Виктор Косенков - Я – паладин!

Через некоторое время на улице, что вела к площади, показалась процессия. Впереди и сзади шли солдаты с алебардами, позади аккуратным каре шли охотники, а в центре двигались четверо паладинов, между которыми металась связанная женщина.

Конвой дошел до площади. Солдаты и охотники выстроили живой коридор, по которому женщину подвели к инквизитору. Паладины разошлись в стороны, и несчастная повисла на веревках.

– Как тебя зовут, милая женщина? – обратился к ней архиепископ.

– Клара, ваша милость. – Она старалась не смотреть ему в глаза. – Что я сделала, ваша милость? Чем прогневила такого почтенного господина?..

Она сорвалась на сарказм и замолчала.

– Это ты мне расскажешь сама, – спокойно ответил инквизитор. – Честной женщине нечего скрывать.

Толпа заволновалась. Послышались сдавленные возгласы.

По той же улице солдаты вывезли небольшие санки, на которых лежали раздувшиеся, изуродованные, черные тела. Трое.

Кто-то заплакал. Какая-то женщина рвалась через оцепление.

– Лукаш! Лукаш!

Ее удержали. Увели.

– А это что? – поинтересовался инквизитор у арестованной женщины, указывая на тела.

– Это не мое, – спокойно ответила та.

– Но нашли в твоем подвале?

– В моем. Это подлог.

Инквизитор кивнул. И вдруг заорал, страшно, зло, так, что вздрогнули все, даже солдаты:

– А алтарь Мортис, на котором лежали эти тела, тоже подлог?! А то, что почва под твоим домом источает гной и зловоние, тоже подлог?! Случайность?!

– Да! – так же зло закричала в ответ женщина. Она подняла голову и уставилась на инквизитора. – Да! Я ведьма!

Она тряхнула руками, и веревки вдруг лопнули. Паладины, державшие ее, разлетелись в стороны. Ведьма зарычала, вытянулась, сделалась толще, ее платье порвалось, обнажая уродливое бугристое тело. Она топнула – земля под ногами покачнулась. Опрокинулась, рассыпая угли, жаровня, кто-то в толпе упал, увлекая за собой остальных. Ухватившись одной рукой за землю и воздев другую к небесам, ведьма набрала полную грудь воздуха и, раззявив пасть, огромную, как у змеи, заглатывающей кролика, завизжала. Леон, скрючившись и зажав уши руками, видел, как из ее рта вылетает нечто, будто круги по воде от брошенного камня. Воздух перед ведьмой заволновался, как живой, сжался и вдруг метнулся в грудь инквизитору. Однако тот даже не пошевелился. И едва видимая туманная стрела разбилась вдребезги, не дойдя до архиепископа Ланге всего нескольких пядей. На какой-то миг Леону показалось, что он видит невидимый, но сияющий щит, прикрывающий инквизитора, большой, похожий на перевернутую каплю. Туманная стрела ударилась в этот щит и распалась. Осыпалась снегом, густо запорошившим и самого инквизитора, и барона, и отца Тиберия.

В тот же миг на голову ведьмы обрушился могучий кулак паладина. Огромная, уродливая туша покачнулась, захрипела и осела. Послышался звук, словно из кузнечных мехов выходил воздух. Страшная женщина съежилась, сжалась и снова стала прежней, обычной. Ее разорванная одежда уже не прикрывала тело. Красивое, обнаженное. С крупными грудями и полными бедрами. Незнакомое чувство коснулось Леона. Что-то дрогнуло внутри. Но всего лишь на миг.

Паладины окружили ведьму, зазвенели цепи. Послышался сдавленный крик. Когда они разошлись, Леон увидел бесполую фигуру, спеленутую в серый балахон, скованную цепями. На голове ведьмы теперь красовался глухой, без глаз, шлем, который жестко крепился к железному ошейнику.

– Вот так, – произнес архиепископ Ланге. – В обоз ее.

Он кивнул секретарю.

Тот подозвал солдат.

– А теперь, уважаемый барон, соблаговолите ответить мне. Каким образом на вашей земле свила гнездо эта поганая птица? Почему жители деревни столько времени обороняли себя от мертвяков, когда для их защиты было достаточно вашей дворцовой стражи?

– Это не так!

– Конечно, это не так! Конечно! Конечно, когда святой отец сообщил о происходящем, было уже поздно, и потребовались усилия паладинского разъезда, чтобы уничтожить расплодившуюся на вашей земле мерзость! Что все это время делали вы? – Он остро стрельнул в барона глазами. – Заботились о благе Империи? Или о том, как посадить на ее трон самозванца?!

– Что?! – Барон вскочил. Но на его плечи сразу же опустились железные перчатки двух паладинов. – Как вы смеете?

– Я смею! – Инквизитор поднялся с кресла, в этот миг он был ужасен. – Я – смею! Я, божьей милостью архиепископ Ланге, инквизитор Империи, по результатам расследования постановляю. Барона Николаса де Фьюри подвергнуть аресту по обвинению в предательстве, заковать в железо и препроводить в столицу для подробнейшей беседы в инквизиторской коллегии.

Барон пытался протестовать, сопротивляться, но его скрутили. На землю, в грязь, полетела его золотая цепь. Солдаты понесли кандалы.

Инквизитор сел.

– Где староста?..

Староста плюхнулся на колени перед инквизитором.

– Поднимите.

Солдаты подняли ослабевшего мужчину.

– Крепок ли ты здоровьем, староста? – спокойно поинтересовался инквизитор.

Тот что-то промямлил.

Архиепископ вздохнул и приказал, не глядя на отца Тиберия:

– За ротозейство и невнимание староста Марк приговаривается к сорока пяти плетям. Исполнение приговора поручается имперскому объездному палачу. Во время его очередного объезда.

Староста бухнулся в ноги инквизитору:

– Спасибо, спасибо… – залился он слезами. – Благодарю вас, святой отец! Благодарю!

– Уберите, уберите… – Инквизитор брезгливо махнул рукой. – Дом колдуньи сжечь. Землю вырыть на глубину трех локтей и смыть в реку. Ее имущество отдать приходской церкви, которой поручается распределить оное среди пострадавших семей.

Он повернулся к отцу Тиберию:

– Надо ли говорить, что перед тем, как раздавать вещи, надо удостовериться в том, что они не несут никакой заразы или скверны?

– Не надо, – покачал головой отец Тиберий.

– Хорошо. Если вам потребуется эксперт…

– Нет нужды…

Инквизитор кивнул.

– За уничтожение нежити деревне выплачивается сумма размером триста золотых. Обязанность употребить эти деньги на нужды деревни и ее жителей возлагается на старосту. За сим объявляю инквизицию в этой местности законченной.

Дружный вздох пронесся по толпе крестьян.

Архиепископ Ланге взял под руку отца Тиберия.

– Ваша деятельность, брат мой, не останется без внимания. Я обещаю.

– Ну что вы, ваше святейшество, нет никакой нужды. Я только служу Господу нашему. И все.

Они уехали. И только староста еще долго бил поклоны вслед удаляющемуся кортежу.

Все знали, что имперский палач делает объезд провинций где-то раз в год, долго на одном месте не задерживаясь. И ежели осужденного не оказалось на месте в этот момент, палач особо расстраиваться не станет и преследований не учинит, а последует дальше, наслаждаясь деревенским гостеприимством.