Е. Кочешкова - Шут

Шут внезапно очнулся. Попятился, глядя на нее испуганно. И в этот момент, наконец, запели фанфары, возвещая о прибытии короля. А спустя пару мгновений распахнулась дверь в тронный зал:

— Ваше Высочество, вот вы где! Король будет во дворце через несколько минут! — пожилой советник низко поклонился ей, сверкнув лысеющей макушкой, по краям которой свисали длинные пегие пряди, а потом небрежно кивнул Шуту, который не знал, куда прятать глаза. — Вижу, вы уже познакомились с нашим придворным шутом. Надеюсь, он поднял вам настроение. Патрик, ты был мил с ее высочеством?

— О да, господин Пелья, он очень забавен, — по голосу принцессы невозможно было понять, что она чувствует на самом деле, и Шут восхитился выдержкой Элеи. Больше всего на свете ему хотелось упасть перед ней на колени и вымолить прощение — он уже понимал, что сделал нечто непоправимое. А принцесса уходила, о чем-то вежливо беседуя с советником… Навсегда уходила из его жизни.

После он неоднократно пытался найти в себе решимость извиниться. И каждый раз что-то его останавливало. Шут сомневался. Ему начинало казаться, что может быть лучше ничего не говорить, будто ничего и не было? Он то вспыхивал страстным желанием покаяться и уже почти добегал до ее покоев с цветами, то вдруг решал, что королеве не нужны его глупые слова. И убеждал себя, что для нее же будет лучше не бередить прошлое…

Но теперь больше не было выбора. И не было времени на сомнения. Только ее холодная ладонь в его руках.

Шут понял, что дрожит. Воспоминания комом подступили к горлу, сердце стучало где-то в самой голове. Он выдохнул, глядя ей в глаза:

— Ваше Величество… Простите меня! Молю вас… Поверьте, я не желал вам зла, я не хотел над вами посмеяться… — и он сбивчиво, боясь не успеть, боясь не суметь, стал рассказывать ей, как все было на самом деле. Рассказывать о своей радости от ее появления, об одиночестве, о наваждении, которое овладело им на троне короля Руальда. О том, что он всегда был ей предан. Он мог бы рассказать и больше. Он мог вывернуть всего себя, лишь бы она поверила ему…. Даже отдать ей свое имя… Но не пришлось: Шут увидел, как лицо королевы постепенно утратило каменную непроницаемость, как наполнились слезами медовые глаза. Краешки ее бровей изогнулись кверху, а скулы резко выступили под кожей, когда Элея, стиснув губы, попыталась удержать эти слезы внутри. Но в этот момент она выглядела не слабой, как наверняка думала про себя, а напротив — более сильной, чем когда-либо приходилось видеть Шуту. Сердце у него сжалось в комок при мысли, что именно его жестокость, его глупый проступок стал причиной этой внутренней борьбы.

— Почему, Пат? — в ее взгляде отразилась мука. — Почему сейчас? Ты пять лет молчал, я была уверена, что ты смеешься надо мной… до сих пор… Ты хоть понимаешь, что ты сделал тогда? Ты… — уголки губ королевы предательски задрожали, когда она захотела добавить что-то еще, но в последний момент передумала и лишь махнула рукою, сокрушаясь о чем-то непонятном Шуту. А потом Элея и вовсе отвернулась, прикрыв лицо ладонью, чтобы он не заметил ее слез, которые все-таки сорвались с ресниц хрустальными бусинами. Шут впервые видел королеву плачущей, и зрелище это было хуже любых ее жестоких насмешек.

— Я… Простите меня… Молю вас! — он вновь ступил на шаткий мост, где так трудно подобрать слова. Не ранить еще больше, не оттолкнуть… — Я не смел… Пытался, но… мне всякий раз казалось, что сделаю лишь хуже… А сегодня… я просто понял, что не могу больше быть недругом для вас! Только не сейчас… — Шуту вдруг вспомнилась та девица в саду, чье лицо он не признал и ее холодные слова. Гнев накатил на него волной. — А те, кого вы считаете друзьями… Ведь им же всем нет никакого дела, что с вами будет! Они уже отвернулись от вас, эти маленькие гадины, эти подхалимки! — Шута понесло. — И даже Дени нельзя доверять — он верен как собака, но сам не знает, кому теперь служит. Возможно, лишь советник еще по-прежнему способен думать не только о своей шкуре, — Шут смотрел прямо в глаза королевы, всей своей душой стараясь дотянуться до нее, докричаться, ведь если она не поймет сейчас, что ей грозит опасность — все пропало. — У меня плохое предчувствие, Ваше Величество, ужасно плохое, мне аж дышать тяжело от него… А мое чутье никогда меня не подводило. Я боюсь за вас… Прошу, позвольте мне быть рядом с вами! Все время. Я буду спать у вас под кроватью. Я буду доедать из вашей миски. Я слабый дурак, но если вы мне позволите, я найду способ защитить вас… хотя бы от насмешек. Хотя бы от внезапного нападения.

Королева, несмотря на ее железную выдержку, выглядела изумленной до глубины души.

— Патрик… ты ведь даже драться не умеешь, не то, что меч в руках держать. Да и… неужели ты думаешь, кто-то посмеет поднять руку на королеву?

— Не знаю, Ваше Величество. Ничего не знаю… Только мои предчувствия всегда сбываются, — Шут говорил истинную правду, ему даже не нужно было приукрашивать свои слова. Так уж повелось еще с детства — грядущие опасности частенько давали о себе знать странным, почти физическим ощущением тревоги. И сейчас ему в самом деле было очень, очень скверно.

Элея вздохнула. Осторожно освободила свою руку из его ладоней но, увидев умоляющий взгляд Шута, вымученно улыбнулась и вдруг порывисто взъерошила его непослушные волосы:

— Я не сержусь, Патрик… Я верю тебе. Но, полагаю, пока рано трубить в рога. Я дождусь Руальда. Что бы там ни говорил Дени, надо увидеть своими глазами, так ли все плохо. Если да — я сама обращусь к первосвященнику и потребую расторгнуть брак. Я не желаю быть фигуркой на чьей-то игровой доске, — Шут с радостью наблюдал, как неуловимо, но совершенно очевидно она с каждым мгновением становится сильнее. 'Все-таки я сделал это… и давно мог бы. Всем было бы лучше… Но как хорошо, что смог. В тяжелые дни так важно, знать, что ты не один. Она теперь знает… не сломается. Не дождутся! — Шут почувствовал, как легко ему стало, и даже тревога немного отступила. Он почти взлетел с колен и, встав перед королевой на руки, ослепительно улыбнулся.

— Вы не фигура, вы — Королева! — легко кувыркнувшись назад, он приземлился на ноги, обернулся и поклонился ей так, что длинные волосы смахнули пылинки с пола. Элея кивнула:

— Спасибо, Пат. Спасибо… А теперь ступай. Ступай. Мне нужно подумать наедине.

Шут вернулся к себе. У него было странное чувство, как будто с души сняли тяжелые оковы, и она стала легкой, точно перышко… Вдохновленный прощением королевы, остаток дня он провел пред зеркалом, усердно репетируя одну из пантомим, что казалась ему недостаточно проработанной. Интриги там или нет — а работу никто не отменял… Когда же результат стал более-менее близок к желаемому, Шут обратился к своему самому любимому занятию — перекладине. Упражняться с ней он мог часами, забывая обо всем. Высокий потолок комнаты позволял Шуту делать вокруг перекладины полный оборот на вытянутых руках, а значит, и многие другие акробатические штуки.