Эрик Карло - Варторн: Воскрешение

– Послушайте, это… – начал было хозяин, неуклюже выбираясь из-за стойки, чтобы не допустить дальнейшего оскорбления посетителей, оставляющих в его кассе приличные денежки.

Радстак метнулась ему навстречу, перегнулась через стойку и, зажав розовый нос-пуговку хозяина между большим пальцем и согнутым суставом указательного, дернула. Хозяин взвыл, нырнул под стойку. Если бы он вынырнул с оружием, она догадалась бы об этом прежде, чем его макушка показалась над прилавком.

Она еще только начала свое обращение к публике; все застыли, не сводя с нее глаз. Кое-кто не мог скрыть вполне оправданного испуга.

– Приходят известия о войне. Они доходят до всех вас. Они поступают с севера, для вас это все равно что сообщения о неурожае в других городах – истории, которым вы безоговорочно верите, потому что из чужих осложнений кое-кто сможет извлечь немалую наживу. Вы знаете: все, что рассказывают про Фельк, – правда. Вы знаете, что эта война разительно отличается ото всего, что известно в прошлом. Отличается от воспоминаний ваших бабушек и дедушек. Такая война вам и не снилась, глупые детишки с Перешейка. И тем не менее она реальна. И она надвигается. Страшновато, да? До ужаса. Потому что к тому времени, когда Фельк доберется сюда, он поглотит живую силу и ресурсы бог весть скольких других государств. К тому времени вы будете называть Фельк Империей. А еще они приспособили для своих делишек магию – и это, наверное, пугает вас сильнее всего. Их ничем нельзя остановить. Очевидно, для такой армии, какая у вас есть сейчас, этот орешек не по зубам. И что же делаете вы – люди зажиточные, влиятельные и, наверно, с немалым весом в городе? Сидите на своих задницах, хлещете пиво и убеждаете друг друга, что опасности не существует. Сказки для детей, так ты сказал, жалкий хлыщ?

Она могла бы в тот момент плюнуть, могла швырнуть пустую чашку в лица, обращенные к ней. Но высказавшись, она почувствовала лишь безмерное отвращение. Потрясенные посетители все еще пялились на нее. Нетрудно было догадаться, что с этими купцами и землевладельцами нечасто обращались таким образом.

Хозяин с распухшим носом так и не показался, когда она покинула закусочную, воспользовавшись выходом, ведущим к отхожему месту.

Пока она проводила время за чаем, на Петград опустился вечер. Бледный закат позднего лета разлился по небу. Высокие облака обсуждали с ветром необходимость дождя. И все же осень близилась, а может, уже и наступила здесь. Значит, если война затянется, придется воевать зимой.

Насекомые роились, жужжа, в воздухе, когда она вышла из нужника.

Она услышала шаги – кто-то двигался, не скрываясь: то ли шел отлить, то ли… поджидал ее.

Человек стоял спиной к закатным лучам, пробившимся в закуток на задворках закусочной. Из-под серого капюшона виднелась только твердая челюсть, да еще очертания губ, сложенных в подобие улыбки.

Он хорошо стоял: такое равновесие позволяет мгновенно развернуться в любом направлении, хотя, на взгляд неопытного горожанина, поза казалась совсем непринужденной.

– Хозяин просил меня выяснить, не изволите ли вы вернуть ему нос.

– Я его уронила вон туда. Там в полу дырка, и, знаете ли, дурно пахнет.

– Ладно. Безносый Солли – в общем, не такое уж и плохое прозвище.

– Так что – будем драться, трахаться или вы мне покажете, что прячете под капюшоном, и объясните, чего от меня хотите?

Она улыбнулась все с тем же малоприятным оскалом.

Он поднял руку, отбросил с лица капюшон и с лихвой вернул ей улыбку в обезоруживающе открытом варианте. Лицо у него было не красивое, а – как любят выражаться женщины – резко очерченное и выразительное.

Они посмотрели друг на друга. Взгляд получился долгим.

Выразительность его черт – включая чарующие синие глаза, жесткие складки и твердые челюсти – распространялась также и на тело. Крепкого сложения, худой, но жилистый. Выпуклые мышцы. Дуэльные шрамы на предплечьях. Жесткие руки.

Радстак понравилось прикосновение этих жестких рук. Ей понравилось и то, как этот Део – так он назвался – воспринял ее приемы. Самцы, которые воображали, что оркестровка секса – их неотъемлемая привилегия, были самыми скучными из партнеров… если только не изменяли своего мнения под ее не особенно чутким руководством.

Део привел ее в богатую квартиру. Ковры на полу, на стенах – фривольные и дорогие на вид картины. Чудовищно огромная кровать. Они использовали всю ее поверхность.

Как выяснилось, он не был склонен к ласкам после соития. Радстак это понравилось. Если ее начинали обхаживать и бормотали всякие бесполезные слова, когда дело… раскупоривалось (так она выражалась), это раздражало – порой настолько, что отравляло все удовольствие от встречи.

Однако Део не принадлежал и к тем, кто, сделав дело, немедленно смывался с поля боя – или, в данном случае, без промедления выгнал бы женщину. Вместо этого он выкарабкался из кровати, потянулся, отчего мышцы на обнаженном теле выступили еще рельефнее, и прошлепал по светлому ковру к круглому каменному столику, где стояло несколько разноцветных бутылок.

– Какой напиток сделает тебя счастливой? – спросил он, подняв лаковую деревянную чашу.

– Вода.

Он, даже бровью не поведя, налил в чашу воды, себе взял что-то густо-фиолетовое и вернулся на кровать.

Она взяла чашу и выпила всю до дна. Ему было, на ее взгляд, примерно столько же зим, сколько и ей – чуть больше тридцати. Судя по состоянию тела, за эти годы его никто не баловал. Обстановка квартиры указывала на обеспеченность, но он не расплылся, не обленился. Отнюдь не похож на тех жалких торгашей в закусочной, слишком трусливых даже для того, чтобы признать возможную угрозу их положению.

Део спорил с купцом – тем, с дурацкой бородою. Нет, не то чтобы спорил, но признал важность военных известий, поступающих с севера. Сидя там, Радстак выяснила, что в армии Петграда, несмотря на угрозу Фелька, даже не была объявлена мобилизация. Очевидно, весь город пребывал под чарами забвения. Это бесило Радстак – не в последнюю очередь потому, что найти здесь работу становилось проблематичным. Видно, придется ехать дальше на север.

– Будешь обижаться, если я тебя назову наемницей… или подыскать другое слово? – спросил Део.

– Отличное слово. Не называться же мне «труженицей меча»… или того лучше – «торговкой мечом»?

Он выпил. Она принюхалась. Что-то алкогольное, но пахнет недурно – с ягодным привкусом.

– Ты пережила не одну кампанию.

– А ты – пару-другую дуэлей?

Он рассматривал ее шрамы; одни были попроще, другие пострашнее. Она же оценила рубцы на его гладких, твердых руках – тонкие белые полоски. Осмотр ее не смущал. Некоторых ужасно возбуждало зрелище ее изуродованной плоти. Как-то раз один такой особенный тип даже сделался опасен – впрочем, она сделала так, чтобы опасности он больше не представлял.