Антон Орлов - Мир-ловушка

– Сам ты дурак, – морщась от головной боли, возразил Шертон. – На твоей машине я ушел от целой своры богов, на глазах у всего города. О лучшей рекламе ты даже мечтать не мог. Заказы на тебя теперь сами посыплются, можем на что хочешь поспорить.

Маг открыл рот, но вдруг призадумался, повернулся и молча вышел. Вскоре ему предложили высокооплачиваемую должность при дворе, и он перебрался жить в Верхний Город. Шертона он с тех пор избегал: то ли никак не мог простить ему гибели «рыбоньки», то ли стыдился своего срыва.

А у Шертона после этой истории появился друг – теолог Венцлав Ламсеарий.

Глава 5

Титус чуть не опоздал. К гостинице Бедолиуса в квартале Сонных Танцоров он примчался бегом уже после наступления темноты. В кармане булькала фляга. Лишь повернув на нужную улицу, он перешел на шаг, оправляя рясу и подыскивая извинения и оправдания.

Все тот же торжественно-молчаливый секретарь проводил его на второй этаж, возле дверей предупредил:

– Вам придется подождать. Госпожа задерживается.

Значит, напрасно бежал сломя голову… Титус невозмутимо кивнул, и его оставили одного. В интерьере комнаты ничего не изменилось, не считая того, что роскошный хрустальный светильник исчез, вместо него на стенах висели обычные магические лампы в виде гроздей винограда, да взамен пустой рамы и груды осколков появилось новое зеркало.

Ждал он недолго. Вскоре послышались быстрые шаги, характерный звук пинка, и дверные створки с треском распахнулись. Витражи задребезжали.

– Узнал что-нибудь? – не поздоровавшись, спросила Эрмоара.

– Узнал, госпожа, – степенно поклонившись, ответил афарий, а про себя подумал: «Интересно, она всегда открывает двери пинками? У богачей дикие причуды…»

– Тогда выкладывай.

За спиной у нее кто-то бесшумно и почтительно затворил дверь. Развалившись в кресле, Эрмоара нетерпеливо кивнула Титусу.

– Я скорблю и сожалею, госпожа, но я вынужден вас огорчить…

– Ну так и огорчай сразу, без этой херни! Что случилось?

– Романа До-Энселе получила устное порицание от ректора за употребление наркотика. Один раз она употребила кивчал, из пагубного любопытства.

– Она жива и здорова? – перебила Эрмоара.

– Да. Ее успехи в учебе можно назвать неплохими, отличается прилежанием, лекций не прогуливает…

– Что у нее с левой рукой? Носит повязку?

– Нет, ожоги ведь не бинтуют. Рубцы выглядят ужасно, зато рукой она владеет почти нормально…

Эрмоара прорычала ругательство, до того грязное, что Титус покраснел: одно дело – услыхать такое от каторжника или наемного солдата, и совсем не то – от дамы из хорошего общества. Образованной и утонченной, если верить определению Магистра.

– Давай по порядку!

– Это из-за наркотика, госпожа, – нервничая, начал Титус. – Она приняла кивчал и пошла выполнять лабораторное задание по алхимии, обожглась…

– А до этого ходила с повязкой?

– Да, из-за какого-то пустякового нарыва. Сейчас у нее нет денег, чтобы обратиться к целителю и убрать рубцы, а выглядят они… в общем, плохо. Я полагаю, в той смеси, которую она изготовила, находясь в полубессознательном состоянии, присутствовали магические компоненты…

– Это я и без тебя поняла. – Эрмоара скрипнула зубами и вновь мерзко выругалась. – Надо же так со мной поступить!

Ее худощавое тело напряглось, глаза светились бешеной энергией. Испугавшись, что от расстройства ее хватит удар, а с него потом спросят, Титус заговорил успокаивающим тоном:

– Молодежь интересуется наркотиками по разным причинам, госпожа. Я согласен, это ужасная склонность, но, во-первых, кивчал не вызывает привыкания, а во-вторых, Роману с тех пор ни разу не поймали на употреблении наркотических снадобий. Возможно, после того случая она одумалась…

– Заткнись, афарий, – процедила Эрмоара. – Я и без твоих лекций по уши в дерьме. Этак каждый решит, что меня можно кинуть! Вот что, ты должен устроить мне встречу с ней… Я хочу посмотреть инкогнито, как она себя ведет, и потом приму решение насчет наследства.

– Как вам будет угодно, госпожа.

Сунув руку в карман просторного дорожного платья, расшитого витыми шнурками, Эрмоара достала и бросила на стол тяжело звякнувший мешочек.

– Это тебе на расходы.

Титус машинально взвесил мешочек на ладони – ого, тяжелый! – растерянно поглядел на собеседницу и приоткрыл. Внутри блеснуло золото.

– Госпожа… это… Сколько тут денег?

– Я тебе, что ли, буду их пересчитывать? – окрысилась Эрмоара. – Сам сосчитаешь. Если, конечно, учил арифметику.

Титус нервно сглотнул. Ну да, богачи не ведают, что такое слезы, пролитые над последним грошом, вот и швыряют свое неправедно нажитое золото пригоршнями… Бормоча, что обязательно предоставит подробнейший отчет о своих расходах и вернет весь остаток до последнего медяка, он начал запихивать мешочек в карман. Фляга с напитком Цведония мешала, пришлось ее вытащить и зажать под мышкой.

– Отчетом можешь задницу подтереть, а остаток возьми себе. Это аванс. Еще столько же получишь, когда я получу Роми. А это у тебя что?

– Извините, госпожа, здесь очень крепкое спиртное, чудовищно крепкое, со жгучими специями…

– О? Дай попробовать!

Она ловко выхватила флягу, Титус не успел воспротивиться.

– Вам станет дурно… Не надо!

С нарастающим ужасом он смотрел, как Эрмоара отвинчивает пробку, подносит флягу к губам… Сделав несколько глотков, она оторвалась от горлышка и расплылась в блаженнейшей улыбке:

– Вот такое мне нравится!

И опять приложилась к фляге. Замолчавший Титус наблюдал, как она пьет – не останавливаясь, зло и жадно; ему пришло на ум сравнение с большим хищным зверем, утоляющим жажду. Было что-то такое в ее манере пить… Не женственное, даже не человеческое. Он отнес это на счет животной натуры богачей и перестал удивляться. Все ясно: Эрмоара До-Энселе – алкоголичка со стажем, а Магистр, бедняга, об этом не знает.

– Держи, афарий.

Вскочив с кресла, она швырнула ему флягу. Титус встряхнул – пусто. Все высосала, до последней капли! Сейчас она свалится на пол и уснет мертвецки пьяная, а он получит нагоняй: мол, почтенную заказчицу напоил.

– Госпожа, вы лучше не вставайте!

Он попытался усадить ее обратно, но Эрмоара оттолкнула его. Толчок оказался неожиданно сильным – Титус еле устоял на ногах.

– Чудесное пойло! Как это называется?

– Гм… У сего напитка нет названия.

Титус с тревогой вглядывался в ее увядшее, покрытое сеткой морщин лицо, выискивая признаки дурноты. Не было их, этих признаков. У Эрмоары даже язык не заплетался. Вдруг она недовольно скривилась:

– Отойди-ка, афарий. Ты стоишь задом к зеркалу, и я, разговаривая с тобой, вынуждена любоваться этой рожей! В прошлый раз я грохнула зеркало, так они новое притащили.