Антон Грановский - Властелин видений

Глеб дернул щекой.

– Ты боишься, что Пастырь вытряхнет тебя и твоего мертвого князя из дворца и сам усядется на трон. Это я понимаю. Но я-то чем могу тебе помочь? Мне что, убить Пастыря?

– Не знаю, – тихо выдохнула княгиня Наталья. – Но если кто-то и сможет остановить его, то только ты.

Глеб поморщился:

– Блин… Как все у вас легко. «Если кто-то и сможет, то только ты». Чуть что случится, зовете Первохода. А когда все заканчивается, то вместо благодарности отправляете его на дыбу.

– Глеб, я…

– Да, знаю, знаю. Сильная княжеская власть, и все такое. Одно непонятно: почему княжеская сила должна проявляться только в злых и жестоких делах? Построили бы школы да больницы. Дети, даже дети купцов и бояр, не разумеют грамоте и не могут нацарапать не бересте свое имя. Больных в княжестве больше, чем здоровых. Люди мрут, как мухи, даже без моровой язвы. А вы там сидите, вцепившись в трон, и боитесь что-то сделать для людей, потому что для этого придется выпустить трон из рук.

– Упреки твои справедливы, Первоход, – сказала княгиня. – Но все не так просто, как ты думаешь.

– Точно, – кивнул Глеб. – Править княжеством – это не в Гиблое место ходить. Так ты мне когда-то сказала. Но знаешь, я ведь в Гиблое место тоже не по грибы хожу.

– Я понимаю, Первоход. Я все понимаю. Но… ты поможешь мне?

– Убить Пастыря? – Глеб качнул головой. – Нет, не думаю.

Наталья помолчала, теребя платок.

– Глеб, ради нашей дружбы… – тихо и неуверенно проговорила она. – Ведь были же мы когда-то близки…

– Призраки прошлого не по моей части, – отрезал Глеб.

Несколько секунд княгиня молчала, кусая губы, потом хрипло сказала:

– Я заплачу тебе.

– Сколько? – сухо осведомился Глеб.

– Сорок золотых солидов.

– Это целое состояние.

– Да. Но княжий трон стоит того.

– Княжий трон, – повторил Глеб и усмехнулся. – Похоже, он по-настоящему ускользает из-под пресветлого зада твоего мертвого мужа.

– Говори, что хочешь, но убей белого чародея! – воскликнула вдруг Наталья. – Он проклял меня! И теперь на меня косо смотрят даже самые верные мои слуги!

– За все в мире приходится платить, княгиня.

– Ты прав. И поэтому я плачу тебе сорок солидов. Бушуй! – позвала княгиня.

Верзила на облучке повернулся и протянул Глебу кожаный мешочек. Глеб взял мешок и взвесил на ладони.

– Тяжелый, – констатировал он.

– В нем ровно сорок солидов. Так ты возьмешься за это дело?

Глеб помолчал, обдумывая все, о чем поведала ему Наталья, затем облизнул губы и сказал:

– Ты платишь мне золотом. Хорошо. Но этого мало.

– Чего же ты хочешь еще?.. Погоди… – Лицо княгини под темной вуалью дрогнуло. – Ты хочешь, чтобы я… Чтобы мы с тобой…

– Что? – Внезапно догадавшись, Глеб усмехнулся и качнул головой: – О, нет. Ты меня неправильно поняла. Ты все еще неплохо выглядишь, но я не претендую ни на одну из частей твоего пресветлого тела, равно как и на все тело целиком. Я хочу, чтобы ты отменила награду за мою голову. Слишком много людей погибло из-за твоего указа. И, если ты не отменишь его, погибнет еще больше.

Княгиня под вуалью усмехнулась.

– И только-то? Хорошо. Я отменю указ. Теперь мы договорились?

– Да. Теперь мы договорились.

– Где ты остановился, Глеб?

– Пока нигде.

– А где остановишься?

– Тебе об этом знать не стоит.

– Неужели ты думаешь, что я…

– Власть переменчива в своих решениях, – перебил Глеб. – И лучше мне держаться от таких, как ты, подальше. Мне пора, княгиня. Прощай!

Глеб легко соскочил с телеги.

– Прощай, Первоход! – сказала Наталья вслед Глебу. – Я буду молиться за тебя!

– Помолись лучше за себя, – буркнул Глеб и, кутаясь в плащ, зашагал по мокрой, слякотной улице.

6

Поднявшись на крыльцо, Глеб трижды тяжело стукнул в дверь. Прошло довольно много времени, прежде чем глуховатый голос из-за двери спросил:

– Кто там?

– Здравствуй, Молчун! – громко сказал Глеб.

Лязгнул железный засов, и тяжелая дубовая дверь мягко распахнулась. Человек, открывший Глебу, был среднего роста, но чрезвычайно широкоплеч и крепок в кости. Смуглое, обветренное лицо его было скуластым, а темные глаза были чуть раскосы и так глубоко посажены, что мерцали из глубины черепа, как два крохотных омута.

Оглядев Глеба с головы до ног и заглянув ему за спину, мужчина потеснился и сказал:

– Входи.

Как только Глеб переступил порог, мужчина закрыл за ним дверь и задвинул ее железным засовом. Слева и справа от двери Глеб увидел небольшие скобы, а на них – тяжелые ножи-косари из белого железа.

Ходок Молчун – крепкий, как дубок, сорокалетний мужик – повернулся к Глебу и взглянул на него своими странными темными глазами.

– Ну, здравствуй, Первоход, – сказал он. – Идем. Усажу тебя за стол и попотчую тем, что боги послали.

Молчун первым двинулся в глубь избы, прихрамывая на левую ногу. Глеб неторопливо последовал за ним.

– Лавка, – сказал Молчун, когда они вошли в горницу, и указал толстым, мясистым пальцем на лавочку, накрытую мягким персидским ковром. – Место для гостей.

Глеб кивнул и уселся на лавку. Молчун потянулся к широкому воронцу, снял с него кувшин и кружки и поставил все это на стол. Затем достал оттуда же тарелку с холодным отварным мясом и плошку с солью.

Несмотря на свое прозвище, Молчун вовсе не был таким уж молчуном. Он замыкался, когда беседовал с чужими людьми, а в кругу ходоков был вполне разговорчив.

– Мяса-то, небось, давно не едывал? – осведомился он, прищурив свои черные глазки-омуты. – Все с огорода своего кормишься? А я ежели два дня мяса не ем, мне дурно делается.

В воздухе витал крепкий запах перегара. Под угловой лавкой Глеб увидел черепки разбитого кувшина, в одной из черепиц еще оставалось немного вина. В горнице царил беспорядок. Ничего ценного в избе Глеб не заметил, и это было странно, поскольку Молчун никогда не жалел денег на дорогие и красивые вещи.

Глеб внимательнее взглянул на Молчуна. Лицо ходока было припухлым, глаза чуть заплыли, а нос побагровел и покрылся мелкими красными прожилками. Когда Молчун наливал в кружку квас, пальцы его заметно подрагивали.

Внезапно Глебу стало душно и тесно в этой пропахшей перегаром избе, захотелось на свежий воздух. Едва удержавшись от того, чтобы встать и уйти, он сказал:

– Я получил твое послание, Молчун.

Молчун кивнул:

– Да. Я знаю, что оторвал тебя от твоего огорода, Первоход. Знаю, что ты добирался сюда несколько дней. Мне неловко из-за этого, и я…

– Кончай эту песню, – поморщился Глеб. – Однажды ты спас меня от смерти, и теперь я твой должник.

Глеб не преувеличивал. Ходок Молчун и в самом деле спас ему жизнь. Года два назад он вытянул Глеба из ямы-ловушки, а потом четыре версты волок его на своем горбу до реки.