Джулия Джонс - Ученик пекаря
Она умело держала равновесие, и благодаря ее усилиям никто не считал королевство слабым, лишенным головы государством. Она поддерживала дипломатические связи с Бреном и Высоким Градом и даже заключила исторический торговый договор с Ланхольтом. Халькус кипел от злости, видя ее успехи. Но королева мудро проявляла не только силу, но и сдержанность, не давая халькам слишком больших поводов для беспокойства, — в противном случае им пришлось бы искать себе союзников, и война вышла бы из-под власти обоих государств.
Сегодня Баралис развяжет узел, ждавший своего часа с самого происшествия с королем. Все эти годы лорд Мейбор был занозой в боку Баралиса. Мейбор был причастен к случившемуся с королем несчастью, но явно раскаивался в этом, и Баралис боялся, как бы сообщник не использовал против него то, что знал.
Блестящий лорд был повинен не только в этом. Он пытался обручить свою дочь Меллиандру с единственным сыном королевы, принцем Кайлоком. Этой помолвки Баралис допустить не мог: у него были свои планы касательно наследника престола.
— Кроп! — позвал он, торопясь покончить с тем, что задумал.
— Да, хозяин. — Здоровенный слуга подошел, заслонив свет. Он всегда таскал с собой маленькую расписную коробочку и сейчас запихивал ее за пазуху.
— Ступай на кухню и принеси мне вина.
— Так ведь у нас есть вино — я вам налью. — Кроп потянулся к кувшину.
— Нет, простофиля несчастный, мне нужно другое вино. Слушай внимательно, не то еще забудешь, чего доброго. — Баралис говорил медленно, отделяя каждое слово. — Принесешь мне штоф лобанфернского красного. Понял?
— Да, хозяин, но вы ж всегда говорили, что у лобанфернского красного вкус, будто у шлюхиной мочи.
— Я его пить не буду, болван. Это в подарок. — Баралис встал, оправил черные шелковые одежды, проводил взглядом Кропа и добавил, понизив голос: — Я слышал, будто лорд Мейбор обожает лобанфернское красное.
Немного времени спустя Кроп вернулся с вином, и Баралис вырвал бутыль у него из рук.
— Ступай прочь, дурак. — Баралис раскупорил штоф, понюхал и сморщился. Только варвару может нравиться это тошнотворное пойло.
Взяв вино, он поднял висящий на стене гобелен, провел пальцем по известному только ему камню и вошел в свой потайной кабинет. Никто, кроме Баралиса, не знал о его существовании. Здесь он занимался тайными делами, писал секретные письма и готовил самые сильные яды.
Баралис достиг больших успехов в науке составления ядов, а получив доступ к библиотеке Тавалиска, который сам имел репутацию искусного отравителя, довел свои успехи до высот мастерства. Смесь, которой он в свое время смазал предназначенную для короля стрелу, казалась ему теперь любительской стряпней.
Теперь он научился делать куда более тонкие яды, менее поддающиеся обнаружению и дающие более разнообразные эффекты. Глуп тот практик, который считает, что яд нужен лишь для того, чтобы убить или свалить с ног. Нет, яд обладает куда большими возможностями: от него человек может чахнуть годами, проявляя признаки самых разных болезней; яд может превратить доброго человека в дурного; он может истощить сердце так, что оно остановится само по себе; он может парализовать тело, оставив разум ясным.
Яд способен отнять у человека мужскую силу, память и даже молодость. Яд может задержать рост ребенка или, как в случае с королевой, помешать зачатию оного. Все зависит от искусства отравителя — и Баралис теперь овладел этим искусством до тонкостей.
Он подошел к массивному столу с рядами склянок и флаконов. Почти все яды следует готовить незадолго до употребления — со временем они, как и люди, утрачивают силу. Баралис улыбнулся про себя: пришла пора состряпать свежее зелье.
* * *Войдя в тесный сырой застенок, Тавалиск поднес к носу надушенный платок: здесь всегда так скверно пахнет. Он только что отведал жареного фазана, начиненного собственными яйцами — великолепнейшее блюдо, — и вкус еще держался во рту дразня язык. Однако птица, к сожалению, напоминала о себе не только послевкусием, но и мясом, застрявшим в зубах. Тавалиск достал изящную серебряную зубочистку и устранил досадную помеху.
Он находил, что зрелище чужих мук прекрасно влияет на пищеварение, и ничего так не любил после вкусной трапезы, как поприсутствовать при пытке.
Узник, на которого бесстрастно взирал Тавалиск, был подвешен за руки на цепях, и ноги его едва касались пола. Тавалиск вынужден был признать, что этот молодой человек переносит боль с необычайным мужеством. Его держали в темнице уже год — другой на его месте давно бы окочурился, этот же проявил невиданную выносливость.
Тавалиск лично подбирал для него пытки, считая себя весьма искусным в этом деле. Он составил целый перечень специально для этого узника — а где благодарность? Тот мог хотя бы для приличия поддаться и заговорить. Но нет, ничто не подействовало: ни каленое железо, ни голод, ни дыба. Даже излюбленный способ Тавалиска — горячие иглы в мякоть — не помог.
В его арсенале имелись куда более суровые меры, но Тавалиск не хотел изувечить этого молодого человека, зная, что тот — вальдисский рыцарь. Это было видно по метке на руке узника — двум кольцам, одно внутри другого. К сожалению, побыв под опекой Тавалиска, он заметно состарился. Золотые волосы утратили свой блеск, а щеки — гладкость.
Но это не важно — главное то, чем занимался этот молодой человек, когда его взяли. Он шатался повсюду и задавал вопросы, разыскивая, по его словам, некоего мальчика. Когда же сыщики приволокли его к своему господину, он отказался говорить.
Было одно обстоятельство, заставившее Тавалиска заподозрить, что поиски, которые ведет рыцарь, не лишены важности: при арестованном обнаружили мех с лакусом, помеченный клеймом Бевлина. Тавалиск решил выяснить, что связывает рыцаря с престарелым мудрецом.
Большинство, правда, почитали Бевлина не мудрецом, а старым дураком, но Тавалиск предпочитал толковать сомнение в пользу старца. Восемнадцать лет назад на звездном небе явилось нечто, о чем Тавалиск был наслышан. Многие сочли это знаком того, что следующие пять лет будут урожайными. И верно, с тех пор в Рорне не было ни единого неудачного года, хотя в этом славном городе пожинали золото, а не зерно. Однако Тавалиск сердцем чуял, что это явление имело более глубокий смысл и что Бевлин каким-то образом этот смысл постиг. Мудрец без устали вещал о судном дне, сопровождаемом, как водится, всевозможными бедствиями. Никто не слушал его — никто, кроме Тавалиска: прислушаться к мудрецам никогда не мешает — они, словно птицы, всегда знают о приближении бури. Если этот узник действовал по поручению Бевлина, Тавалиск должен был знать, в чем оно состоит.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});