко не покончено! Крикни сюда Бенуунаба и Сиимии. И кого-нибудь еще. Мы сами пойдем в Илиривойн и схватим Данипиуру прежде, чем они доберутся до нее. Мы предадим ее смерти, если понадобится. С кем они тогда будут заключать союз? Если они станут искать пиуривара, наделенного властью, то найдут одного Фараатаа, а Фараатаа не подпишет договор с Неизменчивыми.

— Схватить Данипиуру? — с сомнением произнес Ааризиим.— Предать Данипиуру смерти?

— Если меня вынудят, — сказал Фараатаа,— я предам смерти весь мир прежде, чем возвращу его им!

Вскоре после полудня они остановились в местечке к востоку от Дулорнского Ущелья, именуемое Престимионской долиной, которая, как понял Валентайн, была когда-то важным сельскохозяйственным центром. Его поездка по измученному Зимроелю открыла перед ним картину запустения — брошенные фермы, опустевшие города, признаки самой ужасной борьбы за выживание… Но эта Престимионская долина была, несомненно, самым унылым местом из всех.

Ее поля обуглились и почернели. Ее население — молчаливое, потрясенное, оглушенное.

— Мы выращивали люсавенду и рис,— рассказывал встретивший Валентайна плантатор по имени Нитиккимал, который сказался мэром района.— Потом появилась пыльца на люсавенде, и все погибло, так что пришлось сжечь поля. Пройдет еще по меньшей мере два года, прежде чем будет безопасно садить снова. Но мы остались. Ни один из нас не покинул Престимионскую долину, ваше величество. У нас мало еды. И хотя гайрогам надо очень мало, даже мы не едим досыта… Здесь нет для нас работы, что особенно тревожит нас. И грустно смотреть на землю, покрытую пеплом. Но это наша земля, и потому мы остаемся. Будем ли мы когда-нибудь садить здесь снова, ваше величество?

— Уверен, что будете,— сказал Валентайн и подумал, не дает ли он этим жителям ложное утешение.

Дом Нитиккимала был большим особняком в самом начале долины, с высокими окнами из черного ганимарского дерева и крышей из зеленого шифера. Но внутри было сыро и неуютно, как будто у плантатора уже не лежало сердце к ремонту, так необходимому во влажном и дождливом климате Престимионской долины.

Днем Валентайн недолго отдыхал в одиночестве в просторной хозяйской гостиной, которую выделил для него Нитиккимал, прежде чем пойти в муниципальное собрание поговорить с жителями района. Здесь его настиг толстый пакет донесений с востока, Хиссун, узнал он, углубился в страну метаморфов где-то в окрестностях Стейча в поисках Нью-Велализьера, как называлась восставшая столица. Валентайн подумал, повезет ли Хиссуну больше, чем ему, когда он разыскивал блуждающий город Илиривойн. А Дивис собрал вторую, даже гораздо большую армию, чтобы внедриться в пиуриварские земли с другой стороны. Мысль о воинственном человеке, каким был Дивис в джунглях, беспокоила Валентайна. Это не то, что был намерен делать я, думал он, Посылать армию в Пиурифаину — как раз то, чего он надеялся избежать. Но, конечно, это стало неизбежным. Само время призвало Дивисов и Хиссунов, а не Валентайнов. Он будет играть свою роль, а они — свою, И по Божьей воле раны мира когда-нибудь начнут заживать.

Он просмотрел другие донесения. Новости из Замка Горы: Стазилен был теперь регентом и занят рутинными задачами правительства. Валентайну было жаль его. Стазилен надменный, Стазилен проворный, сидящий теперь за столом, царапая свое имя на листах бумаги! Как время переделывает нас всех, подумал Валентайн. Мы, думавшие, что жизнь в Замке Горы состояла только из охоты и развлечений, склонились теперь под тяжестью ответственности, поддерживая шатающийся мир своими спинами. Каким далеким казался Замок, какими далекими все радости того времени, когда мир, очевидно, управлялся сам собой и круглый год была весна.