Исаев Карнов - Страх святых

Арамон ничего не ответил.

– Не признавайся им, брат. Как бы они не пытали и не измывались над тобой. Как только ты скажешь, что состоишь в сговоре с дьяволом, они тут же отправят тебя на костёр, – предостерёг новый узник.

– Завтра он возьмётся за щипцы, возможно даже раскалит их на огне, после такого долго не живут. Так что неважно признаешься ты или нет, – сказал тузец.

– А ты признаешься? – поинтересовался Жоль.

Арамон пристально вгляделся в него.

– Мне не в чем признаваться! Я не виноват! Не виноват! Не виноват!!! – проорал он во всю глотку, когда чья-то твёрдая рука тряхнула его за плечо, он вскрикнул и проснулся. На него смотрели небесно голубые, встревоженные глаза Равуля. – Что стряслось? – пробормотал тузец непонимающе.

– Ты кричал во сне. Тебе снился кошмар, приятель, – пояснил молодой человек.

На лице мужчины со шрамом отобразилась растерянность с некоторой долей смущения.

– Я, наверное, всех здесь перебудил, – сказал тузец осматриваясь.

– Да вроде нет, – улыбнулся красавец блондин, укладываясь в лежбище. – А ты куда? – спросил он, глядя на одевавшегося сослуживца.

– Пойду, подышу свежим воздухом. Я теперь точно не засну, – ответил тот.

– Но ведь ещё такая рань, даже солнце не вставало, – заметил Равуль. – Может, ещё уснёшь?

– Бесполезно, – отрезал Арамон, скрывшись за шатром, где просидел у останков тлеющих углей до самого рассвета, думая о чём-то своём.

Войско тем временем начало оживать, зазвенели латы, кольчуги, зазвучала речь зевающих людей. Забегали слуги, готовящие кухонную утварь к завтраку.

– А сегодня будет тепло! – убеждённо произнёс голубоглазый красавец, посмотрев на яркое солнце, сияющее в безоблачном небе.

– Вот и славно. А то до сих пор от дождей в себя прийти не могу, – проворчал Анрис, оттирая собственный, трёх угольный шит с большим красным солнцем от лёгкого слоя пыли.

– Поторапливайтесь лодыри, скоро выступаем, а еда ещё не готова! – прикрикнул здоровяк Броже. Вскоре все сидели у разведённого костра. В чёрном походном котле варилась похлёбка. Девятеро воителей Света с нетерпением ждали, когда приготовится похлёбка, разливая вино по чашам. Неожиданно к ним подкрался полный монах.

– Господь с вами, достойные рыцари… не угостите ли меня вашим питьём? – поинтересовался он.

– Присаживайтесь, охотно угостим вас, брат мой, – одобрил Леу, подвинувшись на бревне, толстяк просиял.

– Храни вас бог, благородные воины. С тех пор как его милость запретил нам пробовать вино, в сердце моём поселилось тяжкое разочарование, терзающее меня уже многие дни, – проговорил он, схватив поднесённую чашу.

– А что брат мой, не боитесь ли вы гнева нашего магистра, коли он заметит что вы в подпитии? – вопросил Равуль, наблюдая как монах с удовольствием отхлебнул мощный глоток.

– Нет, сын мой, не страшусь. Ибо меня очень сложно опьянить одной чашей. Вот если б я осушил половину бочки – это другое дело! А так я будто ни в чём не бывало, – махнул рукой толстяк. – К тому же… – он сделал ещё глоток. – Сегодня после полудня состоится пир, где наши предводители напьются до смерти. Потому Его Милость сам будет пьян и тем более ничего не заметит. Меня может выдать только одна вещь, – священник поднял вверх указательный палец для обозначения особой важности момента, все вмиг насторожились. – Моё подпитие могут выдать лишь красные глаза и бессвязная речь! – поделился послушник. – В общем, дьявольские козни, – от этих слов крестоносцы опасливо возвели руки к небу.

– Избавь нас Господь от дьявольских напастей, – пробормотал Равуль.

– Спокойно – пока я с вами этого не стоит бояться! Прибегнув к молитве и помощи божьей, мне ничего не стоит искоренить всякие уловки сатаны, – многозначительно заверил толстяк, допив вино до дна.

– Ох, брат мой, позвольте мне ходить возле вас, дабы обезопасить себя от козней нечистого духа, – попросил напуганный красавчик.

– Дозволяю, сын мой, – согласился монах. – Только наполните мне ещё чашу, – добавил он, протянув её ему. Молодой человек налил ему, и монах с удовольствием отпил новое подношение.

– Почему осерчал на вас Его Милость, что запретил пить вино? – обратился к нему одноглазый светоносец.

– Один наш брат переусердствовал, напившись через чур, его приметил герцог, дай бог ему здоровья, вот так получился скандал. По правде говоря, напиваться без меры не причисляет достойному поведению верующих во Свет послушников. Вино следует употреблять исключительно для бодрости духа, – рассудил священник. – Вообще мне герцог Снегиан нравится. Многое из того что его милость говорил вполне правильно. Жаль только что нрав у него слишком вспыльчивый, зато магистр по-настоящему благороден и справедлив, даже по отношению к еретикам с нечестивцами, – добавил святой брат, отпив из чаши.

– Знаете, я с этим согласен. Мне думается, что мы должны проявлять побольше милосердия к мирным иноверцам. Не то святой отец Барез рискует пережечь весь восток, так рьяно он с ними борется. Слишком много жертв у этой войны, иногда мне кажется, мы слишком перегибаем палку и тогда я молюсь о спасении наших душ, – сказал сосед.

– А по мне, чем больше мы перебьём еретиков и нечестивцев, тем лучше и угоднее Господу. Но раз уж вы так говорите, то я спорить не буду, – заявил усач Анрис.

– На войне как на войне, тем более священной. Попробуй тут разбери, кто из неверных хорош, а кто плох, – высказался кривоносый Леу.

Монах по имени Мурсель покачал головой.

– Я всё понимаю… И мы делаем святое дело насаждая веру Светлую огнём и мечом, но было бы лучше если мы насаждали её милосердием и добром. Ведь война это страшная вещь, кровь и горе не несут в себе свет спасения, мне стало ясно это сейчас, – проговорил он.

Все переглянулись.

– Может быть ваши толкования верны, но приди мы сюда не с мечом, а с милосердием, неверные не стали бы долго церемониться, продырявив наши черепа стрелами, – заметил Осагон.

– Теперь уже поздно об этом говорить, – отозвался святой брат, допив вторую чашу.

– Отменное вино! Дозвольте мне достойные воины ещё раз наведаться к вашему шатру, дабы поддержать бодрость духа, – попросил толстяк с улыбкой.

– Будем вам рады, брат, приходите, – сказал Равуль.

– Тогда я отправлюсь к себе с лёгким сердцем, – произнёс Мурсель, поднявшись с бревна. – Постойте, а у меня глаза не красные? – настороженно поинтересовался он.

– Нисколько, – ответили ему, и довольный монах зашагал прочь.

– Погодите, брат! Не желаете ли отведать нашей бараньей похлёбки? Уже сварилась, – окликнул его Арамон.

– Нет, сын мой, я наложил на себя обет поста, потому мясного ничего не ем! – отказался тот. – Хотя… давайте, – согласился он тут же, сразу усевшись на прежнее место.