Юлия Андреева - Геймер 2. Дорога к саду камней

- Ты любишь Тахикиро-сан? - все еще не в силах справиться с сердцебиением, выдавил из себя Ал.

- Любовь - слово варваров. - Хироши смотрел в лицо Ала, ожидая его решения. - Я не знаю, что такое любовь. Но когда я смотрю на Тахикиро, я весь горю изнутри. А когда ее нет, я снова смотрю на нее. - Хироши понурился. - Я все время говорю с госпожой Тахикиро. А она отвечает мне. Я понимаю, что госпожа не обычная женщина. Не из тех, кто будет рада быть только хозяйкой дома. Она не станет следить за тем, чтобы крестьяне вовремя приносили деньги и чтобы повар готовил именно то, что нравится мужу. Но все это ерунда. Мне нужна Тахикиро-сан такой, какая она есть. Резкая, властная, такая, что и по зубам, если заслужил, может. И головы рубит, как песню поет. Я бы не хотел, чтобы она когда-нибудь изменилась, стала другой. Тахикиро-сан - стихия, можно ли изменить стихию? Пройдут века, а стихия останется сама собой. Тахикиро-сан - горный дух или ветер. Кто поймает ветер?..

- Поэтому ты до сих пор не женат? - неожиданно догадался Ал.

- Я хотел бы всегда быть рядом с госпожой Тахикиро. Чтобы засыпать с нею рядом, просыпаться и видеть ее, и... Когда вы отсылаете ее с поручением, я словно не дышу, не живу. Моя душа летит за Тахикиро-сан, так что мне становится трудно даже выполнять обычную работу. Я весь с ней...

- Понял, понял. - Ал посмотрел на Хироши уже без ненависти. - Что ж, я поговорю с Тахикиро, и если она согласится...

- Она может и обидеться... - предупредил Хироши, теперь на лице его отпечаталась озабоченность. - Вы только как-нибудь... как-нибудь... - Некоторое время десятник изучал свои сандалии, подыскивая слова, и наконец, подняв на Ала несчастные глаза, простонал: - Поаккуратнее только, господин. Один Будда знает, какие демоны порой вселяются в Тахикиро-сан. Как бы, не ровен час, она и вас не порешила, попадись вы ей под горячую руку... А ведь вы наш природный господин и...

- Не дрейфь, она своих не трогает, - усмехнулся Ал и, совсем уже расслабившись, шлепнул Хироши по плечу. - Поговорить поговорю, а уже дальше сам разбирайся. Может, в храм ее поведешь, а может, и бежать с моих земель придется.

- От нее все стерплю! Пусть бьет! Пусть вообще убьет! Главное, чтобы со мной была! - Поклонившись командиру, Хироши бросился к своему коню. - Позвольте, вперед полечу, упрежу уж.

- Лети, лети. - Ал только пожалел, что не спросил мнения десятника по поводу таинственного послания Фудзико: 'Мой муж и господин! Имею честь пригласить Вас на торжественное и самое главное событие в жизни нашего приемного сына Минору Грюку, которое состоится во второй день новой луны в нашем доме в деревне Иокогама. Преданная вам Фудзико'.

Ал оглянулся в поисках того, с кем можно было бы поговорить о письме.

Совершенно юный ронин с густой, длинной челкой , как у ребенка, и подростковыми прыщами встал на колени перед самураем Ала. Лицо пленника было спокойным, словно он накурился травки. Хотя глаза совсем недавно явно были на мокром месте.

'Торжественное и самое главное событие в жизни нашего приемного сына Минору', - перечитал Ал еще раз. Минору родился в середине июля, сейчас май, значит, речь не о дне рождения. Тогда что же? Женитьба? Но кто дал разрешение на такой важный шаг, когда он, хозяин дома, в отъезде?

Ал взглянул в глаза юному ронину, и его сердце сжалось.

Кто мог отдать приказ в отсутствие отца семейства? Тот, кто выше его - Токугава. Но сёгун в Эдо и не собирался в ближайшее время наведываться к своему хатамото. Кто тогда? Жена? У нее нет таких полномочий. Тогда? И тут Ала осенило: приказ мог отдать тот, кого он сам же оставил за себя, а значит, его родной сын Амакаву.

При воспоминании о сыне что-то недоброе зашевелилось в груди Ала, он быстро поднялся и, махнув рукой самураю, изготовившемуся отсечь парню голову, чтобы повременил, подошел к юному ронину. Присутствие парнишки явно помогало Алу сосредото?читься.

- Как тебя зовут? - обратился он к пленнику. Раскосые глаза блеснули ненавистью, пересохшие губы шевельнулись, но Ал не услышал ни звука. - Дайте ему воды, - распорядился он.

Кто-то поднес к губам приговоренного тыквенную бутылочку с водой. Пленник сделал глоток, мутно поглядывая на своих мучителей.

- Как вас зовут? - повторил вопрос Ал.

- Гёхэй, господин. - Пленник смотрел не на Ала, а как бы поверх его головы, будто бы беседовал не с человеком, а с его небесным покровителем, как известно, находящимся над правым плечом.

- Давно разбойничаете?

- Недавно. - Парень склонил голову, глядя в землю. - Мой хозяин с Амори... сёгун издал приказ, чтобы все христиане в нашей префектуре немедленно отреклись от Христа, наш господин отказался, попросив помощи у главы даймё-христиан Кияма из рода Фудзимото. Он отправил гонца, но тот не вернулся. Меж тем явилась комиссия от сегуна, нашего господина приговорили к сэппуку и всех, кто не отрекся, убили. Тех же, кто был буддистами или успели отречься, все равно изгнали. Там теперь новый даймё, у него свои люди, а мы... - Он покраснел. - Извините нас, пожалуйста, за причиненное в хозяйстве беспокойство. Честное слово, очень стыдно, но...

- Я понимаю. - Ал потрепал малолетнего преступника по густым волосам, самостоятельно разрезав веревки на его руках. - Как вы считаете, - Ал наклонился к самым глазам ронина, - какое событие в жизни самурая можно считать самым главным в его жизни?

- Смерть, - выдохнул юноша.

- Смерть?! - Ал отпрянул от парня, некоторое время приходя в себя. - Смерть можно назвать торжественным событием?

- Можно, если это сэппуку, которую самурай делает в соответствии с приказом своего сюзерена и в присутствии специальных свидетелей. - Юноша не мигая смотрел на Ала, ожидая, что произойдет дальше.

Но Ал уже и так все понял, велев отпустить парня, он первым бросился к лошадям и, ничего не объясняя, понесся в сторону деревни.

Глава 11

ПУТЬ СЛЕПЦОВ

Путь самурая есть смерть.

Токугава Иэясу. Из сборника сочинений

для отпрысков самурайских семей.

Разрешено к прочтению высшей цензурой сегуната.

Писано в год начала правления 1603-й, замок в Эдо

- Однажды шли по горной дороге слепцы, в левой руке у каждого из них был дорожный посох, правой они держались за плечо впереди идущего, первый слепец вел остальных, так как сказал всем, будто бы отлично знает дорогу. Все время слепцы плакали и тряслись от страха, так как боялись упасть на дно пропасти и больше уже не выбраться оттуда. - Кияма сделал паузу, давая своему секретарю время записать услышанное, и когда Такеси поднял на него воспаленные от бессонных ночей наедине с рукописями глаза, тут же продолжил диктовать. - При этом никто из слепцов понятия не имел, с какой стороны опасная пропасть, а где ровная земля. И вот они шли и шли, молясь, трясясь и писая себе на ноги, когда подошвам их сандалий приходилось соскальзывать, и слепцы на какое-то время теряли равновесие, громко крича, цепляясь за ветхие одежды друг друга, от чего и у тех, кто чуть было не упал, и у тех, кто просто был рядом, пот лил градом и по спинам бегали мурашки. - Кияма улыбнулся, предвкушая финал. - Так вот, они шли себе, шли, пока вдруг не случилось то, чего они все, собственно, и ожидали. Один из слепцов упал в пропасть. Поняв, что они потеряли товарища, слепцы опустились на четвереньки и подползли к краю пропасти, рассуждая, как низко упал их собрат и можно ли будет вытащить его при помощи своих посохов или связав вместе одежду. И тут они услышали голос упавшего: 'Не переживайте за меня, когда я был среди вас, я тоже всего боялся и не знал, куда можно ступить, чтобы не упасть. Теперь я упал, и мне уже больше нечего бояться. Я свободен. Быстро прыгайте ко мне, и вы тоже освободитесь от страхов и забот. Вы тоже будете свободны!' - Кияма огладил бороду, проникновенно глядя в глаза секретаря. - Я часто думал над этой притчей и вот что решил: всю нашу жизнь мы чего-то боимся, о чем-то заботимся, и только в решительный момент принятия своей смерти мы обретаем подлинную свободу. Потому что мертвому уже не нужно трястись за свою жизнь, не нужно думать, как сделать следующий шаг. Мертвому или посчитавшему себя мертвым не нужно заботиться о пропитании, ему не нужна любовь, не нужна семья. Когда последователи черного Будды Амида, или синоби , свершают над собой ритуальный похоронный обряд, после него они считают себя бесплотными духами, оставленными на этой земле для того, чтобы... - Кияма задумался. - Знаете, что, Такеси-сан, мне еще нужно подумать над этой темой, ведь последователи Будды Амида - это наемные убийцы и шпионы очень высокой квалификации, и, наверное, здесь следует сказать о том, что они избирают жребий служению своему хозяину... А кто у них хозяин? Или заданию, данному хозяином... М-да. - Кияма почесал затылок. - Предположим, что хозяин в этом монастыре - их настоятель. Но сам факт, что своих самураев он отдает на время и за деньги... Ладно, попробуем по-другому, - он посмотрел в потолок, - самурай умирает для собственной жизни, чтобы ничего не отвлекало его от служения своему господину. Поэтому, когда самурай умирает во второй раз, он освобождается от бренной оболочки и всего с нею связанного. Упавший слепец освободился от страхов за свою жизнь, потому что самое страшное с ним уже произошло.