Константин Бояндин - Муза киберпанка

Василий сделал ещё несколько шагов, и… оказался в том самом проходе, который вёл на полянку с фонарём.

И чуть не потерял дар речи, увидев, кто там стоит.

Агриппина Васильевна, с неизменным секатором. Ольга Владимировна, точно она, и чего её принесло сюда, в такую ночь, из такой дали? И та старуха, Афанасьевна, с папиросой в зубах. А перед ними стояла Муза. Стояла в том самом драном свитере и джинсах, которые любила больше всего.

И все сухие! Умереть, не встать!

И словно включили громкость. Ветер дул, и молнии оглушали окрестности неизбежным громом, а слышно было всё. И, похоже, собравшиеся не замечали Василия.

— …Тебе сто раз говорили уже, — Агриппина Васильевна посмотрела в лицо Музы, и та выдержала взгляд. Хотя вид был такой — вот-вот расплачется. — Не вмешивайся! Не мешай им самим выбирать! Ведь он сам выбрал: детектив. Сам? Я кого спрашиваю?

— Сам, — Муза говорила глухо.

— Вот… дай сюда! — сказано было старухе, Афанасьевне. Та протянула сумочку, Агриппина Васильевна вытащила из неё клубок и показала Музе. — Вот, что тут у нас? Конкурсы, победы, публикации. Все старались! Как ты и просила! Просила ведь? Ну? Громче говори!

— Просила, — едва слышно отозвалась Муза.

— Вот, — Агриппина Васильевна удовлетворённо кивнула. — А теперь ничего этого не будет, понимаешь? Ни экранизации, ни этих ваших Букеров-Шмукеров, ничего. Потому что лезешь, куда не просят. Киберпанк ей нравится! А мне детективы нравится, и что? Я же не заставляю всех писать только детективы! Всё, милочка. Оставь его в покое. Вот начнёт писать свои детективы, — она выделила слово «свои», — вот тогда милости просим. Раз он такой весь из себя хороший.

Василий, наверное, не сразу поверил, что слышит именно это. Но после такого долгого… после всего того, что Муза показала, уже не было возможности сомневаться. Ну никакой. И ему стало вначале обидно, потом он разозлился. Решают, значит, что ему будет, а что нет? Кто они такие?!

— А часы я все верну, — Агриппина Васильевна поднесла нить к глазам, принялась что-то там теребить, словно распускала на отдельные волокна. — Все, которые ты взяла без спросу! Чтобы знали, оба, как себя вести надо! — и поднесла свой секатор, явно примеряясь, чтобы аккуратно что-то перерезать. Муза смотрела на это, и по лицу её текли слёзы…

— Слушайте! — Василий сам не понял, откуда нашёл в себе храбрость. — Может, не надо за меня решать?

Они вздрогнули. И посмотрели в его сторону, все до единой. А секатор чуть было не перерезал нить целиком.

— Возвращайся, — Ольга Владимировна посмотрела Василию в глаза. — Тебе нечего делать тут. Дорогой брат, проводи его.

Позади Василия кто-то зарычал. Он обернулся… Харитон. Шагах в трёх. Тот самый, дворник. Но — лицо строгое, выглядит сурово, а у его ног…

Борька. Старик-ротвейлер. Но глаза его светились красным, и, Василий готов был поклясться, на краткий миг показалось: у пса три головы. Как будто одной мало! И так ясно — съест и не подавится. Харитон молча поманил Василия к себе. Вот ещё!

— Нет, — Василий сделал шаг и Муза, он заметил, глазами указала ему — стой, не приближайся! — Понравится — напишу детектив, а пока буду работать, что есть. Почему вы за меня всё решаете? Я что, просил у вас этот ваш Букер?! Без вас справлюсь!

— Так, — Агриппина Васильевна посмотрела за плечо Василия. — Уведите отсюда посторонних, — локоть Василия сжали пальцы. Как клещами! — Хотя нет, подожди. Завтра сам решишь, что тебе милее, — она снизошла до взгляда. — И делай, что сам выберешь. И уж поверь, поблажек больше не будет!

Она аккуратно приблизила секатор к отдельно выбранной ниточке…

— Нет! — и Муза ударила её по руке. — Не смей!

Ниточка порвалась, Василий успел заметить. Но не та, которая легла в стальные челюсти ножниц. И над головой ударила молния, и ослепила его. А когда пришёл в себя — стоял у себя, на кухне, в ботинках, плаще и с зонтом, а солнце весело сияло в чистом небе по ту сторону окна.

16

Нины нет дома. И телефон не отвечает. И компьютер включен…

Василий не сразу пришёл в себя. А когда пришёл, понял: натоптал в доме совершенно по-свински! Ещё бы, такая там грязь была. Недавний разговор всё звучал в ушах, и самое время усомниться в здравости рассудка. И почему солнце? Ведь не мог же он простоять здесь так долго!

Телефон зазвонил. Резко, неприятно. Домашний, и ведь менял ему звук, менял!

Семь бед… Василий осторожно шагнул, дотянулся до трубки.

— Николай Васильевич? — Василий ответил утвердительно, прежде, чем понял, что его зовут иначе. — Ждём вас в лаборатории. Это срочно.

— Да, конечно, — Василий положил трубку, но так и не понял, с кем говорил. Как во сне, взял свою сумку — портфель, точнее, старомодный и видавший виды — и вышел из квартиры.

Не сразу понял, что вокруг что-то неладно. Вместо хрущёвской четырёхэтажки — девятиэтажное здание, и из него он только что вышел. Всё вокруг вроде бы знакомо, но другое! Совсем другое! Лето на дворе, и другие люди, и другие дома вокруг.

— Николай Васильевич! — окликнули его. Машина у подъезда, и сразу видно — солидная, ну вроде как «Чайка» в старые времена. Шофёр опустил стекло, и махнул ему рукой. — Садитесь, вас ждут.

Ничего не понимаю, думал Василий, всё ещё ощущая себя во сне. Что такое? Где я? Или надо вначале узнать, кто я?

Он обошёл машину, открыл дверцу и уселся. И не покидало чувство, что делал это уже много раз. Так всё привычно.

Они ехали, и за окном мелькали странные виды. Это не Городок, понял Василий. Открыл портфель, повинуясь невнятному порыву… там увидел свой паспорт. Зачем? Никогда не брал его с собой. Лицо его, точно, вот только написано в паспорте: Терехов Николай Васильевич.

— Бумаги у вас с собой? — поинтересовался водитель. — Валерий Павлович просил напомнить.

— С собой, — отозвался Василий, уже вообще ничего не понимая. Хотелось проснуться. Очень, отчаянно сильно — немедленно проснуться. Так, чтобы не было того разговора, и чтобы рядом была Нина, чтобы…

— Прибыли, — сообщил водитель и… словно выключили. Замер, глядя перед собой. Видно, что дышит, но сидит, упершись взглядом куда-то в горизонт. Василий не удержался, помахал у него перед лицом ладонью. Никакой реакции.

— Я сошёл с ума? — поинтересовался Василий, выбираясь наружу. Едва дверь захлопнулась, водитель перестал быть манекеном, и машина, мягко тронувшись, уехала прочь.

А сам Василий обнаружил себя стоящим перед зданием. Огромным, сплошное стекло и бетон, и вывеска — высоко вверху и на табличке перед глазами. Институт Органической Химии. Ни тебе упоминания СО РАН, ни прочего всего — три слова. И там, и здесь.