Андрей Дашков - Эхо проклятия

Приближаясь к моему горлу, лезвие блеснуло, как осколок Луны. Я приготовился к тому, что казалось неизбежным. С одной стороны, я ожидал боли – но не смехотворной щекотки в момент проникновения, а чудовищной пытки, которой сопровождается возвращение. С другой стороны, я был бы почти благодарен тем, кто избавил бы меня от этого. И если бы ангоны довели до конца то, для чего их послали, я обрел бы покой.

Однако времени на расчленение у них не осталось. Времени не хватило даже на разящий удар. Клинок прошелестел в трех сантиметрах от моего подбородка. Ангон вдруг вспыхнул – весь, целиком, будто облитый бензином. Но бензином тут и не пахло.

Я сделал шаг в сторону. Двухметровый факел рухнул на то место, где я только что стоял, и превратился в костер. В течение нескольких мгновений, пока глаза адаптировались к свету, слишком яркое пламя мешало мне как следует рассмотреть происходящее. Когда ангоны превращаются в пепел, они делают это молча.

Голова «утопленника» стала похожа на шаровую молнию. Как выяснилось, обе руки представляли собой замаскированное холодное оружие – теперь обнажились клинки, спрятанные прежде под кожей, края которой были небрежно сшиты. Ни один из сделанных вслепую выпадов в мою сторону не достиг цели. Чуть позже ангон уже напоминал нелепое обгоревшее дерево, снабженное бесполезными молниеотводами.

Дольше продержалась женщина-хамелеон. Я недооценил ее. Она могла бы спастись, но напала из мертвой зоны. Ангоны не способны на самопожертвование; это было стопроцентное манипулирование. Я почувствовал, как вокруг моей шеи захлестнулось нечто смахивающее на влажную веревку. Петля тут же затянулась, глубоко врезавшись в кожу. Мои пальцы соскальзывали с упругих и гладких колец. Это была самая необычная удавка из всех, которыми меня когда-либо пытались душить.

В зрачки хлынул клубящийся мрак, похожий на чернильные выбросы осьминога. Когда в нем засияли багровые созвездия смерти, петля внезапно ослабла, и я ощутил себя сдавленным между двумя вибрирующими листами металла – они не пускали меня ни вперед, ни назад, будто двойные запертые двери на некоей границе, которую мне не суждено было перейти. Это продолжалось изматывающе долго по моему субъективному времени, но в мире, где шла охота за Клеткой Велиара, минула всего лишь пара секунд.

Вместе с горячим воздухом я вдохнул пепел. Кислота и горечь заполнили рот. Жаром обдало затылок – мне показалось, что сейчас вспыхнут мои волосы. На шее болтался тяжелый «галстук». К счастью, это был не мой язык.

Я обернулся – на меня надвигалась разинутая пасть, как черное солнце, окруженное ослепительными протуберанцами. Из нее торчало нечто имевшее много общего со щупальцем. Запах был ужасающий – гарь, мертвечина, паленый волос... Я отшатнулся, однако женщина-хамелеон держала крепко и вдобавок попыталась заключить меня в свои раскаленные объятия. У меня возникло впечатление, что я, спотыкнувшись, падаю в открытую топку.

Между нами промелькнула стремительная рука, хотя ее движение скорее было похоже на взмах птичьего крыла. Обугливающийся ангон отвалился от меня, как мешок. Перерубленный язык соскользнул на камни пляжа подобно дохлой змее.

Боковым зрением я заметил выступившую у меня из-за спины массивную фигуру. Мне не нужно было теряться в догадках, кому я обязан сегодняшним фейерверком, а главным образом тем, что избежал гибели. Этот прекрасный старый кинжал работы Митиано, этот взгляд фанатика, эти стальные глаза, эти пугающие шрамы, эта улыбка палача, абсолютно уверенного в справедливости и неотвратимости наказания, могли принадлежать только одному человеку.

Как всегда, он явился неожиданно.

Теперь мне оставалось решить, не означало ли спасение всего лишь недолгую отсрочку.

Когда отец Хаммер улыбался, никому из его собеседников веселее не становилось. Ничто не выдавало в нем священника. Имевший телосложение и подготовку многоборца, реакцию хоккейного вратаря и лицо профессионального боксера, предпочитавший носить джинсы, свободные куртки и тяжелые ботинки армейского образца, отлично владевший многими видами оружия и водивший автомобили с мастерством опытного гонщика, неравнодушный к выпивке, он мог показаться кем угодно: вышибалой, авантюристом, наемником, гангстером – только не тем, кем являлся на самом деле. Злопыхатели поговаривали, что его отношение к женскому полу было далеким от предписываемого церковными канонами. Некоторые не верили, что имеют неприятности с попом, до тех пор, пока он не начинал читать над ними отходную молитву.

У него была редкая профессия. Возможно, единственная в своем роде. Отец Хаммер возвращал Церкви утраченные реликвии. Подозреваю, что он получал прямые приказы из Ватикана. В его распоряжении были практически неограниченные средства. Он знал лично всех сколько-нибудь серьезных антикваров. Не менее обширными были его связи в уголовном мире. Я совершенно уверен, что отец Хаммер не брезговал никакими средствами на пути к цели и давно сделал выбор между револьвером и проповедью. Его опасались едва ли не больше, чем посмертного воздаяния. Несколько раз на него организовывали покушения – мне достоверно известно о четырех неудавшихся попытках. Вероятно, их было намного больше. Для кого-то он оставался костью в горле, а для некоторых стал ангелом смерти. Обычному человеку его способности и впрямь могли показаться сверхъестественными. Кое-кто считал его пироманьяком, но я думаю, что он действительно был в некотором смысле орудием Божьей воли.

У меня лично он покупал лишь раз. Я назначил символическую цену за ларец с мощами одного святого, ибо понимал, что благосклонность отца Хаммера стоит гораздо дороже.

Священник подошел к столику, взял початую бутылку и бросил взгляд на этикетку. Видимо, мой выбор не оскорбил его изысканного вкуса, да и отсутствие бокала не стало помехой. Хаммер хлебал прямо из горлышка, осушив бутылку в два-три глотка.

Тем временем ветер уже развеивал над океаном пепел ангонов. Снова воцарились звездные сумерки, наполненные мерным рокотом прибоя.

Наверное, даже круглый идиот не посчитал бы появление Хаммера случайностью. Вопрос о том, зачем святому отцу понадобилась Клетка, относился к разряду запрещенных. Я не добьюсь ответа, пока он сам не захочет сказать, а он крайне редко делился информацией. Его верность Церкви была безграничной. Хаммера сравнивали с псом. Пожалуй, это не вполне верно. Псом управляет инстинкт. Чем руководствовался охотник за реликвиями, знал только его исповедник – если Хаммер вообще когда-либо нуждался в исповеднике, в чем я сомневаюсь. Возможно, исповедь была для него всего лишь неизбежной формальностью, одним из правил игры.