Елена Плахотникова - Ларт Многодобрый

– Где?!

– В караване.

– Когда?!

Мне хотелось встряхнуть пацана, чтоб он говорил быстрее.

– Я только думал зайти к тебе, господин, а тут вижу, Марла идет…

– Куда она пошла?

– К себе в…

– А-а… ну ладно. Я к ней потом зайду.

Вдруг Лапушка отдохнуть задумала, поесть там или помыться, а тут я завалюсь. Полчасика потерпеть смогу. Снаружи. Возле костра. Вроде как при деле и сразу видно, что хозяин дома.

Но «терпеть» больше пришлось. Марла ко мне только после Санута подошла.

Посидели немного у костра, на огонь посмотрели, тифуры выпили, потом в палатку забрались. В мою. И все это молча.

В палатке тоже обошлись без разговоров.

Марла держалась со мной так, точно мы не полтора дня, а полтора года не виделись. Или я вдруг стал дорогим и хрупким товаром, на который только смотреть можно. Пока не купишь.

Но природа… она свое завсегда возьмет. Взяла и на этот раз.

Лапушка разошлась так, словно решила восполнить недополученное за все дни и ночи нашей разлуки. Я уже и не помню, когда в последний раз так активно полировал свои фамильные драгоценности.

Про Меченого мы заговорили ближе к завтраку. Да и то, если бы я не спросил, Марла так и ушла бы от меня. Молча. Кажется, ее совсем не тянуло озвучивать свои похождения в Храме. Моими, кстати, она тоже не интересовалась. Скорее наоборот. Если б додумалась, то уши, наверно, заткнула бы. Себе. Или мне пасть. Хорошо, я быстро понял, как ее «интересуют» мои воспоминания. И сразу же на вопрос перешел. Конкретный. Типа, а с Меченым чего делать будем? Ну а после такого захода и рассказать пришлось кой-чего. Без лишних подробностей, правда. Они-то как раз к делу Меченого – никаким боком. Да и про него много интересного не расскажешь. Ну встретились, ну пообщались, потом я ушел, а он остался. С ножом в пузе. Обычная бытовуха, можно сказать. Не хотел, но получилось. Теперь вот последствия этого «получилось» разгребать надо.

А если надо, то как? И когда? Вчера Первоидущий нас строить не стал, но сегодня… как в той песне может получиться: «…По дороге, по широкой дороге. Там, где мчится курьерский…» Поезда, правда, по здешним Дорогам не бегают, но поалы тоже развивают очень даже приличную скорость. А мне не только Меченого найти надо, но и сеанс исцеления провести. А это все – время. Которого с каждой секундой становится меньше. Пока я сижу и жду чего-то. Особого приглашения? Или разрешения? От Лапушки.

Она задумчиво покатала в ладонях округлый камень. Посмотрела, как мерцают зеленые искорки в его темной глубине.

Таких камней я здесь еще не видел.

– Есть хозяин, есть раб и есть слуга. – Голос у Марлы низкий, глухой и какой-то отрешенный. Точно она не со мной говорит, а думает вслух. – А есть еще те, кому трудно служить…

– Это мне-то трудно служить?! – не выдержал я поклепа. – Да этот мужик меня почти не видел и не слышал!

Лапушка подняла голову. И, наверно, в первый раз за сегодня прямо посмотрела на меня. А в глазах ее, похоже, печаль всей вселенной собралась.

– При чем тут ты, Пушистый?.. Это Меченому трудно быть слугой. Он как-то сказал… – Марла сжала камень в кулаке. – «Я похож на касырта в паланкине. На связанного касырта. Ни убежать, ни обогнать паланкин не могу, ни другой путь выбрать. И так до самой смерти. Связанный и в чужом паланкине». – А голос у нее ну точь-в-точь как у Меченого сделался. Закрой глаза, и поверишь, что мужик рядом стоит.

Глаза я закрывать не стал. Чтоб не обманываться.

Блин! Ну как можно быть таким недогадостным? Видел же, что Меченому не слишком радостно жить возле меня. Но что настолько все хреново… что ему легче умереть, чем дальше служить…

– Если б я знал, давно бы отпустил его. Честно, Лапушка. Ну что я, зверь какой?..

– Как бы ты его отпустил?! – Кажется, Лапушка немного удивилась.

– Ну как?.. Обыкновенно. Как всех остальных отпускают.

– Таких слуг не отпускают.

– Почему?

– Потому что не отпускают. Они связаны с хозяином до смерти.

Неуютно мне стало от таких разговоров.

– А разорвать эту связь?

– Как разорвать?! – Марла даже свой камень уронила.

– Ну с помощью ритуала…

– Нет такого ритуала! – Голос у Лапушки сделался тверже поднятого камня. И холоднее утреннего ветра.

– Ну тогда я придумал бы чего-нибудь.

– Ты?! Придумал бы?!

– Ну да. А что, нельзя?

На меня посмотрели так, будто я небо с землей предложил местами поменять. Марла даже подобралась как-то вся. Как перед опасным местом, которое мы проехать должны. Похоже, я здорово удивил Лапушку. И напугал.

– Ну ладно. Чего ты, в самом-то деле? Сейчас-то я ничего придумывать не буду. Нынче решать надо, как с Меченым быть. Одному мне соваться в Храм никак нельзя. Мне ассистент нужен, чтоб присмотрел за мной, пока я его тащить буду. Чтоб за руку меня подержал. А то ведь заблудиться в чужом сне – раз плюнуть. Так предсказатель наш говорит.

Я даже устал от своей речуги. И рассказывать, как спасал Первоидущего и его компанию, не стал. В другой раз как-нибудь. Если Лапушка захочет. Только спросил ее:

– Пойдешь со мной? Поможешь?

– Нет.

Я обалдел и онемел. На минуту.

Совсем другого ответа ведь ожидал.

Да если б Кранта можно было взять в Храм, я и просить бы Марлу не стал. Смотались бы по быстрячку, справились бы с проблемкой по-тихому и спокойно обратно вернулись. Уже втроем. А Меченый – мужик не из болтливых. Не станет он о нашем недоразумении распространяться. Крант – тоже. Но с ним я в Храм не ходок. И Малька со мной он не отпустит. Точнее, «слабого, беззащитного» меня со «страшным и ужасным» ипшей. Обязательно присмотреть за мной захочет. Хотя бы издали. А что из этого получится, я уже видел. Во сне. Я с криком проснулся после него. И дня три потом только шепотом говорить мог.

– Пушистый, я не пойду в Храм. И тебе идти не надо.

– А Меченый? Он же того…

– Он уже мертвый. – Голос у Марлы не дрогнул. Только зубы сжались. До хруста.

– Еще нет. – Уверенности в моем голосе было не меньше. Я не мог объяснить, но точно, на сто процентов знал, что время в том месте, где сейчас Меченый, не движется. Застыло, как стоп-кадр. И будет стоять, пока я решаю, чего делать с проблемой. Почему я, а не Меченый должен решать, этого я не знаю. Может, закон какой существует. Или поправка к закону.

Даже понять такое трудно. А рассказать, да еще так, чтобы поверили… думаю, эта задачка не про меня. Но я честно попытался.

– Он еще живой, Лапушка. Я… знаю это.

Она покачала головой.

«Не поверила», – подумал я.

И ошибся.

– Он хочет умереть свободным. Отпусти его, Пушистый.

Ну я и «отпустил». Если женщина просит…

Где-то на большом дворе, перед распахнутыми воротами, стоит на коленях мужик. И улыбается. Отчего шрам на лице кажется еще глубже. Руки его прижаты к животу, а в глаза светит закатное солнце. Он щурится, улыбка превращается в оскал… это руки тянут из живота широкий нож. Вытянули, уронили, опять прижались к животу. Мужик валится на бок. Глаза плотно закрыты.