Русский волк - Андрей Астахов
— Ты строптив, я вижу это, — сказал он. — А строптивых рабов надобно покорности учить. Ханнес!
Полог шатра откинулся, и вошел тот самый светловолосый бородач, которого я видел у входа.
— Смотри, Драккан, — сказал Нанн, показывая на меня пальцем, — этот чужак с виду крепок и силен. А еще он, кто я, и кто он, не понимает. Его надо покорности научить.
— Да, господин, — ответил бородач, шагнул к столбу и снял с гвоздя свернутый кольцом пастушеский кнут.
— Не здесь, — велел жирный бандюган. — Перед шатром. Все должны эту забаву видеть.
— Невелика отвага бить кнутом безоружного, — не выдержал я. — Так поступают только трусы и слабаки. Или великий и несравненный Нанн не хочет потешить себя зрелищем настоящего боя?
Жирный не ожидал от меня таких слов. Он, стерьво раскормленное, вообразил, что я сейчас упаду ему в ножки и буду просить пожалеть, не бить, простить. Я прочел это на его холеной морде.
— Хочешь драться? — спросил он. — С кем?
— Да с кем угодно, — ответил я, совершенно не задумываясь о последствиях моих слов. — Хоть с ним вот, — и я показал на бородача.
— Жалкий засохший остроухий ошметок из свиного подхвостья! — загремел бородач. — Мерзкая лесная обезьяна. Да ты знаешь, кто я такой? Я Ханнес Драккан из фюрда Драке, и я убил за свою жизнь тысячу таких ублюдков, как ты.
— Знаю, знаю, — сказал я. — И когда ты пердишь, луна падает с неба, и море выходит из берегов. Еще ты трахаешь за ночь по сотне баб и колешь своим членом орехи. Знакомая песня. Все слабаки и ничтожества ее поют.
Хаспер закатил глаза в ужасе — он решил, что после этих слов мне конец. Но бородач, ошалело глянув на меня, заржал, как стоялый жеребец.
— Господин, мне нравится этот заморыш, — сказал он, высмеявшись. — Я убью его любым способом, который ты изволишь предложить.
— Хорошенько размолоти его кулаками, — велел Нанн, подергивая пальцами золотую цепь на своей грязной шее. — Только не убивай, просто уму-разуму поучи.
Странно, но при этих словах я воспрял духом. У меня появился шанс. Видимо, пока кучка бандитов не собирается меня убивать — просто хотят разъяснить мне при помощи рук, ног и подручных средств, кто тут хозяин, а кто бессловесное быдло. Этот Драккан, мать его, был по всем статьям крепким парнем, но и я не задохлик. Морды бить я умею, приходилось не раз и не два ставить на место чересчур борзых. Попробуем побарахтаться.
Кулот Нанн не стал выходить из шатра — рогатая девица и помогавшие ей два гнома быстро подняли переднюю стенку шатра. Получилось что-то вроде театральной ложи. Ареной для мордобоя стала гладкая глинистая площадка перед шатром.
Драккан встал напротив меня, снял с пояса меч, передал одному из гномов, упер руки в бока и снова захохотал. Мне было плевать на его жеребячьи эмоции. Я спокойно ожидал, когда этот буйвол пойдет в атаку.
Он и пошел. Как я и ожидал, парень был мастером стиля «Деревенский алкаш на дискотеке» — пер танком, размахивая длинными ручищами без всякой системы, абы попасть по мне. От пары таких деревня-дзуки я ушел без труда, но третий удар все же достал меня. Слава Богу, Драккан попал мне кулаком не в лицо, а в плечо — после удара такой силы я бы отправился в долгий, если не вечный нокаут. И вот тут красавец сделал серьезную ошибку; в восторге от собственной силы и ловкости остановился, поднял руки и заревел, как медведь. Я воспользовался тем, что он открылся и провел хороший прямой правой Драккану в челюсть. Рев оборвался, и бородач замотал головой: я же, не тратя времени даром, достал его хуком слева, а потом обработал ударом ногой под колено. Эффект был невеликий, мои удары только слегка ошеломили громилу, и мне, наверное, пришлось бы плохо, если бы вдруг не раздался истошный крик, который заставил всех забыть о нашем с Дракканом поединке:
— Ашарди! Ашарди!
Я не понял, в чем дело, но только что-то просвистело у меня мимо уха, и Драккан встал, как вкопанный — из его груди, чуть пониже правой ключицы, торчала оперенная стрела. Ночь наполнилась воем, гиканьем, топотом копыт. Про меня все забыли: гномы, наблюдавшие за нашим спаррингом, разбежались, хватая оружие. Я был предоставлен самому себе.
На лагерь напали. Вокруг вагенбурга в темноте метались тени, похожие на кентавров, и на нас густо посыпались стрелы. Одна из них впилась в глину у моих ног. Сообразив, что в свете костров я становлюсь отличной мишенью, я бросился к повозкам и забился под одну из них. Отсюда я мог видеть и слышать, как разворачивается битва между неизвестными мне людьми, напавшими на лагерь, и гномами охраны, которые с яростными воплями отбивались от нападающих, засев в повозках. По лагерю с ржанием метались испуганные лошади, а кроме того, пущенные с той стороны зажженные стрелы подожгли несколько шатров. Еще одна стрела со стуком ударила в борт повозки, под которой я спрятался, и я почувствовал запах горящей смолы.
Эх, блин, похоже, отсидеться не удастся. Если те, кто напал на лагерь, ворвутся в круг повозок, мне не спастись — убьют наверняка.
Я увидел, как один из гномов, пронзенный несколькими стрелами, выронил арбалет и упал замертво с повозки. Я решился. Выскочил из-под фуры, на ходу выдернув из борта горящую стрелу, петляя, как заяц, добежал до мертвеца, сорвал с него колчан с болтами и подобрал арбалет. В свете разгорающегося пожара — уже несколько повозок и большинство шатров ярко пылали, разгоняя темноту, — я увидел нападавших. Это были смуглые бородатые всадники, одетые во что-то кожано-пестро-меховое, вооруженные короткими луками и саблями, и их было много. Некоторые из них, показывая класс джигитовки, прямо с коней прыгали на фуры, прорезали тенты и, врываясь внутрь, сходились с гномами врукопашную, но большинство носились кругом, пуская стрелы, которые густо утыкали фургоны и поражали засевших в них гномов. Картина боя в точности напоминала сцену нападения индейцев на переселенческий караван, которую частенько можно увидеть в вестернах. Разве только шквальной стрельбы из винтовок и револьверов не было. Несколько выстрелов из самопалов все же были в начале схватки, но я так и не понял, кто и в кого стрелял.
Натянуть арбалет оказалось не так просто, но я справился. Вложил в желобок
