Галина Гончарова - Интриги королевского двора

То смотрит горячим взором, то комплименты отвешивает, то ручку поцеловать пытается…

И ведь все так… скромно… послать-то его не за что вот беда!

Поэтому историю и литературу Лиля не любила. Хотя она их и в родном мире не особо жаловала.

Полдень.

Отдых. Дети разбегаются по замку. Лиля отправляется в конюшню.

Теперь там чисто и сухо, конюхи стоят чуть ли не по стойке смирно, а аварец постепенно привыкает к новой хозяйке. Ездить верхом по поместью Лиля пока не решалась, но в специально огороженном загоне каталась. Кормила жеребца с рук. Разговаривала, чистила… он постепенно привыкал к новой хозяйке. Миранда часто составляла Лиле компанию. И мечтала, что когда-нибудь у нее тоже…

Лиля не разочаровывала девочку.

Эрик должен был скоро вернуться — и присмотреть подходящую кобылку. Так что к весне у девочки будет свой жеребенок. Наполовину аварец. И если повезет — такой же очаровательный, как его папа.

Потом — обед.

И после обеда Лиля опять занимается. На этот раз уже с Лонсом.

Часть времени уходит на дела поместья. Выслушать отчеты, отдать распоряжения. Часть — на то, чтобы отточить манеры.

Потом — мастерские.

Лиля делила дни между стеклодувами, Хельке, кружевницами и гончарной мастерской. Да, последняя тоже организовалась. Хотя и стихийно.

Пара бывших пленников работорговцев нашла себя в гончарном ремесле. Как ни странно — из самых бесталанных. Сделать гончарный круг было несложно, а процесс он упростил — и сильно.

Теперь в гончарной можно было видеть и детей, которые обожали лепить из глины, и взрослых.

А обжигать пришлось в кузнице.

Сделать еще одну, устроить несколько печей для обжига… Лиля мечтала о кирпичах, тем более, что ремонт стен замка все еще длился — и конца-края ему не было видно.

Но пока было так много дел, так много…

А вечером — ужин, ванна — и спать.

Впрочем, иногда ванна заменялась на баню.

Сколько труда Лиля потратила, чтобы ее устроить — просто жуть! Пастер Воплер, правда, сомневался — достойно ли это приличной женщины, раздеваться, да еще париться, да еще веником, да еще с вирманками… хотя часто к Ингрид и Лиле присоединялась и Марта, обнаружившая, что ее старые кости меньше болят после бани…

Лиля фыркнула.

Стоило один раз заманить пастера попариться — но неправильно.

Бедняге пришлось очень весело. Его тошнило, кружилась голова, наблюдались все симптомы перегрева… одним словом — товарищ уверился, что графиня умерщвляет плоть — и больше не приставал. Хотя и не парился.

Лиля мечтала о сауне, но смогла оборудовать только самую простую, топящуюся по-черному, но — баню.

Настоящую, с парной и веником… кстати — там можно было и еще кое-что сделать. Лиля например, была за компрессы из меда и соли. Очень помогало убивать лишний жир. Хотя сколько там его было — того лишнего.

Лиля уже не ощущала себя безобразной тушей.

Скорее — полной женщиной. Но не грудой жира. И смотрела в будущее веселее. Даже если она и не станет такой же стройной, как когда-то — все равно она будет даже очень симпатичной.

Обязательно будет.

С этой мыслью Лиля и засыпала.

Часто к ней приходила ночевать Миранда. Иногда компанию им составляли щенки. Да, держать собак в доме здесь не приветствовалось, но один из вирман, который занимался дрессировкой, подсказал, что так будет лучше. Он же посоветовал взять для Мири не кобелька, а сучку — и девочка не стала спорить.

Впервые у Мири было то, что она могла назвать своим.

Дом, комната, собака, друзья… и даже — мать?

Девочка не знала, что она чувствует к Лилиан. А Лиля не торопила малышку. Незачем давить на ребенка. Его надо просто любить. Баловать.

И — очерчивать строгие рамки. Дозволенного и недозволенного.

Пока Мири не выходила за установленные границы, но Лиля не сомневалась, что рано или поздно это случится. Дети ведь всегда пробуют взрослых на излом. Такая у них природа.

Иногда к ним приходила няня. Гладила своих девочек по волосам, пела колыбельные.

Лиля принимала заботу Марты с признательностью. Но — женское коварство неискоренимо.

Она постоянно жаловалась Марте. Как ей тяжело, просила рассказать что-нибудь о старых временах, когда они жили с отцом …

От поездки в столицу ей было никуда не деться.

Она знала. И готовилась к встрече

Это случилось за завтраком.

Все знали, что Лиля предпочитает овсянку на воде и без добавок.

Но в этот раз…

Она чуть задержалась. Не получался опыт. Ей хотелось получить мирабилит. А у вещества было свое мнение. Эх, читать книжку — и делать опыты — это немного разные вещи.

Все уже сидели за столом. Мири — рядом с Лилей.

При ее появлении девочка вскочила, как маленький ураган.

— Лиля, а я…

Тарелка, звеня, покатилась по полу.

Щенки бросились к овсянке, но сучка оказалась ближе и быстрее.

— Эмма! — позвала Лиля.

Она хотела сказать, что нужна новая тарелка… завизжала Мири. И Лиля бросилась к девочке.

Но беда случилась не с ней.

Щенка рвало, из его пасти текла зеленоватая пена…

Лиля выругалась, падая на колени.

Такого опыта у нее не было. Но — был опыт работы в вытрезвителе. Вызвать рвоту, дать воды, дать противоядие…

— Джейми!!! Тахир!!!

Но травник уже опускался рядом с графиней на колени…

— Молока! И побольше! И воды!

Ингрид перехватила Миранду, чтобы та не смотрела.

Этот день у Лили оказался сорван.

Сучку они с Джейми и Тахиром откачали. Кое-как, но справились.

Как сказал Джейми, на собак яды действуют с одной стороны быстрее, но этот — еще и немного слабее.

И Лиля понимала, в чем тут дело.

Если человек слопает пять таблеток снотворного — он имеет все шансы отправиться на тот свет.

Если сорок — шансы уменьшаются. Ибо начинается рвота. И пострадавшего можно откачать.

Лилю могли и не спасти. А вот щенка — успели.

Хотя еще дней десять ему была прописана жесткая диета и тщательный уход… Мири не отходила от пострадавшей собаки, гладила по голове, плакала в шесть ручьев… Лиля уже не знала, то ли лечить собаку, то ли заниматься ребенком…. В итоге свалила все на врачей — и уговаривала малышку. Все будет хорошо…

А сама подсчитывала, холодно и рассудочно.

Это была ее тарелка. Ее овсянка. Никто другой ее просто так не ест.

То есть собака и Мири ей жизнь спасли. Спасибо, девочки, с меня причитается.

Но кому понадобилось меня травить?

И зачем?!

Посторонних в замке не было, в этом клялась и божилась Эмма.

Кто-то свой?