Кир Булычев - Ваня+Даша=Любовь

– Я не могу себе простить, что не поверил Алексею, – сказал я.

– Все знают, что ты на него настучал, – сказал Рыжий Барбос. – И они послали его вместо Олега. Все знают, что виноват ты.

– Я попался. Меня подставили.

– Как знаешь, – сказал Барбос.

– В палате маршала лежит другой человек.

– А что? – спросил Рыжий Барбос,

– Может, и здесь нас обманули?

– Зачем нас обманывать? – спросил Черный Барбос. – Мы же согласны.

– Мы заранее согласны, – сказал Рыжий.

Я лег, но не спал. Я знал, что попробую еще один ход. Может получится. А может – нет.

8

Когда Мария Тихоновна пришла к себе в кабинет, как раз пробило восемь.

К тому времени я просидел за шторой в кабинете три часа. В пять я вышел из нашего отделения. Это лучшее время. Даже охранники спят.

Если не разбудишь дежурную сестру, то в любое место Института можно пройти незамеченным.

А кабинет Марии Тихоновны находится в углу второго этажа, высокого, старинного, но все равно только второго. И если вылезти на широкий карниз из женского туалета, то через три минуты ты в кабинете, при условии, что окно не заперто.

Окно было открыто.

Когда она вошла, то сразу уселась за письменный стол и включила компьютер.

Я вышел и издали, чтобы не испугать, тихо сказал:

– Извините, Мария Тихоновна, не сердитесь на меня. Она вела себя как героиня американского фильма.

– Ты один из юношей Григория Сергеевича? Прости, но я вас не различаю.

– Меня зовут Иван, Ванечка.

– Вспомнила. Ты влюбился в мою Дашу. И вчера украл ее из бассейна, за что она сегодня наказана. Мне нужно обследовать ее?

Я не сразу сообразил, что она имеет в виду, и облик у меня был, наверное, глупый, потому что Мария Тихоновна рассмеялась и сказала:

– Между вами не было ничего платонического, только если очень увлекались.

– Василий Аксенов, – сказал я. – Кажется, «Затоваренная бочкотара».

– Ты читал?

– Не знаю. Может, мой отец читал.

– Господи! Если бы не эта чертова бедность! – воскликнула Мария Тихоновна. – Вас надо изучать, как новые планеты! Это же удивительные случаи генетической наследственной памяти! Мы обращаемся с вами, как будто колем орехи паровым молотом.

– Вы знаете, что Григорий Сергеевич все нам рассказывает?

– У нас с ним разные принципы, – сказала Мария Тихоновна. У нее было круглое розовое и доброе лицо. И волосы она не красила, потому что ближе к вискам была видна проседь. Впрочем, брюнетки раньше седеют.

– А кто наш отец? – спросил я.

– Вряд ли тебе это пригодится. – Мария Тихоновна ушла от ответа.

– Я пришел к вам с просьбой, – сказал я.

– Знаю. Ты будешь сейчас просить меня, чтобы я, вопреки мнению Григория Сергеевича и повелению дирекции, разрешила вам с Дашей встречаться.

– Ведь мы же люди! – взмолился я. – Люди, а не подопытные кролики.

– Вы – подопытные люди.

– Разве вам не стыдно? Мария Тихоновна удивилась.

– Гриша говорил мне, что его метод дает замечательные результаты. Если надо взрезать вены, вы всегда это сделаете сами ради жизни на Земле. Он прав?

– Вчера был случай, – сказал я. – Леша, Алексей, один из нас, был не согласен. Он стал спорить. Он стал говорить, что Григорий Сергеевич получает деньги за наши органы.

– Он это говорил доктору?

– Он говорил это мне. А я передал доктору.

– Святая простота. Знаешь, кто такая – святая простота?

– Она… кажется, она кидала хворост в костер?

– На костре был Ян Гус, это были его последние слова.

– Вы уже догадались?

Пальцы Марии Тихоновны летали над клавишами. По дисплею компьютера побежали строчки.

– В последний момент пришлось заменить донора, – прочла она. – По медицинским соображениям.

– Так раньше не было.

– Раньше и не бунтовали. А это опасный сигнал. Идеальная система вашего доктора пошла трещинами.

– Можно мне встречаться с Дашей?

– Я бессильна помочь тебе.

– Тогда я пойду сам!

– Далеко не уйдешь. Тебя выдадут твои же братья. Тебя не пустит охрана, ты полностью во власти… в нашей власти.

Когда она сказала последние слова, ее лицо исказила презрительная гримаса.

Вдруг она, опираясь на ладони, поднялась над столом, словно ей было невмочь поднять тяжелое тело.

– Не исключено, – сказала она, – не исключено, что сегодня или завтра может быть принято решение – нам понадобится одно сердце. К нам поступает Травиата.

– Какая Травиата?

– Певица, эстрадный идол.

– Сама Травиата!

– Даже ты знаешь.

– Но почему Даша? Вычеркните ее!

– Я постараюсь это сделать. Но именно ваш с Дашей вчерашний поход в пустую палату и побудил Григория Сергеевича выбрать из моих девочек именно ее. Так он бережет невинность своего клона.

– Вы шутите? Этого не может быть!

– Я вообще не умею шутить, Ваня.

– Я тут же скажу ей!

– Прошу тебя, не надо этого делать. Ради тебя самого.

– Почему?

– Она уверена: все, что мы делаем, совершается ради ее блага и блага других девочек. Ради приплода, выведения новой людской породы… Я шла на то, чтобы девочки гибли. В конце концов наш Институт создан, чтобы спасать лучших людей нашей страны. Что мы и делаем.

– И вы всегда об этом знали?

Нет, у нее не такое уж и доброе лицо.

– Ради некоторых этических и даже политических проблем приходится идти на жертвы. Наверное, молодому человеку, который зарубил альпенштоком Троцкого, тоже являлись кошмары. Но он просидел в тюрьме, потом получил звание Героя Советского Союза.

– Меркадер, – сказал я.

– Может быть, не помню. Ты перестань в конце концов тыкать мне в лицо своей эрудицией.

– Так вы готовы обрекать девушек на смерть?

– Просто девушек ради великих людей. Есть понятие ценности для коллектива, для страны… Как выйдешь из моего кабинета, поверни направо. Сейчас ты не сможешь ее увидеть – подъем, зарядка и так далее. Ровно в три, в мертвый час, будь в той, вчерашней палате.

– Спасибо!

– Рано благодаришь. Я не знаю, будешь ли ты благодарен мне завтра. Теперь уходи. Меньше всего я хочу, чтобы тебя здесь увидели. И учти, если ты проговоришься хоть одной живой душе, у меня будут неприятности, а тебя сразу отправят в прозекторскую.

Я пошел было к себе, но не удержался и от двери обернулся, как оборачивается детектив Коломбо, и спросил:

– Я видел другого человека, а на табличке написано, что там маршал. Это ошибка?

– Считай, что ошибка, – сказала Мария Тихоновна. – Ошибка воспитания. Наш Институт, как ты знаешь, не богат. Иногда появляются коммерческие больные. В редчайших случаях. Когда речь заходит об астрономических суммах. По крайней мере, твой кумир Григорий Сергеевич кладет эти деньги не в карман, вернее, преимущественно не в свой карман.