Наталия Ипатова - Большое драконье приключение

— Надо быть полным кретином, чтобы работать с такими энергиями в замкнутом пространстве!

— Что-что? Какие такие энергии?

На страдальческой физиономии дракона изумление сменилось выражением хитрющего довольства.

— Да это я так, к слову, — заявил он. — Не бери в больную голову.

Санди в этот момент действительно интересовался другим вопросом, а потому последовал мудрому совету дракона.

— А не опасно будет тебя освободить?

— Не опасно, ничуть не опасно, — уверял дракон. — Боже упаси любого дракона причинить вред такому, как ты!

Санди спустился немного вниз, к их с Бриком бывшему лагерю, и вернулся с пилой.

— Не дергайся, — предупредил он дракона, устраиваясь верхом на его шее. — А то башку отпилю.

Дракон замер. Санди принялся за работу.

— Что я вам сделал? — спустя несколько минут заныл дракон. — Приехали тут… двое на одного… Я вас не трогал!

— А чего ты хотел? — Санди прекратил пилить и свесился вниз, заглядывая в драконьи глаза. — Чего ты добивался, когда крал принцессу?

— Чего-чего! Поживи тут один, без живого слова! Без живой души, и все тебя боятся. Вы, люди, небось заводите себе живность: кошек там, собак, опять же канареек всяких.

— Так ты ее завёл?

— Ну… Она мне понравилась. И цвет такой приятный… — дракон осекся. — Так ты пилишь?

— Пилю, — отозвался Санди, давясь со смеху. — Завел, значит, себе принцессу. Ну, и где она? И мой друг?

— Уехали вдвоем, и слава богу! Ух! Слезай теперь, сейчас она сама переломится.

Дракон пошевелился, напрягся, сосна вздрогнула, хрустнула и распалась на два отдельно взятых бревна.

— Всё? — спросил Санди.

— Не… Там сучок был, он мне чешую пробил и шею пропорол. Перевязать надо, как ты думаешь? Кровь ведь течет…

— А чем? — поинтересовался Санди, обозревая эту необъятную шею.

— Вон там, на горочке, у меня мох растет. Он целебный, нарежь его полосами и замотай.

Санди пожал плечами и отправился нарезать мох мечом, нашедшимся на пороге пещеры. Когда он вернулся, дракон уже благополучно вытащил свою заднюю часть из завала, и пока Санди обматывал его шею мхом, не проявил ни малейших признаков агрессивности.

— Есть хочешь? — спросил он.

— А ты? — поинтересовался в ответ подозрительный Санди.

— Да нет, я ел пару недель назад.

— ?!..

— Ты что, на самом деле ничего о драконах не знаешь? Дракон хочет есть примерно раз в три месяца. Зато уж тогда у него разыгрывается поистине драконий аппетит. Там, в пещере, наверно, от принцессы что-то осталось. То есть, мне же приходилось ее кормить!

— Чем ты ее кормил?

— Мясом, разумеется. Люди ведь плотоядные.

— Мясом? Только? Да ты бы ее замучил! Берешся заводить принцесс, а сам даже не знаешь, чем их кормят!

— Я так понимаю, — осведомился дракон, — ты вегетарианец?

Санди давно уже чувствовал зверский голод, а потому быстро остыл.

— Нет, — буркнул он. — Тащи!

Потом, когда Санди пообедал, а заодно, кажется, и позавтракал, и поужинал, они сидели рядышком у входа в пещеру и любовались расстилающимся внизу видом — нахохлившийся в своей повязке из мха, словно в трогательном пушистом шарфике, дракон и Санди, полулежавший, опираясь на локоть.

— Сколько времени прошло? — спросил он.

— Четыре дня, — вздохнул его собеседник. — Они очень переживали за тебя, твой друг всё пытался тебя откопать. Ну, а потом увёз, наконец, принцессу. Еле я дождался, пока они уберутся. Трое суток притворялся трупом, не шевелясь и почти не дыша, а иначе твой энергичный друг мигом добил бы меня. Трое суток лежать неподвижно и чувствовать, как из тебя вытекает жизнь… И думать о смерти… Это такой ужас! Однажды осознать, что тебя — не будет! Было с тобой такое?

Санди перевернулся на живот, чтобы удобнее было смотреть в драконьи глаза.

— В детстве. Как правило, такое переживают в детстве. А в двадцать лет кажешься себе бессмертным. Э-э… Ну-ка, признавайся, сколько тебе лет?

— Двести, — быстро сказал дракон. — Ну… немного меньше… Сто семьдесят.

— Это ты примерно в каком возрасте? Только без обмана.

— Ну… — дракон застеснялся. — Честно?

— Я жду.

— Я моложе тебя. По вашим меркам, мне где-то лет… шестнадцать.

Санди фыркнул.

— Я давно заподозрил что-то в этом роде. Как тебя зовут?

Дракон напыжился.

— Родители нарекли меня Сверкающим, Подобно Чаше Из Лунного Серебра! Между прочим, я из очень знатного драконьего рода.

— Сверкающий, Подобно Чаше Из Лунного Серебра… — Санди критически оглядел стальной корпус дракона. — Это длинно. Я буду звать тебя Сверчком. Идет?

— Валяй! Принцесса Дигэ тоже была со мной не слишком вежлива. Всё ругала меня… звероящером… домой просилась. Хорошо, что я от нее избавился — с тобой интереснее.

— Ей ведь тоже было у тебя не слишком хорошо, верно?

— А чем плохо? Я ее кормил!

— Оставим в стороне вопрос о рационе принцесс. Ты лишил ее свободы. Она ведь гордая, правда? Ты можешь летать, куда захочешь… А запри я тебя или посади на цепь — ты бы мигом заболел. Ты же не спросил у нее, хочет ли она у тебя жить.

— А она спрашивала своих канареек, которые живут у нее в клетке?

— Если бы Дигэ пожила тут у тебя подольше, ей стало бы скучно… плохо… Она могла бы перестать есть… и умерла бы… Тебе было бы ее жалко?

Сверчок всхлипнул.

— Конечно! Она такая красивая, такая нежная, мягкая… Нет, я не дал бы ей умереть. Если бы я увидел, что ей совсем плохо, уж я бы отнес ее обратно.

— Расскажи мне о себе, Сверчок, — попросил Санди.

— А что тебе интересно?

— Ну, где, к примеру, твои родственники?

— А! — Сверчок махнул передней лапой. — Далеко. Я сбежал из дому. Не нравится мне с драконами. Жадные они, и любви меж ними нет. На всё им наплевать, кроме дорогих и красивых вещей. Вот и хапают, хапают всю жизнь, грабят, из-за них убивают даже… А на что им всё это, кроме как свалить в кучу, сесть сверху и хвастаться перед соседями?.. Гнездо, где я вылупился из яйца, было высоко в горах, и семья наша славилась богатством, древностью и подвигами. На счету моих предков много сожженных и разграбленных городов и убитых героев. Не знаю, в кого я такой получился. Может, мама где на стороне гульнула… чего там, с драконихами тоже случается. Может, мутация какая вмешалась зловредная, а только не могу я есть тех, кто одарен языком и интеллектом. И поговорить по душам меня тянет. Наверное, я — последний из Великих Романтиков. Сначала они надо мной смеялись, сверстники меня били, тычки отовсюду сыпались. Я обозлился! С виду-то я такой же, как все. Ну, чтобы их всех достать, взял и выкрасил гребень в красный цвет.