Татьяна Чернявская - Ферзи

Первые две двери, казавшиеся непременным выходом на долгожданную волю, Валент разочаровали, явив небольшую помывочную кабинку, что, верно, впервые за последние лет десять удостоилась чести принимать полуголое тело. Телу, кстати, этот приём тоже не слишком понравился с учётом специфического запашка в помещении. За второй дверью оказался туалет, приятно порадовав не только своей современностью, но даже умывальником, парой относительно чистых полотенец, и связкой ароматических палочек для выкуривания. Эл едва удержалась от хохота, представляя, как заговорщики бегают сюда со всего поместья, чтобы под аромат ванили и кардамона умиротворённо справить нужду. Весьма раздражённая она распахнула третью дверь.

— Ох, мать моя женщина, а отец мужчина… — ошарашено проговорила девушка, тихонько сползая по стене от неожиданности. — Это ж… это…

Все умные и относительно связные мысли поспешно исчезли из девичьей головки, захватив с собой красноречие и относительно неплохие аналитические данные. Некоторые вопросы, возникшие при сравнении двух туалетных комнат, ушли на второй план, растворяясь в тумане восторга. Её даже не смутил резкий контраст между грязной, явно запущенной спальней и чистым ярко освещённым вмонтированными светляками помещением. Алеандр Валент трепетала в запоздалом эстетическом экстазе, растекаясь в приступе первобытного блаженства, что неизменно настигает любую мало-мальски заинтересованную собственной внешностью девицу при виде Охотного ряда на Красных Полях. Яркие блики света лились по бледно-серым стенам, выгодно оттенявшим красочность и многообразие товара. От пола до потолка, казавшегося непомерно высоким, чешуёй диковинного зверя струились, прикреплённые к вешалкам наряды. Переливались звёздными гроздьями пайетки, загадочно поблёскивали нити разноцветного бисера, что причудливой вязью расползался по оборкам, завиваясь восточными узорами; алчно манили стразы, а может, чем судьба не шутит и настоящие камешки. Призывно помахивали яркими перьями экзотичные шляпки и трепетные накидки. Раскачивались на невидимом сквозняке полотнища эксклюзивного батика, и всё, буквально всё пахло кофейно-лимонной эссенцией. Только в отличие от красочных домиков, чьи витрины норовили непреодолимой стеной оттеснить неплатёжеспособных на периферию моды, здесь даже выстроенные вряд сапожки, казалось, располагали к примерке.

— Сфагнум мне в дягиль… — прошептала Алеандр, благоговейно прикасаясь к золотистому кружеву.

Ни при каких, даже самых изощрённых пытках, славная дочь семейства Валент не призналась бы, что вид такого количества дорогой одежды вызвал у неё острый приступ алчности. Не слишком богатые родители в окружении роскоши и излишества чужого поместья, периодических вечеров и ярких развлечений, сформировали у неё неоднозначное отношение к нарядам и украшениям. С одной стороны, Эльфира Валент трепетно и заботливо относилась к гардеробу дочери, стараясь всеми силами (включая и физические методы) внушить чаду хороший вкус и чувство прекрасного. С другой, богатые кузины, не обладающие ни утончённым вкусом, ни умением сочетать детали гардероба, в своих безвкусных, но дорогих и модных нарядах всегда пользовались большим успехом, оставляя бедную родственницу в самом хорошем, но самодельном платье скрежетать зубами от досады. Разочарования добавляло и то, что Чаронит любовью к нарядам не страдала и на любые попытки порассуждать о современных тенденциях и их неприемлемости для хорошо воспитанной девушки отвечала лишь презрительным хмыканьем или глубокомысленным игнорированием, умудряясь при этом всегда выглядеть собранно и прилично. Сколько на такой внешний вид уходило сил у неполной терпящей значительные стеснения семьи духовника, Эл ввиду великой обиды на собственный внешний вид не слишком интересовало. Единственной отдушиной были подруги-травницы, что не стеснялись бегать с ней по рынку в поисках новой юбки или часами простаивать в лавках с бижутерией, но на такие забеги средств чаще всего просто не хватало.

— Триликий почему ты исполняешь желания так не вовремя! — пробормотала девушка, точно помня, что просила такую вот комнатку себе на День рождения, но года три назад. — Хотя лучше поздно, чем под проценты.

С чуть слышным (не спугнуть бы удачу) писком Алеандр Валент самоотверженно зарылась в первый ряд одёжного многообразия, едва не постанывая от восторга, когда очередной шёлковый полог окутывал плечи, а кружевные перчатки обхватывали пальчики. Желание померить всё в пределах досягаемости застилало глаза и отключало последние крохи здравого смысла. При этом было не столь важно, что надевать и с чем, не важно, что подол волочится по полу, а в декольте приходится запихивать шейные платки, главное коснуться святыни, недостижимого для большинства смертных девичьего идеала и тайной фантазии.

— Мамочки, мои и папочки! Я сейчас вся разорвусь от счастья! — бормотала девица, спешно стягивая с манекена белоснежное подвенечное платье, сплошь усыпанное блёстками и стразами, словно пропитанное их блеском и роскошью. — Вот же ж, зараза ентакая! Какая же тварь их так крепить надумалась, что без ножниц не отдерёшь!?! Они что, издеваются? Да я бы за такое! Да мне! Да чтоб их! Врёшь, не уйдёшь…

Щёлк.

Этот простой звук неожиданно пробился сквозь шебаршение ткани, азартное ворчание разгорячённой травницы и печальный скрип едва держащегося за свои металлические крепления манекена, заставив сердце пленницы испуганно сжаться и провалиться, куда-то в район диафрагмы, отбивая ненавязчивый мотивчик похоронного марша. Валент инстинктивно присела, обдирая с корсета слой расшитого жемчугом атласа, но тут же едва ли не на корточках метнулась к приоткрывающейся двери в другом конце гардеробной, чтобы вдеть в ручку удачно подвернувшуюся вешалку. Подперев эту конструкцию для пущей надёжности ещё и тяжеленым манекеном, девушка вылетела из коварного помещения с такой скоростью, что даже ставший на её пути ворох перемеренной и забракованной одежды не надолго задержал её в узком проёме. Вывалившаяся из обители грёз на грязный пол суровой реальности, травница спешно подползла к ближайшему монстро-креслу и, упираясь ногами в стену, принялась сооружать у оказавшейся весьма коварной двери баррикаду. В ход пошли два кресла, секретер и настенное зеркало, снятое из помывочной на всякий случай. Кто бы ни был в смежной комнате, надеяться на дружественность в логове врага было слишком наивно.

Рухнув вместе со всей одёжной массой в оставшееся кресло, Алеандр горестно взвыла, хватаясь за голову:

— Что же делать!?! Что делать? Нужно бежать, нужно однозначно бежать! Но куда и как? Не простукивать же все стены на предмет потайных лазов! Хотя, если… Нет, точно нет! Я этого им так просто не оставлю! Они у меня поскачут! Я им покажу, как ягель размножается!