Александр Серегин - Нереальные хроники постпубертатного периода

— А вот это как раз и может быть началом периода регрессии. Ты посмотри на Алика Драгого, он сколько баб уже перетягал и толку. У него пубертатный период сразу перешел в период регрессии.

— Правильно. У него пубертатный период не закончился, а регрессия началась. Результатом пубертатного периода на самом деле является не только отрастание в нужном размере, крайней плоти, но и развитие интеллектуальных способностей.

— И видимо не только интеллектуальных способностей, но и биоэнергетических. Мне кажется, эта энергия каким-то образом связана с электромагнитными полями.

— С какого это рожна? Когда, кажется креститься надо.

— Все во вселенной связано с электромагнитными полями. Может быть, человек постпубертатного периода обладает полярностью особой, которая зависит от эмоционального состояния.

— Это значит, что все мы, типа электроны летаем в пространстве и куда нас притянут, там и сидим?

— Примерно так. То есть до определенного момента, пока человек развивается, он имеет определенную полярность, назовем её положительной, ведь он растет, прогрессирует. Это и есть пубертатный период, а потом он постепенно меняет полярность, но это не может происходить сразу. Как электроны, двигаясь в постоянном магните от одного полюса к другому, они какое-то время находятся на границе между отрицательным и положительным полюсами. Если говорить образно, как раз там, где в школьном разукрашенном постоянном магните синий цвет стыкуется с красным. Состояние между развитием и регрессией мы назовем постпубертатным периодом. Понимаешь, там не плюс и не минус, что-то неопределенное и человек получает способность отрываться от своих полюсов и перемещаться к другим.

— Чего ж ты тогда назад возвращаешься?

— Правильно, я возвращаюсь всегда, когда наступает усталость. Заряд вот той, постпубертатной неопределенной полярности теряется и первичный полюс притягивает снова. И в первом и во втором случае я возвращался назад, когда уставал и садился отдохнуть. Андрюха, это же открытие, глобальное, мирового уровня.

— Конечно, нам дадут Нобелевскую премию, мне, как научному руководителю, тебе как соавтору.

— Почему мне только, как соавтору?

— Дурень потому что. Весь этот бред, что ты наговорил, ничем не подтверждается. И то, что с тобой происходит, может быть лежит не в сфере электромагнетизма, а в сфере психиатрии.

— Ты что мне опять не веришь и считаешь меня психом?

— Я тебе верю, но орать на всех перекрестках, что ты здоровался за ручку с героем Крымской войны тысячу восемьсот пятьдесят четвертого года не надо — заберут, а выйти оттуда, говорят, непросто.

— Но надо, как-то пытаться это объяснить.

— Это надо хотя бы, как-то зафиксировать, чтобы тебя в психи не записали. Вот если бы ты с собой оттуда человека приволок или хотя бы предмет, тогда другое дело — неопровержимое доказательство надо, артефакт. Пока все твои рассказы до одного места, художественный свист. — Новаковский почесал в затылке, — надо ждать.

— Чего ждать, с моря погоды?

— Нет, сильных эмоциональных впечатлений. Вспомни, оба раза, когда ты был там, это было под воздействием рассказов, прочитанных, рассказанных. Ты же не лежал и от скуки не плевал в потолок, а твой мозг был чрезвычайно возбужден внешней информацией, которая послужила причиной перехода в параллельный мир. Ты должен испытать определенного вида стресс. Когда ты испытывал сильный стресс?

— Последний раз?

— Ну, хотя бы последний.

— Когда Драгой мне мышь за шиворот сунул.

Андрей задумался.

— Нет, это не подойдет. Надо чтобы стресс был связан с событием, которое в твоем мозге ассоциируется с обстоятельствами, которые были или могут быть в другом параллельном мире.

— Это не так просто.

— Конечно, хотя и не очень. Ты знаешь, я у нашего Вашингтона читал перепечатку с одного американского журнала, как раз про параллельные миры. Там была теория множественности миров. Существует множество миров, которые живут, параллельно, не пересекаясь. В чем-то они похожи друг на друга, в чем-то нет. Одни движутся в своем развитии быстрее, другие медленнее, но это все человеческие миры. В них похожие люди и часто один и те же. Ты, например, если бы попал в мир, который по времени соответствует нашему, мог бы найти своего двойника, а мог бы и не найти, потому что он мог умереть в младенчестве. Таким образом, выясняется многовариантность развития человеческого мира. То, что называется — история сослагательного наклонения. То есть один мир развивается, когда кто-то, кто определяет историю, успел захватить власть, и история побежала по правому пути, а второй, когда его перехватили и заковали в кандалы, и история побежала налево. Ты ведь мог и не родиться, если бы твои родители не встретились.

— Здорово, если всё так и есть.

— А, что хорошего? Ты попадаешь в параллельный мир лет на пятнадцать назад, а у твоих родителей другой сын.

— Это почему еще?

— Очень просто, они раньше себе завели другого ребенка или ты помер в младенчестве и в память о тебе они себе завели нового.

— Хватит тебе молоть ерунду, можешь ты испортить настроение. Надо думать, что делать, если еще раз куда-нибудь занесет.

— Понятно, что. Надо оттуда кого-нибудь с собой привести или хотя бы сувенир какой-нибудь, как подтверждение. Артефакт.

— Любишь ты козырять разным непонятными словами, что такое артефакт?

— Артефакт, юноша, от латинского «артефактум» то есть искусственно сделанное. Украдешь ты, например, подсвечник у Петра I, а он, как новый, хоть из восемнадцатого века или указ его какой-нибудь…

— Ага, а на нем чернила еще не высохли.

— Это было бы великолепно.

— Глупости, Андрюха, ты говоришь. Я там бываю считанные часы, оглянуться не успеваю, а ему сразу спереть что-то надо.

— По-другому не докажешь.

— А ты знаешь, я Щеголеву отдал свой Zippo.

— Что, правда, не жалко, такая вещь?

— Ему нужнее, он артиллерист, ему огонь в любую погоду нужен.

— Только зря зажигалку отдал.

— Это почему же?

— Как почему, а бензин он, где будет брать? Это же середина девятнадцатого века. Для них бензин, как для нас топливо для фотонного двигателя.

— Будет использовать керосин, керосинку, я имею в виду керосиновую лампу, изобрели еще лет за пятьдесят до этого.

— В принципе, да, только чадить будет.

Заумные речи друзей были прерваны прямо посреди коридора. Наперерез вышла тугогрудая Вера и кокетливо строя глазки Яну сказала:

— Мальчики, ну где же вы ходите? Ужин уже давно на столе.