Ричард Адамс - Шардик

— Был помощником палача в Терекенальте.

— Хорошая работа? Хорошие деньги?

— Только на прожитье хватало.

Последовала пауза.

— Но поразвлекся неплохо, да?

— Детская забава на самом деле. Быстро надоело. Изо дня в день ничего нового, и тебе разрешается делать только то, что велено.

— То бишь удовольствия мало?

— Ну, вообще-то, оно приятно — смотреть на рожи приговоренных, когда их приводят… когда они видят все орудия, выложенные для личного их пользования… тиски там, клещи, щипцы и всякое прочее.

— Но сперва щипцы?

— Да когда все пальцы переломаны, уже без разницы. Но время от времени ты можешь дать себе волю.

— Время от времени — это как понимать?

Геншед снова приложился к бурдюку и ненадолго задумался.

— Когда человек осужден, тебе остается лишь привести приговор в исполнение. И это славное развлечение, но так и мальчишня мелкая может развлекаться, и зверье какое-нибудь, верно? Во всяком случае, я пришел к такой мысли.

— Ну и как же тогда позабавиться от души?

— Крики, визги, вопли — это все быстро приедается. Немножко другое дело, когда нужно вытянуть какие-нибудь сведения. Настоящее мастерство в том, чтобы сломить дух человека, превратить его в безвольное существо, полностью тебе покорное, которое не смеет рыпнуться, даже когда ты его приканчиваешь.

— И ты умел такое?

— Здесь ум нужен. Конечно, я бы себя показал в лучшем виде, умом-то не обделен, но эти ублюдки связывали мне руки. Такие должности продаются тем, кто заплатить может. Качество работы никого не интересует. Я знал себе цену и не собирался всю жизнь ходить в подручных палача ради хлеба насущного. Я стал брать у узников мзду за легкую смерть или просто брал деньги, а обещания не выполнял — поделать-то они все равно ничего не могли. Это-то и стоило мне места. После пришлось помыкаться какое-то время. Большинство людей не желают нанимать на работу бывших палачей — ну и дураки.

Лаллок подбросил в огонь ветку и покосился на бурдюк. Шера заворочалась на полу в углу, невнятно что-то пролепетала и облизала сухие губы, не просыпаясь.

— Ортельгийцы дали тебе шанс, да? Как и мне?

— Они не выдали мне разрешения на торговлю, ублюдки. Сам знаешь.

— А почему?

— Сказали, мол, слишком много детей покалечено. На самом деле у меня просто не было денег, чтобы купить разрешение.

Лаллок захихикал, но осекся, когда Геншед сурово взглянул на него.

— Нет-нет, я не смеюсь, Генш, но работорговец все-таки должен блюсти… ну, стиль, что ли. Почему не наймешь приличных надсмотрщиков? И потом, не надо доводить детей до смерти, не надо оставлять повреждений на видных местах. Содержи товар в привлекательном виде, научи их улыбаться и строить глазки, чтоб понравиться покупателям.

Геншед ударил кулаком по ладони:

— Тебе хорошо говорить. А я вот в лишние траты не вхожу. Для надзора за недоростками взрослые надсмотрщики не нужны. Выбираешь пару из их же числа — избавляешься от них, когда они узнают больше, чем следует. Ты… ты просто покупаешь товар у других дельцов и продаешь в столице, так? А я таскаюсь по всей стране, беру детей по дешевке — на каждом шагу трудности, на каждом шагу опасности, разрешительной бумаги нет, — а потом ты покупаешь их у меня за гроши и продаешь втридорога, верно?

— Ну, ведь деньги только так и делаются, Генш.

— Ты всегда где-то приобретаешь, а где-то теряешь. Ты должен сломить их волю, чтобы у них даже мысли о побеге не возникало. Забить до смерти одного-двух при надобности, запугать остальных до безумия. Сейчас, когда я поднаторел в своем деле, мне даже этого не требуется. Я свожу сопляков с ума и пальцем к ним не притрагиваясь. Вот это и есть настоящий стиль, коли хочешь знать.

— Но ты же их не продашь, Генш, спятивших-то.

— Задорого не продам, — согласился Геншед. — Но практически любой товар можно сбыть по какой-никакой цене, ну и потом, всегда найдутся желающие приобрести что-нибудь этакое необычное. Полоумных, уродливых, всех увечных и убогих, которых не покупают богатые дельцы вроде тебя, я запросто могу продать хозяевам попрошаек. Отрубаешь им руки или ноги — и отправляешь клянчить милостыню. Один мужик в Бекле жил припеваючи за счет двух десятков таких калек, и почти всех он купил у меня. Посылал их попрошайничать на Караванный рынок.

— Ладно, про твой стиль все понятно, Генш, но так приличных денег не заработаешь. Нужно, чтоб товар выглядел привлекательно, пока на него не найдется покупатель. Потом надобно выяснить, чего именно он хочет, поговорить с детьми, объяснить, что ради своего же блага они должны понравиться покупателю, понимаешь?

В тоне Лаллока слышалось нескрываемое снисхождение. Геншед молча хлестнул палкой по пламени.

— А зачем тебе мелкая девчонка? — спросил Лаллок. — Ты ж говорил, что продал всех девочек в Тонильде. Почему ее не продал?

— Чтобы его держать в узде, вот почему. — Геншед ткнул большим пальцем в сторону Раду.

— Ах вот как?

— Он парень непростой, — сказал Геншед. — Самое стоящее дело в моей жизни, но и самое рискованное. Если все выгорит, я разбогатею, а все еще вполне может выгореть. Это сынок одного аристократа — потребую за него выкуп, как только вернусь в Терекенальт. Покуда у меня остается он, потерять всех прочих не жалко. Мне никак не сломать его — до конца не сломать. От малых вроде него никогда не знаешь, чего ожидать, даже если они сами думают, что уже сломались. А девчонка — наилучшее средство, чтобы держать в узде таких, как он. Покуда он считает своим долгом заботиться о ней — глупить не станет, верно? Вообрази, в Теттите он подошел ко мне и заявил, что она должна остаться с нами — тоже переправиться через Врако. Это было рискованно — а ну как мальчишка утонет? — но я согласился, чтоб он не осложнял мне жизнь. Такие малые умеют здорово осложнять жизнь людям. Спесивый ублюдок… о нет, он не чета таким, как мы с тобой. Но я еще его сломаю, этого юного господинчика, — он у меня будет нещадно пороть мальчишек, чтоб заслужить ужин, причем без всякого принуждения с моей стороны, вот увидишь.

— А кто он такой? — полюбопытствовал Лаллок.

— Кто такой, спрашиваешь? — Геншед выдержал паузу для пущего эффекта. — Наследник саркидского бана — вот кто.

Лаллок присвистнул:

— Ого! Неудивительно, что здесь полно икетских солдат. Теперь понятно, почему они не прекращают поисков. Выходит, Генш, мне тебя нужно благодарить за все свои неприятности.

— Двести тысяч мельдов, — сказал Геншед. — Разве такие деньжищи не стоят риска? И ты же сам сказал, что утром мы переберемся через реку.