Люциус Шепард - Город Хэллоуин

Клайд кивнул, ощущая, как его губы сами собой растягиваются в идиотски-счастливой улыбке.

— Мне кажется, я сумею отыскать безопасный способ быть вместе, — сказала Аннелиз. — Но ты должен дать мне время, чтобы я могла все устроить. Не знаю, сколько мне потребуется, возможно — несколько недель или даже месяц. Ты готов ждать? Если нет — лучше скажи сейчас, ведь Пит — настоящий псих. Не то чтобы он был подозрителен или ревнив, нет… Он действительно безумен, и ему уже случалось причинять людям вред.

— Я готов ждать.

Над головой Клайда захлопали крылья и раздался протяжный, срывающийся крик, похожий на визгливое тремоло губной гармошки, извлекаемое из инструмента неумелым музыкантом, но он даже не вздрогнул.

— Даже если мне потребуется больше времени, — продолжала Аннелиз, — обещай, что будешь мне верить…

— Обещаю!

— Верить и ничего не предпринимать. Ведь если ты совершишь какую-нибудь глупость, плохо придется нам обоим.

— Я буду держать себя в руках.

— Договорились.

Они скрепили договор крепким рукопожатием, потом нехотя разжали руки. Пальцы Аннелиз в последний раз скользнули по его ладони, и она оттолкнулась от причала.

— Хорошо. До встречи, Клайд… — Она грустно улыбнулась. — И прости меня, ладно?..

Он долго смотрел, как ее силуэт отдаляется, становится трудноразличимым и тает в тумане. Когда Аннелиз окончательно исчезла в темноте, Клайд почувствовал себя одиноким и несчастным. Должно быть, что-то подобное испытывает призрак, внезапно осознавший, какого разнообразия чувственных ощущений он лишился, утратив связь с материальным миром. Теснина, ведущая в южную часть ущелья, с причала не просматривалась, но Клайд все равно чувствовал ее — мрачный, черный провал, дышащий тайной и опасностью. Неведомой опасностью… То ли от страха, то ли от сырости Клайд вздрогнул. Пока ему ничто не грозило, и все же по телу пробежал какой-то странный озноб. Может, все дело в том, что он узнал от Аннелиз о ее спятившем бывшем муже? Правда, Клайд дал слово ничего не предпринимать и, следовательно, мог до поры до времени не волноваться, однако ему все равно было не по себе. Темный, тонущий в тумане Хэллоуин не походил на место, где можно сдержать данное обещание, как бы ты этого ни хотел. Слишком многое здесь зависело не от самого Клайда, а от сторонних факторов, внезапных событий, предсказать которые он был не в силах.

Поплотнее запахнув на груди куртку, Клайд подобрал спиннинг и бросил еще один взгляд на реку. Со дна по-прежнему поднимались цепочки пузырьков: не рыба, а какое-то другое, более крупное существо двигалось там то в одну, то в другую сторону, с каждым разом все ближе подходя к причалу. Поднятые им волны бежали по поверхности и с хлюпаньем лизали обросшие скользкой тиной сваи. В очередной раз вздрогнув, Клайд попятился, потом повернулся и пошел к лестнице, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не побежать, а вслед ему неслись всхлипы и плеск воды, протяжные крики жаб и других речных существ.

В последующие несколько дней они встречались даже чаще, чем Клайд рассчитывал — в баре, на реке, в других местах. Иногда им даже удавалось незаметно коснуться друг друга, а когда миссис Кмиц попросила жильца сходить в «Даулинг» (местный супермаркет, разместившийся в самом большом городском здании из четырех соединенных между собой башен) и купить наполнитель для кошачьего туалета, Аннелиз перехватила Клайда у соответствующего отдела на верхнем, восьмом этаже и, схватив за руку, увлекла за стеллажи — в узкую щель между задней стеной магазина й гранитной стеной ущелья. Там она без лишних слов задрала юбку, и они предались торопливой, жадной любви, с риском для жизни балансируя на перекинутых над пустотой крепежных фермах и прижимаясь к скале, которую несколько поколений городских тинэйджеров, использовавших это укрытие до них, исписали затейливыми оранжевыми, серебристыми, голубыми и красными буквами, обведенными для пущей выразительности жирной черной каймой. Буквы складывались в проклятья, адресованные власти Божьей или человеческой — в зависимости от того, какое «ведомство» сильнее досадило автору того или иного граффити.

Аннелиз оказалась умелой и изобретательной любовницей, нежной и в то же время страстной; каждое ритмичное движение бедер она сопровождала шепотом, вскриком или неясным бормотанием, ее губы оставили несколько багровых меток у него на шее и на груди, а ногти провели по спине несколько пылающих борозд. И все же у Клайда сложилось впечатление, что для нее их яростное соитие было, скорее, актом отчаяния, нежели самоотречения и любви, и когда все закончилось, он спросил, не такие ли встречи — украдкой, накоротке — Аннелиз имела в виду, когда говорила о «безопасном» способе быть вместе.

— Я просто не могла ждать, — ответила она, глядя на него с трепетным ожиданием и тревогой, словно одно неправильное слово могло сломать, разрушить все, что было написано сейчас на ее прекрасном в своей незатейливой простоте азиатском лице. Клайд был уверен, что не ошибся: похоже, решившись на сегодняшнее свидание, Аннелиз поставила на карту не только себя самое, но и свой душевный покой. А еще он осознал, что ее бросающиеся в глаза сила и независимость были лишь маской, искусной маскировкой, помешавшей ему разглядеть, что же скрывалось в ее мятущейся душе. Даже сейчас Клайд все еще был не в состоянии понять Аннелиз до конца, разглядеть, что за могучая, с трудом сдерживаемая сила рвется на свободу из глубин ее сердца.

За неделю до конкурса талантов в «Даунлау» состоялось предварительное прослушивание участников. Небольшую сцену у стены главного зала освещал мощный кинопрожектор, в луче которого сверкали грубо намалеванные на темно-синем заднике аляповатые серебряные звезды, кометы и планеты, однако звуковая аппаратура, усилители, колонки и микрофоны оказались превосходного, почти профессионального качества, и Клайд подумал, что ничего сверх этого исполнителям на самом деле и не требуется. Пока на сцене сменяли друг друга участники «живых картин», аккордеонисты, жонглеры-любители, чечеточники, певцы без намека на музыкальный слух, косноязычные рэперы, мужчина, который мог заложить ногу за голову, и женщина, способная повторить задом наперед любое сколь угодно длинное слово или даже короткую фразу (пожалуй, это был самый интересный номер из всей программы), Клайд успел пропустить в баре несколько бокалов пива, чтобы в ожидании своего выхода успокоить нервы и, так сказать, смазать свой инструмент. С пивом он немного перебрал, поскольку, когда подошла его очередь (сразу после саксофониста, который выдал вполне приличную импровизацию «Моих любимых вещей»), Клайд объявил, что собирается исполнить оригинальную композицию под названием «Аннели… то есть Мелиза». Голос из заднего ряда попросил повторить, и Клайд, взяв себя в руки, сказал: