Крис Уэнрайт - Вендийское ожерелье

Тот сделал знак воинам, несчастного брата Нгунты освободили от пут, и он присоединился к толпе, наблюдавшей за агонией преступников. А они доживали, по всей видимости, последние мгновения: несчастные стонали, катались по траве, корчились от боли и наконец затихли. Толпа радостно завопила:

— Ронго-Ронго взял! Ронго-Ронго взял!

Гуна-Райна выпрямилась и, гордо оглядев собравшихся, удалилась в лес, откуда пришла. Мальчишка с бубном вприпрыжку поспешил вслед за ней. Конан краем уха прислушался к разговору вождей и понял, что почтенные предводители обсуждают, сколько свиней должна заплатить деревня Лусунге за смерть девушки. Лусунга и его свита выглядели довольными и гордыми, а вожди деревни во главе с Мархейо — подавленными и мрачными. Варвару показалось, что их печалило не только то, что придется отдать несколько животных. Причина была куда более значительной.

«Ну конечно! — вдруг сообразил он. — Они же остались без колдуна. Кто теперь будет лечить болезни, отводить злые силы, предсказывать погоду?»

Конан не знал всех обычаев племени и потому обеспокоился. Он встал и пошел к своей хижине, размышляя по дороге о колдовских штучках.

«Как же это так? Вонючую отраву пила вся деревня, а умерли только эти двое. Неужели они и вправду убили девушку, или ловкая Гуна-Райна просто устранила соперника? А кстати, — спохватился варвар, — не отразится ли смерть Нгунты на мне? Демоны и те не разберут дикарские обычаи. Один Нергал знает, чем эта история может закончиться…»

На этот раз варвар нисколько не ошибся в своих опасениях. В этот день все было как обычно: обильная пища, ласки женщин. Однако Конан испытывал смутное беспокойство, а мимолетные взгляды его стражей и жителей деревни и вовсе не радовали. Все, как и раньше, оказывали ему почести, кланялись и расступались при его приближении, но в их глазах киммериец видел, то же выражение, с каким они следили за мучениями Нгунты и Ткумху. Варвар заволновался.

«Нергал мне в печень, — проносилось в его голове, — похоже, и я уже приговорен. Но когда и к чему? У этих дикарей ведь ничего толком не узнаешь, а единственный, кто мог бы объяснить — мой приятель Нгунта, — уже прогуливается по Серым Равнинам. Попробую разузнать хоть что-нибудь у моих женщин».

Единственное, что слегка успокоило киммерийца — уже наступал вечер, а празднества и жертвоприношения, как он успел понять, всегда совершались днем, при свете солнца.

«По крайней мере, у меня есть в запасе ночь, — искоса оглядывая своих охранников, думал Конан. — Но как убежать от десятка воинов?»

Будь у варвара его любимый меч и доспехи, другое дело, но что мог он, прикрытый только набедренной повязкой, противопоставить десяти вооруженным воинам? Они не знали другого оружия, кроме коротких тонких копий, но уж ими владели мастерски, и Конан, вздумай он бежать, вряд ли мог надеяться выжить.

«Проткнут, как муху… — тоскливо прикидывал киммериец. — Что же придумать?»

После вечерней трапезы Конан, как делал это каждую ночь, уединился со своими тремя женами в хижине. Женщины, скинув одежды, раскрыли ему свои объятия в ожидании бурных ласк, но варвар вдруг с немалым удивлением обнаружил, что его совершенно не возбуждают любвеобильные красавицы.

— Ложитесь спать, — махнул он рукой. — Ваш господин устал.

На лицах женщин отразилось великое разочарование.

— Чего уставились? — посуровел он. — Неужели до завтра подождать не можете?

— Но ведь завтра… — начала одна из жен.

— Что завтра? — грубовато осведомился киммериец.

— После купания нас уведут от тебя, потому что ты уже не будешь посланцем богов…

— Как это не буду? — Конана даже холодом обдало от этих слов.

— Нгунта умер. Он оказался злым колдуном. Завтра его тело сожгут на костре, а тебя… Ты разве не знаешь?

— Откуда мне знать ваши дурацкие обычаи?

— Разве мы тебе не рассказывали? — потупилась другая жена.

— Может быть, и рассказывали, — отмахнулся варвар, лихорадочно соображая, что же делать, — но не могу же я помнить всю эту чушь!

— Злой колдун назвал тебя посланцем богов, и, раз он злой…

— Тогда я посланец злых богов, так, что ли?

Все три женщины дружно закивали.

— Ну и что будет дальше? — спросил киммериец, уже зная ответ.

— Гуна-Райна будет изгонять из тебя злых духов, и, если ты очистишься, нас вернут тебе, а если нет…

— Если нет, меня оставят на алтаре в лесу? — закончил за женщину Конан.

— Да… — хором протянули женщины и тесно прижались к варвару.

Киммериец услышал в этих вздохах не жалость к нему, а, скорее, сожаление о том, что их положение круто изменится.

— Рога Нергала вам в кишки! Дело касается моей жизни… — рявкнул он, но тут же понял, что эти наивные бесхитростные создания вряд ли способны понять то, что выходило за рамки их привычек и обычаев.

Сейчас у Конана не было ни малейшего желания заниматься с ними любовью: дело принимало более чем крутой оборот. Или он прямо сейчас придумает, как выпутаться, или…

— Так, говорите, завтра утром?

— Да, да, — дружно закивали женщины.

— Хорошо, — ухмыльнулся варвар, в голову которому внезапно пришла спасительная мысль. — Утром так утром. Налетай! — широко раскинул он руки, готовясь принять в объятия сразу всех трех прелестниц.

Дважды упрашивать их не пришлось, и до самого рассвета звуки, доносившиеся из хижины киммерийца, заставляли вздрагивать воинов, которые бдительно охраняли покой посланца богов.

— Постреляю в последний раз! — весело объявил варвар женам, вешая на плечо колчан со стрелами и беря в руки лук. — Вперед, мои птички! Посланец богов намеревается последний раз искупаться с вами перед тем, как попасть в лапы вашей грудастой колдуньи.

Женщины весело засмеялись и вприпрыжку побежали за киммерийцем, который широкими шагами направился по тропе, ведущей к берегу. Пятеро охранников как привязанные следовали за ними.

Вся деревня, как предписывали обычаи, устремилась к морю для утреннего омовения. У самого побережья тропинки расходились: незамужние девушки направлялись в одну сторону, юноши в другую, взрослые туземцы спускались по третьей тропе, а для посланца богов с его женами был отведен участок берега за большой скалой, дабы никто не потревожил его во время купания.

Обычно воины, охранявшие Конана, оставались за скалой, чуть повыше того места, где начиналась узкая крутая тропка, приводившая к морю. Лишь в это время стража варвара находилась от него дальше пятнадцати шагов.

Девушки, сбросив одежду, со смехом и криками бросились в прохладную воду. Киммериец посмотрел им вслед: