Елена Федина - Я твоя черная птица

Ему было тридцать пять. В его белых от природы волосах седина угадывалась не сразу, но ее было полно. Морщины на лице были резкие, словно рубленые, глаза темно-карие, как у всех баронов Карсти, и немыслимо грустные.

Он вернулся из плена не обозленным и не обиженным, он ни с кем не сводил счеты, никого не поучал, никому не грозил. Он ничего от жизни не хотел, только поймать эту свою проклятую птицу. Я бы сказала, что он вернулся мудрым, если б не его глупое, мальчишеское упрямство. Раньше он был суров, я ожидала еще большей суровости, но он стал, скорее, снисходительным и великодушным. Как Филипп.

— О чем же я хотел тебя спросить… — нахмурился Конрад, — ах, ну да! О служанке.

Я вся похолодела от волнения, мне совсем не хотелось, чтобы он стал докапываться, как и почему я убила Сониту, мою бедную болтушку Сониту. Увы, когда моя тайна была под угрозой, это получалось помимо моей воли.

— А что служанка? — спросила я, внутренне напрягаясь.

— Ты еще никого не нашла себе? — спросил он.

— Пока нет.

— Ты не могла бы взять одну женщину?

Я вздохнула с облегчением: разговор вышел совсем о другом.

— Могла бы. А кто она?

Конрад задумался и как будто даже смутился.

— Да я сам толком не знаю. Но мне очень хочется, чтоб она осталась здесь. И лучше с тобой, чем где-то еще.

— Хорошо, — сказала я, догадываясь, о ком речь, и не очень-то одобряя распутных девиц, липнущих к баронам, — раз ты так хочешь, я ее возьму. Но учти, что я хозяйка строгая.

— Зато не капризная, — улыбнулся он, — и добрая.

От слова "добрая" меня как обычно передернуло, но ему я ничего не стала говорить.

— Она тебе нравится?

— Да. Но не так, как ты подумала.

Я подошла и погладила его белые мягкие волосы.

— Конрад, я никогда о тебе ничего такого не думала. Я всегда наоборот желала, чтобы ты был чуточку полегкомысленней.

— Мы познакомились в корчме. Она приняла меня за бродягу.

— Красивая? — уточнила я.

— Да, — ответил он, — приятная женщина.

Кажется, мы говорили о разных вещах.

— Хорошо, — я усмехнулась, — пришли мне эту красавицу после ужина. Как хоть ее зовут?

— Лаиса.

10

Лаиса оказалась невзрачной и изможденной белокурой женщиной лет тридцати. Что имел в виду Конрад, я так и не поняла. Что он в ней нашел красивого? Впрочем, у нее была приветливая добрая улыбка и честные серые глаза. Это мне понравилось. Сразу было видно, что жизнь ее не очень-то баловала.

Я ожидала увидеть юную вертихвостку, которая набралась наглости окрутить барона Карсти, и настроилась говорить с ней лаконично и строго, чтоб знала свое место, но сразу поняла, что выучка не понадобится. Эта женщина всё понимала не хуже меня. Она встала, покорно сложив руки и склонив голову.

— Присаживайся, — сказала я и показала на стул рядом с собой.

— Мне сказали, вам нужна служанка?

— Нужна, — я налила ей чай и придвинула пирожок с повидлом.

— Очень хорошо. Спасибо. А что мне придется делать?

— Ничего сложного, — объяснила я, — убирать комнаты, стелить постель, приносить завтрак, обед и ужин, не считая всяких мелких поручений. Одеваюсь я сама, умываюсь тоже, как правило, прямо в речке. Стирает всё прачка.

— Хорошо, — улыбнулась Лаиса, — я думаю, что справлюсь.

Руки у нее были, правда, не крестьянские, маленькие и изящные, но и не господские: шершавые с аккуратными короткими ноготками.

— Постарайся уж, — сказала я.

— Да-да, конечно. А где я буду жить?

— В комнате Сониты, это чуть дальше по коридору. Я потом провожу тебя.

Лаиса чай почти не пила, зато оглядывалась вокруг. Изучала обстановку.

— А теперь расскажи о себе, — сказала я.

— Если можно, как-нибудь в другой раз, — попросила она, устало вздыхая, — ничего там интересного нет…

— Ладно, — согласилась я, — тогда скажи, как ты познакомилась с бароном?

— В корчме. Мне негде было ночевать, и он повел меня к мельнику. Он такой добрый, господин Конрад! Только не подумайте, что…

— Не подумаю, — усмехнулась я, — ты хоть себя в зеркале видела?

— Да? — почему-то смутилась она, — а у вас есть зеркало?

— Конечно.

По-моему, она похорошела, что-то поправив в прическе. Но не стала от этого моложе и хоть чуточку похожа на утонченную Корнелию.

— Ваш барон — благородный человек, — сказала она искренне, — я лучше никого не встречала!.. А эта женщина, которая его не дождалась, она сама себя наказала.

Мне ее осведомленность не понравилась.

— Это он сам тебе рассказал? — спросила я недовольно.

— Это рассказал нам мельник, когда мы сидели в корчме. Барон молча выслушал, а потом сломал под столом вилку.

— Господи! — ахнула я, — неужели он до сих пор ее любит?!

— А вы как думали?.. — грустно посмотрела Лаиса, — я видела ее. Она прекрасна.

Я хотела сказать, что не ее это дело, но меня отвлек топот копыт во дворе. Я подошла к окну.

Это оказалась Арчибелла. В голубом как небо платье, которое от быстрой езды развевалось по ветру и облегало всю ее роскошную фигуру и стройные ноги, она была похожа на богиню. Что-то зачастила к нам рыжая вакханка!

— Посмотри-ка сюда, — подозвала я Лаису, — а эта женщина не прекрасна?

Служанка подошла ко мне и тоже выглянула во двор.

— Конфета, — сказала она оценивающе, но без восторга, — эта женщина — сладкая конфета в хрустящей обертке, молочный коктейль с малиновым сиропом. Она хороша, я не спорю. Но не для барона Конрада, нет.

— Это уж точно, — согласилась я, — и не для кого! Не родился еще такой счастливец… хотя это опять же не твое дело.

— Кто она? — спросила Лаиса.

— Маркиза Арчибелла Альби, наша соседка.

— Она чем-то больна?

— Да что ты! — усмехнулась я, — здорова как кобылица!

— А почему же она тогда одинока?

— Потому что не любит мужчин. Считает, что они ее не достойны.

Лаиса не смутилась.

— Она любит женщин?

— Еще меньше, чем мужчин, — сказала я.

Летала я в ее владения и видела, чем она развлекается. Арчибелла любила смотреть. Она завела себе театр, который специально для нее показывал разного рода любовные сцены. И это доставляло ей наслаждение. Бывало, она приглашала и гостей.

Когда хозяйка смотрела такое представление не одна, а с гостями, оно обычно заканчивалось жуткой оргией, где актеры и гости перемешивались, и лилось рекой вино, и музыка сливалась с воплями. И только она одна сидела в сторонке на своем троне, обтянутом малиновым шелком, и хищно улыбаясь, на всё это смотрела. Знал бы ее покойный отец, чем она занимается!