Анджей Сапковский - Владычица озера

Ибо это его занятие.

Адептка мечется на постели, стонет. Она — сновидица, она снит, она в онейроскопическом трансе и неожиданно, провидчески, знает, что произойдет через минуту. «Осторожнее! — хочет крикнуть она, хоть и знает, что крикнуть не сумеет. — Осторожнее, обернись!

Берегись, ведьмак!»

Чудовище напало из темноты, из засады, тихо и предательски. Оно возникло внезапно, возникло во мраке, как всполох огня. Как язык пламени.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

При свете радужной зари,

Крылами хлопая, летят

На токовище глухари,

Подруг себе найти хотят.

Вот так и мы самой судьбой

Любовью связаны с тобой…

Я так хочу лобзать тебя,

Златые кудри теребя.

Ведьмак, хоть он так спешил, так торопился, так подгонял своих и так сквернословил, тем не менее остался в Туссенте почти на всю зиму. Что послужило тому причиной? Об этом я писать не стану. Причины были, и все тут, и не о чем говорить. Тем же, кому не терпится ведьмака осудить, напомню, что у любви множество имен, и не судите да не судимы будете.

Those were the days of good hunting and good sleeping.

Чудовище напало из темноты, из засады, тихо и предательски. Оно возникло внезапно, возникло во мраке, как всполох огня. Как язык пламени.

Геральт, хоть его и застигло врасплох, отреагировал инстинктивно. Вывернулся, проехав спиной по стене. Бестия пролетела мимо, отбилась от кровли, будто мяч, махнула крыльями и прыгнула вновь, шипя и разевая жуткий клюв. Но теперь ведьмак был наготове.

Он ударил из короткого замаха, от локтя, целясь чуть ниже горла, под карминовые бусины, огромные, в два раза превышающие индюшачьи. Почувствовал, как клинок рассекает плоть. Инерция удара откинула бестию на землю, к стене. Скоффин вскрикнул, и был это крик почти человеческий. Скоффин метался среди битых кирпичей, размахивал и молотил крыльями, брызгал кровью, разваливая все вокруг себя хлыстообразным хвостом. Ведьмак был уверен, что бой окончен, но чудовище невероятно удивило его, неожиданно ринувшись ему на горло, страшно скрипя, выставив когти, щелкая и клацая клювом. Геральт отпрянул, оттолкнулся плечом от стены, резанул наотмашь снизу, используя силу толчка. Попал. Скоффин снова свалился на осколки кирпичей, вонючая сукровица брызнула на стену и стекла по ней, оставив фантастический узор. Сбитое в прыжке чудовище уже не металось, только дергалось, скрипело, вытягивало длинную шею, раздувало «сопли» и трясло «бусинами». Кровь потоком текла между кирпичами, на которых валялся скоффин.

Геральт запросто мог бы добить его, но не стал этого делать, чтобы не портить шкуры. Спокойно ожидал, пока скоффин изойдет кровью. Отошел на несколько шагов, отвернулся к стене, расстегнул ширинку и помочился, насвистывая тоскливую мелодийку.

Скоффин перестал скрипеть, утих, замер. Ведьмак подошел, слегка ткнул его острием меча. Видя, что все кончено, схватил чудовище за хвост, поднял. Удерживаемый за основание хвоста на высоте бедра, скоффин касался орлиным клювом земли, в раскинутых крыльях было больше четырех футов.

— Легкий ты, куролиск. — Геральт тряхнул бестию, действительно весившую лишь немного больше хорошо откормленного индюка. — Легковат. К счастью, мне платят поштучно, а не пофунтово.

— Впервые. — Рейнарт де Буа-Фресне тихонько свистнул сквозь зубы, выражая тем самым высочайшую степень удивления. Геральт это знал. — Впервые, говорю, вижу такую погань собственными глазами. Чудо чудное, чес-слово, чудо из чудес. Стало быть, это и есть прославленный василиск?

— Нет. — Геральт приподнял чудовище повыше, чтобы рыцарь мог получше его рассмотреть. — Не василиск. Куролиск.

— Какая разница?

— Принципиальная. Василиск, именуемый также регулюсом, — гад, а куролиск, именуемый также скоффином, либо кокатриксией, — орниторептилия, то есть не пресмыкающееся, и не птица. Это единственный известный представитель рода, который ученые назвали орниторептилиями, поскольку после долгих дискуссий обнаружили…

— А которые из этих двух, — перебил Рейнарт де Буа-Фресне, которого явно не интересовали мотивации ученых, — взглядом убивает или превращает в камень?

— Никоторый. Это выдумка, — Тогда почему же люди так их боятся? Этот, к примеру взять, не такой уж крупный. Он что, действительно может быть опасен?

— Этот, как ты выразился, к примеру взять, — ведьмак тряхнул добычей, — обычно нападает сзади, а целится точно меж позвонков, либо под левую почку, в аорту. Как правило, достаточно одного удара клювом. А что до василиска, то без разницы, куда он укусит. Его яд — сильнейший из известных нейротоксинов, убивает за одну секунду.

— Бррр… А скажи, которого из них можно прикончить с помощью зеркала?

— Любого. Если садануть прямо по башке.

Рейнарт де Буа-Фресне захохотал. Геральт не смеялся: шутка о василиске и зеркале перестала его забавлять еще в Каэр Морхене — учителя слишком часто ее повторяли. Столь же малосмешными были шутки о девицах и единорогах. Рекорды глупости и примитивизма побивали в Каэр Морхене неисчислимые версии анекдота о драконихе, которой юный ведьмак на спор вознамерился пожать правую лапу. Заднюю.

Он улыбнулся воспоминаниям.

— Предпочитаю видеть тебя улыбающимся, — проговорил Рейнарт, внимательно глядя на него. — В сто раз и вообще неизмеримо более желаю видеть тебя таким, как сейчас, нежели таким, каким ты был в октябре, после той драки в Друидском Лесу, когда мы ехали в Боклер. Тогда, поверь, ты был мрачен, злобен и обижен на весь белый свет, словно обманутый ростовщик, да к тому же раздражителен, будто мужчина, у которого всю ночь ничего не получилось. Даже под утро.

— Я правда был такой?

— Правда. Поэтому неудивительно, что я предпочитаю видеть тебя именно таким, как сейчас. Я бы сказал: возродившимся.

— Трудотерапия. — Геральт снова тряхнул удерживаемого за хвост куролиска. — Спасительное влияние профактивности на психику. А теперь, чтобы продолжить курс терапии, перейдем к интересам. Есть возможность заработать на скоффине немного больше, чем назначенно за его убиение. Он покалечен не сильно, и если у тебя найдется клиент на весь экземпляр, с тем, чтобы изготовить из него чучело, бери не меньше двухсот. Если потребуется загонять по частям, запомни: самое ценное — перья с верхней части хвоста, особенно центральные рулевые. Их можно заточить гораздо тоньше, чем гусиные, пишут они лучше и чище, а сами — тверже. Писака, который в этом что-нибудь смыслит, не задумываясь отдаст по пятерке за штуку.