Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря
В этот момент подошел лифт, и еще раз обменявшись клятвенным «Шестнадцатого никаких отговорок», мы расстались с нашими гостями.
Мой ангел повернулся ко мне с явно нарисованной грозовой тучей на лице…
Спасла меня соседка. Та самая старушка Варвара Степановна. Не успели мы и шагу в коридор ступить, как она выскочила из своей двери, и на нас понеслось:
— Да когда же это кончится?! Вам здесь, что, проходной двор?! То они ремонт делают — второй! — и пыль тебе, и грязь, и мебель туда-сюда совают! То переезжают — дверью своей по десять раз в день грюкают! А теперь еще и толпы к ним ходить будут — да посреди ночи, да гогочут, как цыгане?!
Мой ангел шагнул к ней, и старушенция вдруг смолкла и отступила назад.
— Больше это не повторится, — тихо и отчетливо проговорил мой ангел. Только на последнем слове как будто отдаленный гром громыхнул. — А сейчас мне нужно с женой поговорить.
— Ну, тогда… ладно… я пойду, — пробормотала старушка и начала мелкими шажками пятиться к своей двери.
Мой ангел развернулся, молча схватил меня за локоть и без всяких церемоний затащил в квартиру.
— Что она задумала? — полетело мне в лицо, как только он захлопнул дверь. Изо всех сил.
— Если ты о Марине, то понятия не имею, — честно ответила я.
— Не ври! — рявкнул он. — Я видел, как вы переглядывались!
— Мы не потому переглядывались! — огрызнулась я, и принялась сбивчиво объяснять: — Я просто Светке все хотела рассказать — она уже и так что-то почуяла! — а Марина мне сказала, что Светке еще рано — и что она ей по-своему все преподнесет — и потому так разговор и повернула — и я теперь согласна — Светка все равно не поверит — как Галя. Вот.
— Что ты хотела Свете рассказать? — тихо спросил мой ангел, наклоняясь ко мне.
Вот теперь я струхнула по-настоящему.
— Ну, все, — забормотала я, вжав голову в плечи и косясь в сторону. — В общих чертах. Про Дениса и нашу с Мариной размолвку. Не называя имен и не вдаваясь в подробности. Но Марина лучшую историю придумала. И не смей на меня орать, — на всякий случай перешла я на октаву выше, — бабка сейчас милицию вызовет!
— Милицию. — Он привалился спиной к противоположной стене, отдуваясь. — Значит, милиции ты боишься, а секреты, которые клещами из меня вытянула, направо и налево разбалтывать — это тебе нипочем? Меня под очередное служебное расследование подставить — и Тошу заодно! — это тебе вообще наплевать, да?
— Не направо и налево, а Светке! — обиделась я. — И ничего я из тебя не вытягивала — сам все рассказал, и ничего тебе за это не сделали! И посоветоваться с тобой я, между прочим, собиралась. Потом. Я же не сегодня думала Светке все рассказывать. Я просто хотела сначала Маринино мнение узнать — как главной участницы…
— Как кого? — Мой ангел оглушительно расхохотался. — Нет-нет, я не спорю, — помахал он рукой, когда я открыла рот, — Дениса она в лужу красиво посадила, но я хотел бы посмотреть, что бы у нее вышло, если бы Стас каждый ее шаг, как курица-наседка, не страховал…
— Кто? — переспросила я.
— Стас, — повторил мой ангел. — Тот, который Дениса отсюда увел. Руководитель отдела карателей.
Я вспомнила мускулистого парня неприятной наружности, который появился у нас перед самым Новым Годом. А ведь действительно — он вместе с Денисом пропал, когда мы с Мариной из кухни вернулись.
— Слушай, может, нам уже на работу пора? — тихо спросила я.
— Чего это? — настороженно глянул он на меня.
— Мы, по-моему, переобщались, — ответила я, глядя в пол. — Вон ты своих вспоминать начал — значит, скучно тебе уже.
— Да нет, Татьяна, с тобой соскучиться я как-то не успеваю, — хмыкнул он. — А насчет своих — кто народ сегодня собрал? С тобой общаться я сутками готов — но только наедине, чтобы никто тебя бредовыми идеями не отвлекал. Так что передай Марине…
— Сам и передашь, — буркнула я. — Шестнадцатого. Ты, по-моему, под Новый Год обещал отныне в самом непосредственном контакте с ней находиться.
— Обещал. На свою голову, — вздохнул он и, зайдя мне за спину, обхватил за плечи. — И Стасу обещал присмотреть, чтобы она, сломя голову, в первое попавшееся осиное гнездо не ринулась, — пробормотал он мне на ухо и добавил еще тише, подталкивая меня к спальне: — И никого другого за собой туда не утащила.
Ближайшие несколько дней у меня все не шли из головы Маринины рассуждения о том, что нужно давать сдачи и держать зло в страхе. Чего-то в них не хватало. И только после встречи с родителями я поняла чего — терпения. А может, мысли об отдаленных последствиях.
Встретились мы с ними по традиции на Рождество — начали, по давно заведенному обычаю, с обеда, во время которого был подведен итог нашим достижениям (поскольку на сей раз у нас собрались), после чего последовали их советы по дальнейшему благоустройству нашей жизни. Я слушала, как они, привычно сменяя друг друга, рассказывают нам, как, что и когда делать, и вдруг поймала себя на том, что меня это совершенно не раздражает.
Сколько раз, подумала я, мы с ними доводили друг друга до белого каления, сколько раз они говорили мне такие вещи, что в ответ мне хотелось только орать, чтобы они оставили меня в покое со своими опостылевшими поучениями, и что? Сдержаться мне далеко не всегда удавалось, но в большинстве случаев что-то все же останавливало меня перед тем, чтобы — в ответ на унизительное, как мне тогда казалось, пренебрежение к моему пониманию вещей — дать им сдачи, да побольнее, как Марина предлагала. Сидела где-то внутри неосознанная надежда, что однажды мы сможем услышать друг друга — нужно только, сцепив зубы, дождаться этого момента. И, если уж быть до конца откровенной, питалась эта надежда — столько лет! — какой-то отчаянной потребностью в их одобрении.
Я поняла это, когда они принялись хвалить — сдержанно, с оговорками, но хвалить — наш ремонт, наш переезд, вид из окна и здоровую атмосферу нашего района, наш обед и внимательное отношение к правильному питанию. Внутри меня вдруг забулькал теплый фонтанчик полного удовлетворения. И благодарности. До меня вдруг дошло, что они смотрят на жизнь с расстояния в двадцать лет из моего будущего. И для них эти двадцать лет уже утрамбовались в плотный слиток чистейшего опыта, выдавив из их сознания воспоминания о безрассудном любопытстве, безграничной уверенности в своих силах, горькой
