Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи. Драконья Погибель

Сначала метнулась душа, вбирая в себя силу ветра и хрустальной мысли-мелодии, брошенной Моркелебом, чтобы указать ей путь. Дженни чувствовала, что сущность ее стремительно перерождается, сбрасывая старую оболочку. Осталось лишь смутное воспоминание о том, как она раскинула руки против ветра и кинулась со стены, как плеснули в последний раз по плечам ее черные волосы. Но разум, уже летящий к заоблачным вершинам, — разум Дженни был разумом дракона.

А сзади, на крепостной стене, потрясенно выдохнула Трэй:

— Как она прекрасна…

Утро стерло с небес прозрачную луну; свет его сверкнул на молочно-белом шелке распростертых крыльев, брызнул алмазами с призрачно-бледной брони белого дракона.

Джон Аверсин, Драконья Погибель баллад и легенд, смотрел, как бабочка улетает с ладони, и слезы текли по его неподвижному лицу. Потом он резко повернулся и сбежал по лестнице во двор, где ждали навьюченные лошади. Выхватив повод у остолбеневшего Гарета, единым махом взлетел на Молота Битвы и направил его в улочку, ведущую из Цитадели в Нижний Город, мимо которого пролегала северная дорога.

Глава 18

Извилистыми, пересекающимися воздушными тропами они летели на север.

Земля проплывала под ними — вся в синих утренних тенях и светлых бликах, отраженных ручьями и лезвиями ледников. Пролетая над морем, Дженни видела, как, шевеля белое кружево прибрежного льда, зеленое течение борется с фиолетовым; мысленно проникала она в серые водяные бездны и подвижные цветные глубины воздуха. Так видят мир драконы. Сеть магии опутывала Землю, поющее мироздание дрожало в хрустальной паутине времени.

Они расположились на ночлег среди оскаленных пиков Злого Хребта. Западные склоны зияли глубокими расселинами. Там обитали большерогие архары — маленькие и смешные, они прыгали, словно блохи, с камня на камень. Зеленоватые водопады рушились в пропасти с ледников, и каждое дерево внизу было оттенено изумрудным мхом, а дальше простирались болотистые равнины, населенные теми, кто присягал на верность господину Халната. Еще дальше к западу, за ленивыми зеленовато-белыми реками ледников, за изломанными серыми утесами морщинился, опушенный туманом, коричневый шелк реки Уайлдспэ. Зимние леса вставали, блистая наготой, по ее берегам, и проглядывало из-за деревьев каменное кружево охотничьего домика Зиерн.

Дженни бесстрастно всматривалась то в прошлое, то в будущее, как могут всматриваться одни лишь драконы.

Свободна. Наконец-то она была свободна. Хватит с нее бездарного торопливого труда, съедающего последние жалкие крохи времени и почти ничего не дающего взамен.

Ее разум касался мельчайших явлений, любовно ощупывал предметы, поражаясь их сложности и красоте. Все это теперь принадлежало Дженни, и, как выяснилось, принадлежало ей всегда — нужно было лишь протянуть руку. Никто уже больше не попросит ее прервать медитацию, чтобы отправиться верхом за десять миль через зимнюю пустошь принять ребенка, не пошлет ее часами бродить по замерзающему болоту, ища лягушачий корень, потому что у кузнеца Маффла опять разыгрался ревматизм.

И никто, никто больше не заставит ее рвать в клочья время и разум, мечась между магией и любовью.

С драконьей дальнозоркостью она различала на горизонте похожий на цепочку муравьев караван, ползущий среди лесистых холмов. Зрение прояснилось настолько, что Дженни легко узнавала каждое животное: высокую Лунную Лошадку, грузную Чалую Тупицу, флегматичную Слониху и мощного гнедого Молота Битвы. Она могла даже различить блики, отраженные линзами очков, и мерцание металлических шипов на старом заплатанном камзоле.

Что он ей теперь? Не более чем первые несколько дюймов в бесконечной ленте драконьей жизни. Подобно бандитам или несчастным мьюинкам, пусть идет своей тропой, пока не сгинет в темном лабиринте лет. Какое-то время он будет еще драться за свой народ и устраивать адские опыты со взрывчатым порошком и баллонами, надутыми горячим воздухом, и собирать все новые и новые доказательства поразительной мудрости свиней… Он мог бы однажды взять лодку и погрести к устью гавани Элдсбауча, чтобы посмотреть на останки затопленного волнореза, а она бы так и не дождалась его на усеянном галькой берегу… Он мог бы, наконец, проехать мимо дома за стоячими камнями Мерзлого Водопада и не увидеть вышедшую на порог хозяйку…

«Со временем забудется и это», — подумала Дженни. Точно так же, как проникала в чужие души, всматривалась она в себя. Душа Трэй, помнится, была похожа на чистый плес со светлыми отмелями и неожиданными глубинами. Душа Зиерн напоминала отравленный цветок. Душа Дженни тоже напоминала цветок — цветок с тычинками из стали и с нежной шелковистой плотью. Со временем он станет стальным весь — завораживающе прекрасный, вечный… и поэтому переставший быть цветком.

Долгое время она неподвижно лежала среди камней; лишь унизанные жемчугами, длинные, как хлыст, усы вздрагивали, читая меняющий оттенки ветер.

«Вот это и значит — быть драконом, — думала она. — Это и значит — быть свободной». Ей хотелось плакать, но плакать драконы не умеют. Тогда Дженни сказала себе, что в последний раз чувствует эту боль. Стоит лишь снова подняться в воздух, стоит лишь снова ощутить восторг полета…

«Ключ к магии — сама магия», — напомнила она себе. Вся магия мира теперь принадлежала ей.

«А ради чего?» — внезапно прозвучал в мозгу чей-то голос, очень похожий на голос Джона.

Вдалеке она видела Моркелеба, охотящегося на большерогих архаров. Словно огромная летучая мышь из черной стали, он беззвучно, как собственная тень, бегущая по заснеженным полянам, скользил, принимая оттенки воздуха, окутанный магическим мерцанием, скрывающим его от глаз пугливой дичи. Магия была сутью жизни драконов, окрашивая каждую мельчайшую частичку их бытия.

И эта магия не нуждалась ни в чем, кроме самой себя. Как магия Зиерн.

«Зиерн… — подумала Дженни. — Вот оно… Ради магии она принесла в жертву все: мужчин, которые ее любили, еще не зачатого сына; ради магии она отказалась от всего человеческого в себе самой… А я? Разве я сделала не то же самое?»

…Каэрдин был не прав. Всю жизнь он совершенствовал свое искусство и стал в итоге обозленным капризным стариком. Школа Херна пресеклась на нем, потому что была школой, ищущей колдовскую силу ради самой силу. Ключ к магии вовсе не магия, а то, чему она служит. Не брать, но отдавать, любить и быть любимой…

И снова она увидела Джона, сидящего на гранитной скамье рядом с Моркелебом в верхнем дворе Цитадели. «У нас так мало всего, что приходится делиться друг с другом… Не поступай мы так, было бы еще хуже…»