Гай Гэвриел Кей - Песнь для Арбонны

Она покачала головой. Это будет очень трудно. Она видела, как в саду зажигают факелы. Слуги старались не нарушить ее уединения, держались подальше от того места, где она гуляла. Свет на западе стал очень красивым, алым и пурпурным, он смягчал сумрачные оттенки черного цвета низко над горизонтом, где почти зашло солнце. Ринетта услышала плеск воды и, пройдя немного дальше по дорожке из мелких камней, подошла к фонтану. Слуги побывали здесь до нее: факелы горели в подставках, закрепленных в почве. Она остановилась рядом с одним из них и протянула к нему ладони, чтобы согреться.

Она — наследница Арбонны. Наследница и этого замка Талаир тоже, так как эн Бертран так и не женился и не назвал своего преемника. Эн Бертран. Герцог Талаирский — ее отец.

Она видела его, конечно, ведь она росла на острове так близко от замка, видела много раз на другом берегу озера. Она помнила, как вместе с другими жрицами проводила бесчисленные вечера, когда им положено было спать, затаив дыхание слушая истории и слухи о нем, которые приносили трубадуры и жонглеры, приезжающие на остров Риан. Она знала все о Бертране де Талаире, герцоге Уртэ и прекрасной даме, которая умерла, Аэлис де Мираваль. Она даже знала — все знали — старую песню, которую Бертран сочинил для своей возлюбленной на весенних берегах этого самого озера.

Она и не подозревала, что эту песню ее отец написал для ее матери, что она — участница этой сказки. Кажется, она также и конец этой истории.

В ней участвует и еще один человек, который вскоре должен стать королем Гораута. Он сражался сегодня на стороне Арбонны против собственного народа. Его она тоже видела, дважды. Один раз прошлой весной и еще раз этим утром, когда они переплыли озеро, чтобы увезти графиню после переговоров. Это был высокий мужчина, с бородой, как все северяне, и она придавала ему мрачный вид, но прошлой весной с острова Риан пришло указание ждать его прибытия, он должен был появиться у них и мог иметь для них большое значение. И совсем недавно, сегодня вечером, Ариана де Карензу, которой положено знать о подобных вещах, как полагала Ринетта, сказала, что он хороший человек, добрее, чем кажется, и мудрее, и на его плечах лежит такое бремя, что ему потребуется чья-нибудь помощь в грядущие дни и годы.

Интересно, придет ли он к ней сюда. И начнется ли это прямо сейчас. Интересно, придет ли ее отец. Ринетта внезапно опустилась на одну из каменных скамеек у фонтана, не обращая внимания на холод. Холод легко выдержать. То, что произошло с ней сегодня, выдержать нелегко, несмотря на то самообладание, которое ей удалось сохранить в присутствии Арианы. Это был очень тяжелый день. Она бы хотела иметь возможность спрятаться, уснуть и не видеть сны. Она хотела… она, по правде говоря, не знала, чего хочет.

Неожиданно она почувствовала — и не могла вспомнить, когда так себя чувствовала с самого раннего детства, — что может даже заплакать. Ариана в этом не виновата. Никто не виноват. Ринетта сидела в огороженном стенами саду замка своего отца, и все, что ей было известно об отце, — это бесконечно пересказываемые истории о герцоге. Этот герцог написал самую чудесную музыку своих дней, сражался на войне во многих странах и провел более двадцати лет, гоняясь за женщинами по всему миру с пылом, который, и все это знали, был вечной попыткой пережить смерть единственной женщины, которую он любил. Ее матери.

«Я боюсь», — сказала вдруг себе Ринетта, и это признание, как ни странно, помогло ей снова взять себя в руки. Меня не сожгут заживо, сурово упрекнула она себя. Теперь никого из нас не сожгут. Мы победили по милости Риан, которая дала нам опять больше, чем мы заслужили у нее. Эти перемены в ее жизни были всего лишь переменами в жизни. Смертным мужчинам и женщинам не дано знать — они не могут знать, — что готовит им будущее, если не считать тех мимолетных, случайных откровений, которые богиня посылает тем, кто ослепил себя ради нее.

Этот путь не для нее. Ее путь начинается здесь, в этом саду, откуда она выйдет вместе с тем человеком, который придет и выведет ее к свету и обязанностям, определенным тем, кто она такая.

Конечно, это ничего, что ей немного страшно? Конечно, это позволительно человеку, сидящему в одиночестве в сумерках в зимнем саду, стараясь пережить крушение всех планов, которые были у нее в жизни?

Именно в это момент она услышала шаги на дорожке, сзади, там, откуда она пришла. Она несколько секунд смотрела на факелы, а затем, слегка ослепленная, выше факелов, пока снова не стала различать звезды. Потом Ринетта встала, с прямой спиной, высоко подняв голову, и повернулась навстречу своему будущему. В конце тропинки, ведущей к фонтану, стояла одинокая фигура.

Это был не северянин, и даже не ее отец.

Конечно, она знала, кто это. Она опустилась на колени на холодную землю.

— Ох, дорогая моя, — сказала Синь де Барбентайн, правительница Арбонны. — Я так невероятно рада видеть тебя, и мне сейчас так грустно. Мы потеряли так много лет, ты и я. Мне так много нужно рассказать тебе. О твоем отце и матери, а потом о дедушке, которого ты никогда не видела и который полюбил бы тебя всем сердцем.

Тут графиня подошла ближе, почти нерешительно ступив в круг света от факелов, и Ринетта увидела, что она плачет, слезы текут по ее щекам на холоде. Ринетта быстро поднялась, инстинктивно, ее охватило странное чувство, что-то сжало ее горло и сердце. Она услышала вырвавшийся у нее странный звук, очень напоминающий всхлип ребенка, и пошла вперед, почти побежала, в надежную гавань объятий своей бабушки.

Теперь в долине стало совсем темно, там, где недавно шло сражение. Он терпеливо ждал этого, даже с радостью. Скоро взойдут луны, обе они сегодня ночью будут очень яркими, их свет смешается. Пора уходить. Вблизи от того места, где он находился, не было костров, не спали солдаты той или другой армии и не стояли дозором на холоде.

Он спускался вниз, с ветки на ветку, уверенно нащупывая путь в темноте. Оказавшись на земле, он ускользнул на запад, держась у самого леса, и сделал большой крюк до того места, где оставил своего коня два дня назад, к северу от арки Древних.

Конечно, жеребец был голоден. Он сожалел об этом, но ничего не мог с этим поделать. Он оставил корм в мешке неподалеку, и теперь накормил коня, поглаживая и похлопывая его по длинной шее, нежно приговаривая. Он ощущал глубокий покой, ощущал себя единым целым с ночью и шелестящими деревьями вокруг. Повинуясь порыву, опустился на колени и помолился.

В его сердце было столько благодарности, что ему казалось, будто она сейчас перехлестнет через край. Он сделал в точности то, для чего сюда приехал. К чему он готовился — хоть и вслепую, только выполняя указания, — с первых дней осени.