Волчонок - Варвара Шихарева
В конце концов, князю приелось и это занятие... Он, отложив тетрадь в сторону, стал пристально всматриваться в пламя костра, отбрасывающего на его лицо постоянно колеблющиеся тени. Но какие бы выражения не придавала его чертам бесконечная игра огня, глаза князя оставались неизменными: пристальные и не знающие устали, они по-прежнему напоминали ледяные осколки, и прошло ещё немало времени, прежде чем их чистая зелень затуманилась и Демер, уронив голову на скрещённые руки, неподвижно застыл у костра.
Я ещё немного понаблюдал за князем, чутко прислушиваясь к его мерному дыханью, а потом бесшумно встал со своего места и плотно зашнуровал куртку. Раскрытая, но перевёрнутая обложкой вверх, тетрадь привлекла моё внимание. Покосившись на крепко уснувшего Демера, я притянул ёё к себе и, снова устроившись у огня, принялся с интересом листать страницы.
Большая часть плотных, скреплённых стальными кольцами листов, была уже исписана: какие-то, вписанные друг в друга круги и квадраты, заполненные непонятными символами, чередовались с длинными записями, выполненными очень чётким и разборчивым почерком, но меня, конечно, заинтересовали не заумные формулы, а княжеские рисунки, образованные тонким плетением грифельных штрихов.
Зловещий, ощерившийся многочисленными башнями, абрис замка причудливо чернел на фоне заходящего солнца; лендовская княгиня, которой Демер зачем-то подрисовал топорщащиеся за спиной нетопыриные крылья, стояла на вершине скалы с размётанными ветром волосами и вдохновлёно-мрачным лицом. Высоко в небе белоснежный ястреб боролся с обвившей его в предсмертной агонии чёрной гадюкой, а по объятой ночною мглой чащобе мчался всадник, спрятавший своё лицо в конской гриве. Нависшие над лесною тропой, узловатые ветви деревьев тянулись к нему так, словно хотели схватить, а между корявых стволов уже плыли пряди седого тумана!
Рисунков в тетради оказалось множество, и каждый из них был по-своему интересен и неповторим, словно тая в себе невысказанную историю, но мне больше всех приглянулся чем-то неуловимым напоминающий Ламерта волк -- поджарый и зло оскалившийся, он оберегал свернувшегося в клубок, крошечного щенка! Не удержавшись, я осторожно вырвал из тетради лист с так запавшей в душу картинкой, и, бережно свернув, сунул его за пазуху, затем -- ещё раз взглянул на по-прежнему крепко спящего Демера и нырнул под густой полог леса.
Мой план был простым и незатейливым: затерявшись в густой чащобе, я рассчитывал дождаться того момента, когда отвлечённый многочисленными заботами триполемский Владыка утратит интерес к своему неудачному опекунству. После этого мне можно будет смело возвращаться к отцам, а моя жизнь вновь направится в привычное русло... Что же до неожиданной колдовской милости, то со временем я буду вспоминать о ней лишь как о канувшем в небытиё, муторном сне...
Что ж - моя задумка была хороша, но вот уйти из-под княжеского надзора оказалось не так-то и просто! Проплутав около получаса, я снова вышел к нашему с Демером ночлегу - разве что оказался при этом с другой стороны поляны, да ещё и нечаянно встревожил гнедого Владыки. Жеребец, словно предупреждая хозяина, протяжно и громко заржал (я в этот миг едва не похолодел от страха), но Демера и вправду сковал глубокий и крепкий сон: он лишь, проворчав что-то невразумительное, перевернулся на другой бок, а его дыхание уже через несколько мгновений вновь стало таким же мерным и лёгким, как и прежде.
Я же, с трудом переведя собственное, напрочь сбившееся за это короткое время, дыхание, вновь направился в лес. Теперь я еще более внимательней, чем прежде, высматривал помогающие не заплутать лесные приметы и даже оставил на нескольких древесных стволах небольшие зарубки, но, тем не менее, вскоре вновь вышел к кострищу и лошадям, хотя мог бы смело присягнуть на клыке, что не сбился с выбранного пути - князь, пусть и крепко спящий, явно водил меня по кругу! Отцы не раз говорили, что если начинаешь ни с того, ни с сего, так вот плутать и сбиваться с дороги, это означает, что над тобою либо лешак подшучивает, либо сельская ведьма волшбу творит - для таких случаев у "Волколаков" было припасено не менее десятка различных уловок и хитростей, долженствующих помочь в борьбе с мороком. Ну, а поскольку князь-колдун мог смело заткнуть за пояс целую дюжину хуторских ворожеек, я, поразмыслив, решил соединить три способа в один - что б уже наверняка подействовало!..
Выискав подходящее мне по роду дерево с развилкой, я оцарапал себе щёку, а потом, вырезав из подкладки на куртке кусок ткани, пропитал его своей кровью. После же бережно приподнял ножом кору на развилке и как можно глубже забил ткань в образовавшуюся щель. Придав своему схрону нетронутый вид и поплевав через левое плечо, я вывернул свою куртку наизнанку и распустил волосы, скрыв ими лицо, несколько раз крутнулся на пятке вокруг себя и, не оглядываясь, ушёл с этого места как можно быстрее...
Приметы отцов выручили меня, сработав быстро и безотказно: после проведённого обряда я уже не плутал и не ходил по кругу, уверенно углубляясь всё дальше и дальше в лесные дебри. Рассвет я встретил посреди глухой чащобы - сидя на поваленном и уже сплошь покрытом мхом древесном стволе, я довольно щурился на солнечные лучи, с трудом проникающие сквозь густую листву деревьев - они скользили по земле яркими пятнами, заставляли сверкать капли росы и, казалось, целиком разделяли моё настроение. Одиночество в непроходимой, безлюдной чаще не казалось мне чем-то страшным, ведь "Волколаки" любили повторять, что лес, как добрый отец, всегда и прокормит, и защитит - надо только знать, что именно и где искать! Свою присказку отцы подтверждали тем, что учили меня читать едва заметные следы и приметы; поясняли, чем можно утолить голод или залечить рану; показывали, как, если рядом нет ручьёв, можно добыть воду из трухлявого пня... Напрочь занемевшая из-за княжеского леченья рука была, конечно, не лучшим подспорьем моей затее, но я считал, что даже с нею смогу найти для себя и подходящий ночлег, и пропитание - надо только задобрить охраняющего эту чащобу лесовика, показать ему, что я
