Миа: Тьма над Горным краем – 1 - Виктория Цветкова
— Ты, Лесс, настоящий друг, спасибо! Рада, что мы снова встретились.
* * *
Расставшись с другом в холле, я отправилась к себе. К моей радости, соседки в комнате не оказалось. За окном сгущались вечерние тени, я зажгла небольшую лампу на столе и, не теряя времени, взялась за переделку платья.
Переоделась в грязно-желтое безобразие. Еще раз осмотрела щедрый подарок мачехи — темно-серое платье — и убедилась, что все-таки ему поможет только полный перекрой. Вздохнула, оценивая объем предстоящей работы, и принялась распускать боковые швы.
Когда, уже под вечер, соседка вернулась в комнату, я уже вовсю портняжничала. Разложив заготовки будущего творения на кровати, я колдовала — без магии, с ножницами в руках — над выкройкой будущего шедевра.
Соседка молча улеглась на кровать и вроде бы принялась читать. Но я все время чувствовала ее взгляд на себе. Не особенно приятное чувство, но я делала вид, будто ничего не замечаю, хотя не могла и позабыть об оборотнице. Может, она не так уж и плоха? Все-таки, в разговоре с теми девчонками у входа в корпус она возражала, — значит, ей свойственна независимость в суждениях и стремление к справедливости.
Без советов моей милой Зоры портняжничать было сложно, — мы ведь с ней обычно вместе шили форму для служанок. Но я старалась, как могла. И ко времени, как глаза стали слипаться, наметала основные швы.
Оборотница вдруг нарушила молчание:
— Ты собираешься спать? Мне мешает свет от лампы.
На этот раз в ее голосе я не различила ни угрозы, ни насмешки. Нормальный тон. Отлично.
— Да, сейчас, — мой ответ прозвучал также ровно. — Заканчиваю на сегодня.
Я убрала свою работу и погасила свет. Умыться на ночь я смогу и при свете заглянувшей в окно Веолики — самой яркой и большой из двух наших лун. Улеглась под одеяло. Матрас на кровати был жестким, но ровным, а потому — удобным. Комната в лунном свете показалась совсем незнакомой: резкие причудливые тени от веток дерева за окном косо ложились на стену над кроватью соседки. Ниже, в районе ее подушки, светились два золотисто-зеленых огонька и я, вяло испугавшись, просто натянула на голову одеяло. Разум уплывал в блаженное небытие, и размышлять о мелочах вроде недружелюбно настроенного оборотня по-соседству уже не было сил. Я отвернулась к стене и сонно пробормотала, сама не знаю кому традиционное пожелание на сон грядущий:
— Ясных звезд, — и провалилась в сон.
Первый день новой жизни, наконец, завершился.
7. Учебный год начинается
— Сегодня, дорогие мои, вы вступаете в удивительный мир полезных магических знаний, которые осветят ярким факелом все сферы вашей дальнейшей жизни. Идя дорогой знаний, высоко держите факел знаний… Его свет станет для вас путеводным. Вам следует пройти дорогой жизни достойно, освещая себе путь факелом вашего дара…
Ректор Буру гордо стоял, выпрямившись во весь свой невеликий рост, на нешироком помосте перед главным корпусом и нес всю эту невероятную чепуху уже минут двадцать. Я отметила про себя, что с каждым предложением речь главы университета становится все более высокопарной и бессвязной. И выносить ее все тяжелее.
Студенты окружили помост, выстроившись по факультетам и курсам. Зельеварам досталось место позади трибуны, и мы имели возможность, к нашему сожалению, видеть не только могучую спину гнома, но и профессорскую мантию до блеска протертую пониже спины. По рядам студентов искорками бегали сдавленные смешки.
Прячась среди сокурсниц от пронзительного взгляда лейры тэ'Остэйн, я отыскала глазами Лессли. Его курс стоял неподалеку, в мантиях с желтым кантом. Приятель тайком зевал в кулак. Улыбнулась: как я его понимаю!
— Адептка Дарн, не глазейте по сторонам! — тут же зашипела на меня декан.
Уверенная (с подачи герцога) в моем порочном легкомыслии, лейра тэ’Остэйн одернула меня очень некстати. Не хватало мне с будущими товарками по курсу сразу же испортить отношения! О чтоб ей промолчать, так нет же! Большинство девушек обернулись и сменили меня строгими взглядами, будто сами только что не хихикали.
Привлекать излишнее внимание к своей особе в мои планы не входило. Я сделала невинное лицо и потупилась, разглаживая складки мантии. Сейчас я хотя бы не выделяюсь из общей массы убожеством наряда. Устав университета предписывает адептам носить мантии, и все мы одинаковые в наших темных саржевых балахонах с зеленой окантовкой. Впрочем, с платьем у меня тоже все в порядке. Новое темно-серое я перешила по фигуре, украсила ворот и рукава светло-серой отделкой. Конечно, оно по-прежнему остается невзрачным, но выглядит славно. Даже хмурая соседка, увидев меня сегодня утром, расщедрилась на комплимент.
А декан Буру между тем окончательно запутался в своих путях и факелах и неожиданно свернул приветственную речь: — Сегодня, дорогие адепты, деканы факультетов проведут для вас ознакомительную экскурсию. С завтрашнего дня — занятия по расписанию. Сейчас следуйте за вашими наставниками. Светлого дня!
Звучный выдох облегчения вознесся к сумрачному, затянутому пеленой облаков небу — пятьсот студентов обрадовались лишнему дню без занятий.
* * *
Вслед за лейрой тэ’Остэйн толпа девушек-зельеваров направилась к третьему корпусу. За нами такой же неорганизованной ватагой потянулись молодые люди с факультета артефакторики. У входа наш декан остановилась и начала о чем-то вещать. Наверное, сообщала что-то важное, но я оказалась среди отставших, потому не разобрала и половины из ее речи.
Раздумывая, не пробраться ли поближе, я покрутила головой и заметила, что девицы рядом со мной и не думают слушать лейру. Все они были заняты тем, что строили глазки остановившимся поодаль артефакторам. Юноши весьма охотно перемигивались с девчонками и предпочитали игнорировать своего декана — высокого, худого старика со снежно-белыми волосами, забранными в хвост.
От скуки я принялась рассматривать новые лица, среди которых встречались довольно симпатичные. Особенной статью и красотой отличались, как я заметила, оборотни: высокие, широкоплечие, с приметной хищной грацией. Если бы не жуткие глаза, легко можно влюбиться в такого. К примеру, вот тот блондин очень неплох… Я задержала на молодом человеке взгляд на пару мгновений дольше, чем позволяли приличия. Оборотень будто почувствовал это: повернул голову и впился в меня глазами. На губах блондина разгоралась наглая ухмылка. О, Светлые богини! Как же жутко сверкают у него глаза!
Я моментально отвернулась, но было поздно: в плечо впились чьи-то жесткие пальцы. Меня грубо развернули на месте и я оказалась лицом к лицу с лейрой тэ’Остэйн, кипящей от возмущенная, словно чайник.
— Адептка Дарн, что вы себе позволяете? Вместо того чтобы быть благонравной
