Гай Кей - Поднебесная

— Достойна ли она тебя?

— Да, — ответил он. — Послушай, я сейчас тебе расскажу.

Тай начал с Куала Нора. Пока он рассказывал, солнце плыло по небу, скрываясь за белыми облаками и выходя из-за них. Пришел слуга, не в силах сдержать улыбку, и сказал, что обе матери и брат вернулись из Ханду. Тай встал и пошел к ним на главный двор, и упал на колени. Потом встал, и его радостно приветствовали дома.

Стоя поодаль и глядя на это, потому что она уже поговорила с ним и потому что недавно дома так же встречали ее саму, Ли-Мэй с досадой обнаруживает, что снова плачет.

Тай уже сообщил ей, что намерен остаться здесь и не ехать к императору. Она это понимает, конечно, понимает: в Катае существует давняя традиция, уходящая корнями к самому учителю Чо, что сильный мужчина стремится к равновесию между желанием быть полезным, стать придворным, «плыть в общем потоке», и противоположным стремлением к тишине, рекам и горам, к размышлению, вдали от хаоса дворца.

Ли-Мэй это знает, понимает брата, сознает, что отчасти чувства Тая связаны с Лю. Но у нее возникает ощущение — уже в тот первый день, когда он вернулся домой, — что ей нужно идти другим путем. Империя намного больше, чем это тихое поместье у реки. Она уже даже побывала за ее границами и испытывает слишком жгучую жажду узнать напор и сверкающее великолепие этого мира.

В свое время, говорит себе Ли-Мэй. Она не спешит.

Нужно предпринять шаги и действовать постепенно, избегать ловушек. Но тот человек, который теперь стал их императором, великий и славный Шиньцзу, когда-то провел рукой по ее спине, когда она смотрела на танец во дворце Да-Мин. Интересно, думает она, помнит ли он. Можно ли сделать так, чтобы он вспомнил.

Она оглядывается, видит плачущих и улыбающихся слуг и внезапно вспоминает другой танец: это тот самый двор, где когда-то, совсем маленькой, она пыталась устроить представление для своего отца и упала в листья из-за ветра.

По крайней мере, Тай высказал предположение, что она упала именно поэтому. А Лю… Лю тогда велел ей никогда не останавливаться во время выступления, даже если сделала ошибку. Продолжать, словно совсем ничего не случилось, словно ты никогда не делала никаких ошибок.

Она до сих пор не совершила жертвенное возлияние на могиле старшего брата. И не уверена, что когда-нибудь это сделает.

Много лет спустя она все-таки это сделает — совершит возлияние в память о Шэнь Лю, — но только после того, как близкое прошлое станет отдаленным прошлым. То, как мы помним, меняет то, как мы жили.

Время течет в обе стороны. Мы делаем историю нашей жизни.

Пришла осень. Листья павловний опали однажды ночью и лежали на земле, когда обитатели усадьбы проснулись. Они оставили их на дорожке на этот день, по семейной традиции, а потом, на следующее утро, все члены семьи подметали листья.

Зимой пришло послание из двора императора Шиньцзу. То есть из его временного двора в Шуцюане.

Великий и славный император подтверждал получение письма своего верного слуги Шэнь Тая. Он подтвердил прибытие в Шуцюань сардийских коней в количестве около двухсот пятидесяти голов, переданных в дар Катаю от того же верного слуги империи.

Император сочувствует и понимает, что после трудов на западе и горестных событий в семье господин Шэнь желает провести какое-то время с матерью и заняться делами поместья семьи. Император одобрял такие поступки, продиктованные преданностью.

Господин Шэнь должен согласиться, и он на это надеется, что все преданные и дееспособные мужчины нужны Катаю в такие неспокойные времена, как нынешние, и его присутствие при дворе, когда бы оно ни состоялось, будет приветствоваться императором.

В подтверждение благосклонности императора и в знак признания оказанных услуг император счел нужным увеличить количество земель на юге и на востоке сверх тех, которые уже подарил Шэнь Таю его досточтимый отец-император. Документы прилагаются. Император также с удовольствием удовлетворил просьбу господина Шэня о семи сардийских конях. Император даже пошел так далеко, что выразил свое личное мнение (это было необычным) о том, что при данных обстоятельствах это скромное количество. Эти семь коней вскоре будут ему доставлены с охраной, если будет на то воля богов.

Тай несколько раз глубоко вздохнул, читая и перечитывая эти строки. Кажется, он своего добился.

Эти земли, по сути, не принадлежат императору, так что он не может их дарить, подумал Тай. Слишком уж неопределенная ситуация сложилась на востоке. Но все же документы принадлежали ему, Тай держал их в руках, и когда-нибудь, возможно, судьба снова улыбнется Катаю и Девятой династии. Важно было то, что на его отсутствие при дворе получено согласие. По крайней мере, так казалось.

Семь коней вернутся к нему. Такое количество он выбрал по очень простой причине: раньше он обещал десять коней Цзянь (она хотела учить их танцам). Трех он оставил Бицану, осталось семь. Не считая двух для себя, у него были люди, которым он хотел подарить этих коней.

Его младший брат, его сестра. Комендант крепости у Железных Ворот. Поэт, если он когда-нибудь снова с ним встретится. Женщина, которую он любит, — это будет его свадебный подарок.

Если он когда-нибудь снова с ней встретится…

Кони действительно прибыли, вскоре после письма, в сопровождении двадцати солдат Пятого военного округа. Новые солдаты остались и образовали гарнизон в Ханду. Они были переданы в подчинение Четырнадцатой армии, базирующейся там, но более точно — самого Тая. Они привезли документы, в которых господин Шэнь назначался главнокомандующим Четырнадцатой кавалерии, в обязанность которой входило поддержание порядка в Ханду и окружающей сельской местности. Он подчинялся непосредственно губернатору, которому (а также префекту), господину Шэню предлагалось нанести визит, как только позволят обстоятельства.

Он попросил мать написать родителям Сун. Ответ стоил ему целого дня размышлений, когда он узнал, кто ее отец. В конце концов, вероятно, больше из почтения к этому человеку, чем по другой причине, Тай закончил свои размышления на берегу реки хохотом. То, кто она такая, многое объясняло. Он рассказал об этом Ли-Мэй, пытался заставить ее понять, почему это забавно, но она не смеялась, а, напротив, выглядела задумчивой.

Пришел ответ, адресованный его матери, в котором отец Вэй Сун давал официальное согласие на почетное предложение его дочери стать супругой члена семьи Шэнь. В этом письме выражалось личное восхищение генералом Шэнь Гао, но также отмечалось, что каньлиньские женщины, в соответствии с кодексом их ордена, всегда имеют право отказаться от подобного предложения и остаться в рядах воинов. Отец Вэй Сун обещал сообщить дочери о своем одобрении, но окончательное решение останется за ней.