Роберт Говард - Василий Головачёв представляет: Золотой Век фантастики
Наверно, навсегда останется тайной, пронюхало ли гестапо об этой засекреченной операции, или ночной патруль наткнулся на пляже на группу подпольщиков совершенно случайно. Кто-то вскрикнул, кто-то спустил курок — завязался бой. Пляж был каменистым, плоским. Звезды и огни со шведского берега лили на него тусклый, но ровный свет. Лодка уже отчалила, и подпольщики решили вызвать огонь на себя, чтобы дать ей без помех добраться до цели. Откровенно говоря, на это было мало надежды. Лодка была неуклюжей и тихоходной. Тот факт, что ее так отчаянно прикрывали, говорил о ценности груза. Через несколько минут, в течение которых датчанам удастся в лучшем случае убить десяток солдат, немцы вломятся в ближайший дом и по телефону свяжутся со штабом оккупационных войск в Эльсиноре. И мощный патрульный катер перехватит беглецов прежде, чем они достигнут нейтральной территории. Но подпольщики сделали свой выбор. Пути к отступлению не было.
Хольгер Карлсен понял, что сегодня умрет. Перед его внутренним взором пронеслись картины безмятежного прошлого, в котором было так много солнца, где кричали над головой чайки, а на крыльце дома, полного дорогих ему мелочей, стояли его приемные мать и отец… И почему-то он вспомнил старинный замок Кронборг, красную черепицу, и высокие башни, и покрытые патиной перила моста над зеркальной водой…
С пистолетом в руке он укрылся за камнем и палил в темные расплывчатые силуэты. Вокруг свистели пули. Рядом раздался чей-то стон. Хольгер в очередной раз прицелился и выстрелил…
Мир вокруг взорвался ослепительной вспышкой, и упала тьма.
Глава 1
Когда он пришел в себя, все его ощущения сводились только к одному — адской головной боли. Потом стало медленно возвращаться зрение. Вскоре он смог различить, что странный предмет, маячивший в тумане перед его глазами, корявый древесный корень. Он шевельнулся — под ним зашелестели сухие листья. Ноздри щекотали запахи земли, мха, влаги.
— Где я нахожусь? — пробормотал он. Что за черт?
Он сел. Потрогал голову и нащупал запекшуюся на волосах кровь. Должно быть, пуля только скользнула по черепу. Сантиметра бы на два ниже — и…
Ладно, но что же случилось потом? Сейчас ясный день, он в диком лесу, и вокруг никого. По-видимому, его товарищам удалось покинуть побережье, и они вынесли его на плечах. А потом спрятали в этой чаще. Но почему они раздели его догола и бросили одного?
Он заставил себя подняться на ноги. Мышцы ломило, во рту было сухо и гадко. Подташнивало от голода. Голова разламывалась от боли. По бьющим сквозь кроны деревьев лучам он определил, что солнце уже в зените: утренний свет не имеет такого золотистого отблеска. Ого! Он провалялся без памяти часов двенадцать!
Рядом по пятнистому ковру из листьев и мха бежал ручей. Он наклонился и стал жадно пить. Потом умылся. Холодная вода несколько взбодрила его. Пытаясь понять, где же он находится, он внимательно осмотрелся по сторонам. Гриибский лес?
Нет, конечно, нет! Здесь настоящая чаща: огромные буки и ясени, наросты лишайника на стволах, буйные заросли боярышника, черный бурелом… В Дании со средневековья не было таких лесов.
Красной искрой взлетела на дерево белка. Пронеслась пара скворцов. Сквозь разрыв в листве он увидел ястреба, парящего в небе. Разве в его стране еще остались ястребы?
Он вдруг сообразил, что совершенно наг. Что делать? Предположим, его товарищи имели самые веские причины раздеть его и оставить здесь. Но тогда они не могли бросить его надолго… С другой стороны, не стряслось ли чего-нибудь с ними самими?
— Не дай Бог, тебе придется провести здесь еще ночь в таком виде, друг мой, — сказал он сам себе. — И еще очень хотелось бы знать, куда тебя занесло.
До его слуха донесся непонятный звук. Он прислушался. Звук повторился, и Хольгер узнал в нем лошадиное ржание. Он воспрянул духом. Значит, где-то поблизости ферма. Он уверенно двинулся вперед, в ту сторону, откуда донеслось ржание, продрался сквозь заросли кустарника и остановился в изумлении.
Таких лошадей он никогда не видел. На поляне стоял жеребец громадного роста — настоящий першерон, но изящного и благородного сложения. Черный и блестящий, как дождливая ночь. Уздечка украшена серебром. Поводья с бахромою. Седло тонкой кожи, с высокой лукой. Белая шелковая попона с вытканными на ней черными орлами. Притороченный к седлу вьюк…
Хольгер протер глаза и подошел ближе.
— Все нормально, — произнес он, — кто-то питает слабость к костюмированным прогулкам верхом. Эй! Есть здесь кто-нибудь?
Конь потянулся к нему, встряхнул длинной гривой и радостно заржал. Потом подвинулся к Хольгеру и фыркнул ему в щеку. Хольгер потрепал его по шее. Славный коняга. Что это у тебя на уздечке? На серебряной пластинке было выгравировано архаичным шрифтом: «Папиллон».
— Папиллон, — позвал Хольгер. Конь снова заржал, откликаясь на свое имя, переступая с ноги на ногу, и ударил копытом.
— Значит, тебя зовут Папиллон? — Хольгер взлохматил коню гриву. — По-французски это бабочка, не правда ли? Удачная шутка — назвать бабочкой такого зверюгу.
Его заинтересовал вьюк за седлом, он пощупал его и отогнул край ткани. Что за дьявол? Кольчуга!
— Эй! — крикнул он снова. — Есть тут кто? Выходи!
Тишина. Только прострекотала, словно издеваясь, сорока.
Оглянувшись вокруг, Хольгер заметил еще кое-что: к стволу дуба был прислонен длинный шест со стальным наконечником и защитной, как на шпаге, чашкой посередине. Копье? Ей-богу, настоящее турнирное копье!
Тот образ жизни, который вел Хольгер Карлсен во время войны, превратил его в человека, не робеющего перед буквой закона, как большинство его соотечественников. И потому он, не медля более, снял с седла вьюк и развязал его. Он обнаружил там длинную, до колен, кольчугу, конический шлем с пурпурным оперением, стилет, кожаный пояс и толстый кафтан. Кроме того, несколько комплектов одежды: штаны до колен, рубахи с длинными рукавами, короткие туники и другие предметы старинного туалета. Часть одежды была из грубого крашеного полотна, другая — из обшитого мехом шелка. Он уже не удивился, когда, обойдя коня, обнаружил висящие на седле щит и меч. Щит был прямоугольный, фута четыре длиной, в новеньком полотняном чехле. Он снял чехол: стальная пластина на деревянной основе была с лазурным покрытием, и на ней — три красных сердца и три золотых льва.
Герб. Чей? Показалось, что где-то его уже видел… Странно. Кто здесь собрался на карнавал? Он вытянул меч из ножен — длинный, двуручный, обоюдоострый, с эфесом в форме креста. Низкоуглеродистая сталь, профессионально определил он. М-да, так старательно не мастерят реквизит даже в кино. Странно. Он вспомнил мечи, которые видел в музеях. Средневековые предки не могли похвастаться высоким ростом. Этот же меч как будто был сделан специально для него, а ведь его считали верзилой в двадцатом веке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});