Евгений Малинин - Маг

Женщина заулыбалась, покачивая головой, подхватила подбежавшую Соню на руки и неспешным шагом двинулась навстречу нам. Подойдя, она опустила дочь на землю, забрала из ее ручек «барабанные палочки» и, продолжая улыбаться, молча стала нас разглядывать. Мы, в свою очередь, не спускали глаз с нее. Ее правильное лицо, обрамленное густыми, прямыми, темно-русыми волосами, показалось мне странно знакомым. Еще раз окинув ее пристальным взглядом, я понял, что она очень напоминает женщин, которые в санатории сидели за одним столом с пустоглазыми верзилами в пижамных штанах. Меня непроизвольно передернуло. Данила с удивлением посмотрел на меня.

– Меня называют двуликая Лайта, я мама вот этого зайчишки… – Женщина положила ладонь на темную головку Сони и выжидающе посмотрела на нас.

И тут вмешалась Соня. Она подскочила к нам и зачастила:

– Это вот – Данила, – она ткнула пальчиком в Данилкин живот, – а это – дядя Илья. Данила – очень смешной, особенно когда сердится, – она фыркнула смешком, – а дядя Илья назвал меня Сонюшкой… – Она метнулась назад к матери и, требовательно задергав ее за широкую юбку, потребовала ответа: – Правда красиво, правда?…

– Правда, правда… – улыбнулась мать. – Только, раз уж ты привела гостей, давай-ка сама их и принимай. Покажи, где можно умыться, покорми, приготовь постель на ночь…

– А ты мне поможешь? – Девчушка испуганно смотрела на мать.

– Ну конечно, я тебе помогу, – серьезно ответила та, однако улыбка продолжала прятаться в ее губах. Девочка сразу стала очень серьезной, можно даже сказать, торжественной. Она сделала шаг в нашу сторону, с достоинством поклонилась и важно произнесла:

– Гости дорогие, прошу в наш дом. Мы озаботимся вашим отдыхом, вашей пищей, вашими удобствами. Вам будет хорошо. – При этом она своей маленькой ручкой сделала плавный приглашающий жест в сторону дома.

Данила почесал свой лохматый затылок и качнулся вперед, собираясь двинуться к дому, но я удержал его, положив руку на его плечо. Он вопросительно стрельнул глазом в мою сторону. Я скорчил совершенно серьезную рожу и старательно повторил поклон Сони. Данила, спохватившись, тоже неуклюже поклонился.

– Спасибо, маленькая хозяйка, за предложенное гостеприимство. Мы идем издалека и далеко, поэтому с радостью и благодарностью примем твою заботу о нас. – Я старался придерживаться взятого Соней торжественного тона.

После моих слов двуликая Лайта несколько ошарашенно посмотрела на нас, зато мордашка Сони стала совершенно счастливой. Потеряв всю свою торжественность, она подскочила к нам, схватила нас за руки и потащила к дому. Улыбаясь, мы двинулись за ней. Ее здоровенный барабан колотился о мою ногу.

Таким порядком мы поднялись на крыльцо. Соня выпустила наши руки и налегла на тяжелую деревянную дверь, потемневшее полотно которой было изрезано простенькой резьбой. Дверь отворилась, и мы вошли в прохладу небольшой прихожей.

– Ваша комната наверху, под крышей. Там у нас останавливаются все гости, – снова зачастила Соня.

– Вот тут у нас туалет, – она указала своим крошечным пальчиком на неприметную дверь в дальнем конце прихожей, – там можно умыться и пописать. Кушать мы будем в столовой, пойдем я сразу покажу… – И маленькая стремительная ракета рванула по небольшому коридору в глубь дома. Мы поспешили за ней и услышали тихий, довольный смех за спиной. Я оглянулся, мама Сони стояла в дверях и, улыбаясь, качала головой.

Столовая была довольно просторной, с большим обеденным столом посередине и резным буфетом у одной из стен. Широкое окно выходило на улицу.

– Ужинать мы будем через… – Соня стрельнула глазами на мать, и я заметил, как она исподтишка показала два растопыренных пальца, – …через два часа. А сейчас я провожу вас в комнату.

Когда мы проходили через прихожую к лестнице, ведущей наверх, Данила вдруг проворчал:

– А почему ты, заяц, говоришь «ужинать»? Мы еще и не обедали.

Соня немного притормозила и с достоинством ответила:

– Еда вечером называется ужин. Такие большие мальчики должны это знать. Если вы не обедали, значит, за ужином съедите побольше. – Потом она выразительно пожала плечами и добавила: – Не станем же мы изменять название еды из-за того, что ты не соблюдаешь режим.

Данилка вдруг покраснел, а я чуть не расхохотался. Хорошо, что в этот момент мы достигли дверей предназначенной нам комнаты.

А комната эта удивительно походила на ту, в которой я останавливался, когда приезжал к Ворониным на дачу. Расположена она была также под крышей, также была обита желтой сосновой доской и янтарно светилась в лучах вечернего заходящего солнца. Только вид из небольшого окна показывал не розовые Светкины кусты и не соседний, навсегда недостроенный коттедж, а чистую улочку и поле с колышущимися колосьями на нем. Да еще в этой комнате стояли две узкие кровати. Мы с Данилой вошли в комнату, а сзади раздался голос Сони:

– Вы осмотритесь, а я пойду маме помогу. – И она, осторожно прикрыв дверь, затопала по лестнице вниз.

Данилка подошел к окну и прижался лбом к стеклу, а я уселся на одну из кроватей и внимательно огляделся. Кровати были застелены. На них лежали небольшие подушки в цветных наволочках и легкие покрывала. В стене я заметил стенной шкафчик и, открыв его, обнаружил только две пижамы. Они были одинакового размера и, пожалуй, подошли бы Данилке, но мне, с моим почти двухметровым ростом, они были безусловно малы.

Когда я повернулся, чтобы поделиться с Данилой своими находками, я увидел, что его плечи вздрагивают. Мальчишка плакал, уткнувшись в стекло.

Я подошел и молча обнял его за плечи. Он повернулся ко мне, уткнулся лицом мне в живот в районе желудка и, хлюпнув носом, начал незаметно вытирать глаза о мою футболку. Так мы постояли несколько минут. Затем я усадил его на одну из кроватей, сам уселся рядом и вполголоса сказал:

– Давай-ка, друг Данила, расставим акценты…

Интерлюдия

Светлана Воронина очень гордилась своим сыном. В душе. Она никогда и нигде не хвасталась его умом, памятью, воспитанностью или успехами в учебе, а тем более не делала этого в присутствии самого Данилы. И все-таки она была убеждена в неординарности своего первенца. Ему шел восьмой год, и он перешел во второй класс элитной школы, которую почему-то переименовали в лицей. Учился он очень хорошо, хотя отличался очень независимым характером.

Но сегодня он, вернувшись из школы, вытащил из ранца дневник и молча развернул его на столе перед носом своей матери. Внизу открытой страницы бегущим «учительским» почерком было выведено: «Прошу родителей явиться в школу к заведующей учебной частью», дальше шла неразборчивая подпись.