Стивен Эриксон - Увечный бог

  И чему мы научились?

  Лишь тому, что у жизни свои цели. Там, где жизнь, там и страдание. Есть ли смысл, или существование - благо само по себе?

  Я Несвязанная. Мое зрение свободно, но что же я вижу?

  Ничего".

  Впереди, в авангарде колонны, она заметила стоящих людей. "Ну, пора найти подходящую ложь. И если на последнем издыхании эти люди проклянут меня, быть по сему. Мое преступление - подарить надежду. Мое наказание - увидеть, как она не сбылась.

  Но Т'лан Имассов наказывают уже очень долго. У несбывшейся надежды есть особое имя. Ее зовут страданием".

  - Слова, - сказала Баделле, смотря в глаза Адъюнкту. - Я находила силу в словах. Но сила ушла. Ничего не осталось.

  Мать поглядела на спутников, но ничего не сказала. В ее простом лице почти не оставалось жизни, ее глаза потухли. У Баделле что-то заболело в душе. "Были стихи для тебя. Но и они ушли. Высохли".

  Мужчина расчесал бороду грязными пальцами. - Дитя... если сила вернется - однажды...

  - Не обычная сила, - ответила Баделле. - Она ушла, наверное, навсегда. Не знаю, как ее вернуть. Думаю, она мертва. "Я не ваша надежда. Не могу ей стать. Должно было быть наоборот, неужели не понятно? Мы дети. Всего лишь". - Умерший здесь бог, с ним то же самое.

  - Объяснишь, Баделле?

  Она покачала головой.

  Другой мужчина - с мрачными глазами - спросил: - Что ты можешь рассказать о боге, Баделле?

  - Он разбит.

  - Он сам разбился или его кто-то разбил?

  - Он был убит поклонниками.

  Мужчину словно ударили по лицу.

  - Это в Песне Осколков, - объяснила она. - Бог пытался принести народу последний дар. Но они отвергли его. Им не нравился дар, потому они убили бога. - Она пожала плечами. - Было это давным-давно, в века, когда верующие убивали богов, если им не нравились божьи слова. Но ведь нынче все иначе?

  - Да, - сказал бородатый. - Ныне мы просто игнорируем их до смерти.

  - Не богов мы игнорируем, - произнесла женщина рядом с Адъюнктом, - а их дары мудрости.

  Первый сказал: - Делайте так достаточно долго, и боги иссохнут, умрут. Это убийство, хотя и растянутое во времени. Так же жестоки мы и со смертными, которые посмели сказать нечто, нам неприятное. - Он выругался. - Удивительно ли, что нас никто не любит?

  Мать встретилась с Баделле взглядом и спросила: - Тот город, Икариас - кто в нем живет?

  - Только призраки, Мать.

  Седдик сел на землю и вытащил бесполезные вещички. Услышав про Икариас, поднял глаза, указал на бородатого: - Баделле, я его видел. В хрустальных пещерах под городом.

  Она поразмыслила, дернула плечом: - Значит, не призраки. Воспоминания.

  - Навеки замерзшие, - согласился бородатый, глядя на мальчика. Потом обратился к матери: - Адъюнкт, они нам не помогут. Поглядите на них - умирают, как и мы.

  - Жаль, что и мы им не поможем, - бросил второй мужчина.

  Мать колебалась. Наконец она кивнула, как бы признавая поражение.

  "Не так должно было быть. Чего я не замечаю? Почему ощущаю такую беспомощность?"

  Бородатый снова смотрел на Седдика. - Пошлите их назад в постели, Адъюнкт. Слишком это... жестоко. Солнце и жара...

  - Лостара...

  - Нет, я сам их отведу, Адъюнкт.

  - Отлично, капитан. Баделле, этот человек - Рутан Гудд - отведет вас назад.

  - Да, мама.

  Капитан присел на корточки, оказавшись наравне с Седдиком. - Эй, - проворчал он, - дай-ка, помогу собрать игрушки.

  Баделле вдруг задохнулась. Она смотрела, как Рутан и Седдик набивают рваный мешок. Что-то заставило Седдика поднять глаза. Взоры встретились.

  - Беделле? Что такое? Чего такого он сказал?

  Она пыталась вздохнуть, пыталась заговорить. По телу неслось что-то дикое, яростное. Упав на колени, она выхватила мешок из маленьких рук Седдика. Высыпала вещички и с обожанием на них уставилась.

  - Баделле?..

  - Седдик... эти штучки - это были игрушки!

  Он поглядел на нее и побледнел. Выказал обнаженное, измученное удивление. Лицо поплыло, было ясно, что он сейчас заплачет.

  "Прости. Я... забыла".

  Она видела, что внимание Седдика вернулось к коллекции разбросанных по земле вещичек. Он хотел коснуться одной - фигурки из сучков и перьев - но отдернул руку. - Игрушки, - прошептал он. - Они игрушки.

  Капитан встал и отошел от них. Темные глаза встретили ее взгляд, она различила ужас - и поняла. "Да, мы даже это потеряли". - Спасибо, Капитан, - сказала она спокойно. - Мы идем назад. Но... не сейчас. Можно?

  Он кивнул и увел остальных взрослых. Видно было, что они смущены и хотят задать вопросы... но никто не произнес и слова.

  Баделле встала на колени рядом с Седдиком. Уставилась на россыпь, ослабев от беспомощности. "Я... я не помню". Но когда она протянула руку, чтобы взять рукоять ножа или кинжала, когда заколебалась и поглядела на Седдика - тот просто кивнул, приглашая.

  В тридцати шагах мучающийся под жаркими солнечными лучами Рутан Гудд стоял и наблюдал. С ним осталась лишь Адъюнкт. В нескольких резких, неуклюжих словах он объяснил, что тут произошло.

  Потом они молчали.

  Нечестно. Изо всех преступлений, виденных им за невообразимо долгую жизнь... "вот это превосходит все. Поглядеть в ее лицо. И на мальчика, когда она ему объяснила. Жалкая коллекция, носимая словно сокровище. Но разве это не сокровище?" Он утер лицо рукой и подал голос: - Мы говорили об убийстве богов со странным равнодушием, почти с пренебрежением - и что они нам явили? Адъюнкт, кто мы такие, если убиваем невинность?

  Вздох Таворы был прерывистым. - И на это найдется ответ.

  Он видел, как она принимает на плечи новую тяжесть, видел, с какой поразительной смелостью поднимает голову, как отказывается отвести взор от этой сцены - "два ребенка пытаются вспомнить, что значит "играть". Адъюнкт... не надо. Вы не вынесете еще большего..."

  Они повернулись, заслышав шум сзади.

  Т'лан Имасса. Рутан пробурчал: - Одна из наших дезертиров.

  - Ном Кала, - ответила пришелица. - Ныне на службе Падшего, о Старший.

  - Что вы хотите сказать? - спросила Тавора.

  - Адъюнкт. Вы должны пройти еще одну ночь. Здесь оставаться нельзя. Не сдавайтесь. Еще одна ночь.

  - Я намерена пройти столько ночей, сколько мы сможем.

  Ном Кала молчала, словно не находя ответа.

  Рутан Гудд откашлялся. - Ты не желаешь, чтобы мы сдавались. Понимаю, Ном Кала. Мы - последняя надежда Падшего.