Александр Клыгин - Начало пути

– Я вас понял, – сказал Ричмонд. – И я ухожу. Спасибо вам, мистер Сарэра и до свидания.

– До свидания, – кивнул Парэрас, после чего Ричмонд вышел.

Оставшись один, Парэрас снова достал из стола конверт Ричмонда, какое-то время снова пересчитывал деньги, потом засунул деньги в карман пиджака, разорвал пустой конверт и швырнул его остатки в корзину для мусора. Проделав все эти нехитрые операции, Парэрас снова начал разбирать бумаги на столе, внимательно перечитал какой-то документ, после чего пододвинул к себе телефон и куда-то позвонил. На другом конце линии долго не брали трубку, Парэрас даже начал волноваться. Наконец, ему кто-то ответил.

– Добрый день, – сказал Парэрас. – Это Парэрас Сарэра. Вы помните тот документ, что вы прислали насчет антирабской кампании? Да, я так и понял, что ее необходимо немедленно ликвидировать. Однако они оказались хитрее, чем я думал. От меня только что вышел их лидер Ричмонд, наверное, он уже внизу. Вы не могли бы распорядиться… Без лидера антирабская кампания – просто безмозглая толпа, а лидер у них один… Да, так и быть, вызывайте Муррио. Спасибо вам, простите за беспокойство. До скорого.

И Парэрас положил трубку, после чего тяжело вздохнул.

Убить лидера

Счастливый Ричмонд вышел из кабинета Парэраса, долго ждал лифт, затем заполненный лифт довольно долго спускался вниз, люди входили и выходили на каждом этаже. Наконец, лифт достиг первого этажа, Ричмонд вышел на улицу и поспешил к стоянке такси. Он был рад, что все устроилось так просто. Конечно, придется отстегивать правительству проценты от прибыли, сократить часть активистов, но это можно было потянуть – все лучше, чем полное запрещение на государственном уровне. Однако Ричмонд упустил одну важную деталь – сильные мира сего не любят делиться ни властью, ни рейтингом, ни доходами, ни даже расходами. И часто на этом прокалывались даже самые умные и хитрые политики. Но прокалываются-то они впоследствии, а действуют сразу. И об этом тоже надо помнить.

Когда Ричмонд почти дошел до стоянки, рядом резко затормозила машина, из нее выскочил кошандиец в маске, вооруженный автоматом. Прежде, чем Ричмонд успел испугаться, этот кошандиец расстрелял его в упор…

Эльдорадо и все остальные ждали Ричмонда в его квартире до позднего вечера, как вдруг туда ворвался один из членов кампании и заголосил:

– Ричмонда убили! Ричмонда убили!

Собравшиеся ответили коллективным возгласом удивления, криками «Как?» «Что?» «Что значит, убили?» «Пойдем разбираться!», после чего моментально понеслись на место убийства.

Ричмонда убили совсем рядом с Белым Домом, поэтому вся территория, прилегающая к этому зданию, сосредоточившему в себе всю власть в Квартале, была немедленно оцеплена сотрудниками спецслужб. В Белом Доме Квартала помещалось не только правительство, но и президент с парламентом, поэтому в таких мерах предосторожности не было ничего удивительного – чиновники почувствовали рядом с собой угрозу и постарались обезопасить себя, кто как смог. Так что, когда руководство антирабской кампании всей толпой примчалось к Белому Дому, их остановили на расстоянии километра от самого места убийства. Эльдорадо даже подумал, не оцепили ли часом и тот район, где он снимал квартиру. Но тут кто-то крикнул:

– Ричмонд-то уже в морге, поехали туда!

Собравшиеся поддержали этот возглас активными криками: «Поехали!» И через полчаса руководство антирабской кампании начало толпиться в коридорах главного квартальского морга, по счастью, находившегося недалеко от центра (не пришлось тратиться на такси).

Кто-то опознал на трупе лицо Ричмонда, а Эльдорадо с Крулсом увидели только то, как Ричмонда закатывают в холодильник в морге. Разгоряченные активисты антирабской кампании, слегка охлажденные холодом, постоянно нависавшим над моргом, стали медленно расходиться по домам. Однако этого убийства было достаточно, чтобы вся антирабская кампания вспучилась и начала всерьез бунтовать, полагая, что липовые права человека, за которые все активисты дружно боролись, действительно имеют под собой реальную силу.

Как остаться в живых

Утром Эльдорадо, проснувшись, включил телек. Там шли новости, журналист брал интервью у какого-то насмерть перепуганного мелкого чиновника. Испуганный чиновник сумбурно тараторил:

– Это первый раз, когда в непосредственной близости от Белого Дома совершен такой вопиющий акт преступной деятельности как убийство видного общественного деятеля, каковым являлся ныне покойный мистер Ричмонд. Мы не сомневаемся, что таким образом организованная преступность хотела нанести удар по благополучию всего нашего Квартала, но мы не потерпим этого ни за что, и ответные меры будут приняты незамедлительно, о чем свидетельствует…

Эльдорадо выключил телек, поразившись тому, что чиновники, даже насмерть перепуганные, сохраняют свою манеру говорить, которая и отличает их от обычных людей. Эта манера заключается в использовании множества официальных терминов и оборотов, которыми чиновник пытается описать даже самые простые вещи, а зачастую чиновник вообще не описывает ничего, а только нагромождает друг на друга синтаксические и грамматические конструкции.

«Вот поэтому я и люблю восточную мистику, – подумал Эльдорадо. – Там для описания самых сложных философских вещей никогда не требуется больше двух-трех слов. Вообще, такое ощущение, что на Востоке все знают какую-то истину, но вовсе не пытаются ее описать, ибо она и так известна каждому. А на Западе, по этому же ощущению, никто никакой истины не знает, но пытается найти ее, выводя один поток слов за другим. И глотают люди Запада эти потоки слов, думая, что за ними что-то такое стоит, и сами начинают извергать слова потоками, даже не осознавая, что за всем этим на самом-то деле не стоит вообще ничего… Се ля ви».

Тут в квартире Эльдорадо зазвенел телефон.

– Слушаю, – сказал Эльдорадо, взяв трубку. – Собираем митинг? Где? Да, я знаю это место. Через полтора часа? Обязательно буду и Крулса с собой приведу. Окей, пока.

Днем на очередном пустыре снова собрался огромный митинг антирабской кампании. Эльдорадо и Крулс помогали затащить трибуну на грузовик, так как сцену сооружать было некогда и некому. Толпа собралась приличная, однако звук в колонках был плохой, несмотря на все старания звукооператора.

На трибуну поднялся один из близких друзей Ричмонда по имени Морвис и начал свою речь.

– Добрый день, дорогие друзья! – начал Морвис. – Сегодня я хотел бы поговорить с вами вовсе не об Империи Зла и не о беззащитных рабах, чьи права человека абсолютно не соблюдаются. Сегодня я буду говорить о нас с вами, ибо, как оказалось, наше положение ничуть не лучше, чем положение тех самых беззащитных рабов, которых мы с вами долгое время пытались защищать. Вчера, друзья мои, был убит наш лидер Ричмонд, хорошо известный вам всем. Возможно, кто-то из вас еще не слышал, что правительство собирается принять закон о запрещении деятельности нашей антирабской кампании. И вчера мы имели возможность убедиться, о каком именно «запрещении» идет речь. Ричмонда вчера не убили, а «запретили», как изволит выражаться наше правительство более цивилизованным языком. И потому я хочу спросить вас – отличается ли чем-нибудь это наше правительства от безжалостных правителей Империи Зла? В Империи Зла с людьми обращаются как с рабами, но разве у нас, в нашем цивилизованном Квартале дело обстоит не точно так же? Только правители Империи Зла намного честнее – если они хотят убить неугодного, они отдают прямой приказ – убить! А наши правители отдают приказ «запретить деятельность», но результат один и тот же.