Дарья Гущина - Дитя магии

Если вы думаете, что на этом неприятные сюрпризы закончились, то сильно ошибаетесь! Стражи, охраняющие городские ворота, приняли меня за последнюю бродяжку и сначала даже не хотели впускать! Пришлось применять хитрость, и за пару золотых байзов меня с неохотой, но пропустили, показав дорогу и тихонько посмеявшись мне в спину. И вот сейчас я иду по городу в поисках постоялого двора с названием «Серебряный единорог», а на меня таращатся все, кому не лень, хихикая и улюлюкая.

— Ничего, ничего, ослик, — сквозь зубы бурчу я, — мы с тобой им еще покажем!

Ослик, вздыхая, плелся за мной, устало переставляя ноги, и, казалось, уже дремал на ходу, совершенно не обращая внимания на людей. Вот бы мне так уметь… Так нет же, я остро переживала каждый косой взгляд, каждый смешок и страшно жалела, что не дождалась наступления темноты!

И, когда до постоялого двора оставалось всего три квартала, случилось еще одно крайне неприятное событие, которое едва не доконало меня окончательно.

На одной из улиц я остановилась, чтобы поправить сползающие с ослика сумки, когда вдруг услышала за спиной голос, обладателя которого я клятвенно пообещала себе однажды придушить.

— Святые боги! Кого я вижу! Лекс, ты ли это?

Я стиснула зубы, чтобы банально не сорваться, и, повернувшись, мило улыбнулась:

— Я, представь себе!

Этот предатель стоял на мраморной лестнице какого-то шикарного трехэтажного особняка, опираясь на перила, а рядом с ним находилась неизвестная блондинка, одетая в длинное голубое платье. Девушка с удивлением смотрела на меня, и в ее синих глазах светилась жалость, в то время как на физиономии Вэла наблюдалась насмешка, приправленная легким удивлением. Как будто он меньше всего на свете ожидал встретить именно здесь, именно меня.

— Добралась, значит, — нейтральным голосом констатировал нахал и, смерив меня с головы до ног внимательным взглядом, с ухмылкой заметил: — Отлично выглядишь, милая.

— Ты тоже, дорогой, — еще шире заулыбалась я, инстинктивно сжав кулаки, про себя умоляя всех известных богов помочь мне поскорее провалиться под землю и сохранить остатки собственного достоинства.

Боги, разумеется, не вняли моим мольбам, так что пришлось, гордо вздернув подбородок и мило распрощавшись с парочкой, ретироваться самостоятельно, в душе яростно проклиная всех и вся.

— Кто это? — быстро заворачивая за угол, краем уха уловила я вопрос девушки.

— Ну, — со смешком буркнул Вэл, — одно чудо в перьях… я тебе как-нибудь потом расскажу…

И это я тебе тоже припомню! Чудо! В перьях! Отлично выгляжу! Скотина! Я, прислонившись к стене, попыталась взять себя в руки. Так, Лекс, спокойно, он этого не стоит… Несколько раз глубоко вздохнув и мысленно сосчитав до двадцати, я разжала кулаки, достала из сумки одну из бабушкиных книг и с холодным спокойствием медленно разорвала ее на мелкие кусочки, почувствовав себя намного лучше. А материализовавшийся именно в это мгновение ифрит, моментально все понявший, в ужасе схватился за голову.

— Лекс, — запричитал он, как последняя маразматичная старушка, — что ты натворила! Это же древнее наследие твоей семьи! Эта книга насчитывает… насчитывала триста пятьдесят циклов! По ней занимался еще твой прапрадедушка! Как тебе только…

— …не стыдно, — скучающим тоном закончила я. — Нисколько не стыдно, как это ни странно! И не дави больше на мою совесть — нет ее у меня, и слава Святым богам!

— И то хорошо, что ты это осознаешь, — хмуро заметил мой джинн, — иначе возни с тобой было бы куда больше. Ну да ладно, что сделано, то сделано, но больше — не сметь! Позови меня, я тебе тонну макулатуры приволоку, рви на здоровье, но книги — это святое, запомни!

— Мое самочувствие — тоже, — обиженно объявила я, — но именно это тебя почему-то не трогает!

— Мне за это не платят, — огрызнулся остроухий паразит.

— И правильно! — безжалостно отрезала я.

— Что-о-о-о-о?! — взвился он. — А кто тебя охранял всю дорогу? Кто предостерегал от глупых поступков?! Кто чай воровал, рискуя своей репутацией, между прочим?! Кто…

— …ослика всю дорогу в одно место иголкой подкалывал, из-за чего он дважды налетал на меня и толкал в грязь? — съязвила я.

— А чего он так медленно шел? — попытался оправдаться джинн.

— Можно подумать, тебя это волнует! — фыркнула я. — Тебе лишь бы поиздеваться над несчастным животным!

— Неправда! — горячо запротестовал ифрит. — Я всего лишь хотел помочь тебе побыстрее добраться до города!

— Ага, и поэтому при каждом удобном случае пытался затащить меня в кусты и усыпить там, чтобы слинять куда-то, — иронично прищурилась я. — А, кстати, куда это ты все время исчезаешь?

— Э-э-э-э… на разведку, — нашелся он.

— Ну-ну. Врать еще правдиво научись — и цены тебе не будет, — хмыкнула я.

Мы могли бы еще долго препираться, но хранитель, видимо, задетый за живое, насупившись, с достоинством удалился куда-то восвояси, а я, в уже подступивших сумерках, продолжила поиски постоялого двора, который обнаружился в центре города среди роскошного парка.

«Серебряный единорог» оказался небольшим деревянным пятиэтажным домиком, по виду больше напоминающим сказочный теремок, чем постоялый двор. Над широким деревянным крыльцом красовалось название, в круглых окошках призывно теплился мягкий свет, отражающийся от резных ставен, с темных стен струился пышный плющ. Домик был отделен от парка невысоким плетеным забором. Некоторое время я зачарованно рассматривала строение, утопающее в сумраке высоких деревьев, пока меня не поторопил заморосивший дождик.

— Ослик, пошли. — Я несильно дергаю за ухо засыпающую на ходу скотинку и, открыв калитку, спешу укрыться от непогоды под крышей.

Дождь полил как из ведра, в считанные мгновения, превращая нас из грязных путников в не менее грязных промокших куриц. Оптимизма сей факт мне не добавляет, поэтому я довольно бесцеремонно начинаю барабанить в дверь серебряным молоточком.

— Уже иду! — раздался из-за двери звучный женский голос, и на крыльцо хлынули потоки яркого теплого света.

На пороге стояла невысокая миловидная женщина, по всему видно, хозяйка, одетая в длинное темное платье и белый накрахмаленный передник, а из-под кружевного чепца на меня с удивлением смотрели добрые голубые глаза. Хозяйка поправляет выбившийся из прически темный локон и изумленно произносит:

— Добрый вечер. Я вас знаю?

Я, не сразу сообразив, в чем дело, с не меньшим изумлением смотрела на нее, пока не догадалась вспомнить о бабушкином письме.

— Э-э-э… Меня — вряд ли, а вот это — вроде должны. — Я вытащила из кармана промокшей пижамы почему-то абсолютно сухое письмо и протянула его женщине.