Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена Владимировна

– Не к ней! Ко мне! Ко мне, тварь!

– Морковка, не лезь!

Камней под руками нет, за амулетом далеко тянуться. Под руку попадает слетевший ботинок, в голове ни к селу ни к городу звучит батюшкин голос («Туфлей, как дамочка в мышь? Ты безнадёжен»). Потом голос батюшки недовольно умолкает.

Потому я попадаю. С первого раза и твари по голове. Так, что чудовище замирает и оборачивается, полыхая огненным рогом. И тут Мелони делает рывок и метает перед ним пробирку со снотворным.

Голубоватая дымка. Мгновенное замешательство – тварь яростно мотает головой, грива разлетается, будто брызги чернил…

– Мелони, он сейчас…

Хорошо, что чудовище снова целится пламенем в меня. Я стою дальше – и оно не попадает. И что оно начинает движение ко мне – тоже хорошо. Потому что я начинаю отступать и знаю, куда.

Пятиться неудобно: носок намок от сока элейса, каждую секунду могу оступиться. А Мел что-то кричит про Дар, но я её не слышу, просто пячусь, не отводя взгляда от глаз твари, в которых полыхает яростное, веселое пламя.

Понимаю, что не успеваю, когда единорог ускоряется и наклоняет голову, выставляя опасно блеснувший рог.

«Сейчас он меня осалит», – последняя глупая мысль…

В следующую секунду на единорога взлетает Мел – лёгкой пичужкой. Хватает его за уши и выкрикивает:

– Принцесса, воды ему в сопло!

Тварь останавливается, пораженная, потом начинает бешено брыкаться и крутиться – и я наконец делаю три последних прыжка. Теперь скатиться с берега в реку, воззвать к Печати (та откликается с натугой и стоном). И навести плотную водную струю в морду бестии.

– Вшшшш, – это погас огненный выдох. Рык, недоуменный храп, даже что-то похожее на ржание… Мел скатывается со спины твари сама – и всаживает в неё две стрелки с усыпляющим из трубки.

Единорог останавливается – высокий, статный, среди примятых ярко-зеленых стеблей. Серебро, опоясанное драконьей чешуёй. Черная развевающаяся грива и драгоценно-рубиновый витой рог.

Только когда он подгибает колени и валится в сон – я вижу у него ещё один признак драккайны.

Чёрный, узкий, шипастый драконий хвост.

Драккайна совсем мокрая. Я тоже: стою по пояс в воде. Кажется, второй ботинок я утопил.

Мелони стряхивает воду с коротких волос и отфыркивается.

– Чем ты уши затыкаешь – книжицами своими? Орала же – чтоб не лез, у меня снотворного хватает.

– Что-то не видно было, что оно на него подействовало.

– С огненными бывает – особенно когда пламени много. Сразу кинуть водой в него не мог? Или поставил бы водный щит – пф, защитничек навязался.

Молча дергаю плечом (главное – не покраснеть!). Не думаю, что Мелони готова сейчас услышать о моих поисках, об Алчнодоле и об учителе Найго. Она… не поймет. Мало из тех, на ком Печать, поймёт.

Со штанов течёт и капает речная вода, а носки сплошь в иле. Мелони шагает к ручью – чтобы вызвать «поплавок», наверное. По пути она разворачивается ко мне и бросает:

– Ну, ты дал.

И это, конечно, она о моей попытке прокатить её на драккайне… Вот только губы всё равно расползаются в улыбку.

Гроски говорил, что на первом выезде у него был обезумевший зверинец и бешеный виверний. Может, у меня всё не настолько эпично, но всё-таки…

– Что? Да, драккайна-единорог, Фреза, прихвати вольерных – грузить! Ты вряд ли допрёшь. Да знаю я про ту историю с шестью бочками виски! Как-как, Принцесска поморгал единорогу ресничками, тот бахнулся в обморок от счастья, сколько нам тут торчать?!

Звонкий голос Мелони разносится над удивлённым, бескрайним морем пряных трав. Серебром отливает река, и серебрится драккайна – едва заметно волнуются во сне бока. И где-то далеко-далеко – в волнах элейса, в серебре вод бежит, отражаясь, далекая девочка из прошлого – и улыбается мне. Шепчет на ходу:

– Для первого раза совсем неплохо, Рыцарь Морковка.

Только ботинок, конечно, жаль.

* * *

Люди подобны книгам. Многообразием, многоцветьем. Тем, насколько обложка иногда не совпадает с содержанием. Бесконечностью смыслов и прочтений.

А ещё ты иногда не представляешь – что встретишь через несколько страниц.

Казалось бы: авантюрный пиратский романчик. Крикливая обложка насквозь пропиталась табаком и морской водой. Откуда там хоть строка о летающих единорогах?

Пиратка Фрезуанда только расфыркалась, когда увидела наш с Мелони трофей. Потерла сухонькие ладошки, напряглась… И вот тебе старушка, которая тащит по воздуху спящую драккайну-единорога.

Когда-то я полагал, что книги интереснее людей. Теперь знаю, что самые интересные книги – люди. Их можно читать, не отрываясь. Не уставая. Всю жизнь открывая новое.

– Ото ж и ничего себе, – сказала Йолла, почтительно заглядывая в клетку. По клетке неспешно трусил хмурый единорог с рубиновым рогом и шипастым хвостом. – Это он других единорогов убивал, стал быть? И вас сожрать хотел?

Милая летняя книжица песенок и стихов с вечной грустинкой: девочка – «пустой элемент», да ещё вечно пьющая мать, совершенно опустившаяся.

Смотрела она на меня как на героя, и я застеснялся своей обуви: растоптанных восточных туфель, расшитых бусинами. Их мне ещё в «поплавке» всучила Фреза, буркнув что-то вроде «завялялись с поездки в Дамату».

– Едва ли всё-таки он хотел нами полакомиться. Но намерения у него были самые недружелюбные.

– Пф, – отозвалась Мелони, которая прилипла к решётке. – Грызи глянула его сознание, говорит, он просто поиграться хотел.

– Да-а, конечно, было очень похоже.

– Очень и было похоже, иначе от тебя мокрого места не осталось бы! Тут такое дело. Единороги – существа открытые, ласковые, любят всякие поигрушки. Драккайны наоборот – агрессивные и кровожадные. Грызи говорит – у Вулкана одно на другое наложилось. Играть хочется, общаться тоже, только он не умеет. И не понимает, что все остальные единороги – не такие, как он… да, Вулкан, огнём никто не умеет, ты у нас один такой? Вот он их и обжигал. А от нас просто территорию оберегал, да и познакомиться хотел. Ну, ничего, мы с тобой малость поработаем, да и поиграем тоже, но сначала – сначала поедим…

Я знаю, на какую книгу она похожа. На историю о Лесной Деве – сбежавшей от гнева отчима и ставшей сестрой для духов леса. Давшей клятву заботиться о живом, созывающей зверей и птиц своим пением. Околдованной… спящей в волшебном гроте и ждущей поцелуя суженого, который пробудит её.

А драгоценная обложка зачем-то завёрнута в грубую, старую ткань.

– А я ж думала, драккайн-единорогов не бывает, – Йолла потеребила светлую прядку. – Единороги – они ж травоядные, а драконовы гибриды – по хищникам обычно, так? Ну там, керберы-драккайны, гарпии, игольчатники, лисы огненные. Как это оно так…

– Перекрестницы не угадаешь, сладкая.

Аманда подплыла неслышно – окутала запахом ванили и специй. Передала Мелони мясо, приправленное «пламягасилкой». И стала тут же, опершись на растущую возле клетки яблоню в самой соблазнительной позе.

Ало-золотая книга с рецептами всего – зелий, и выпечки… и ядов.

– Происхождение драккайн и без того считают тайной Кайетты, да-да-да? Сколько они появляются? Семь десятков лет? И всё на разных концах страны. И время от времени являются новые, а отчего так…

– Академики постарались, конечно, – буркнула Мелони, которая бросала кусочки мяса единорогу. Плотоядная тварь косилась подозрительно, то и дело показывала страшноватые клыки – но мясо с пола подбирала.

И в общих чертах представлял, о чём речь.

- Это же ты про бегство учёных из Академии Таррахоры? – Я читал достаточно теорий о происхождении драккайн – начиная от «Это всё учёные с Вольных Пустошей», заканчивая «Это тайные происки Эвальда Шеннетского». – В тысяча пятьсот двадцать первом, да? Но ведь это не доказано. Ну да, у главы факультета природной и естественной магии были разногласия с ректором и остальными академиками. И да, Арвин Мантико покинул Академию после той трагедии на научном симпозиуме… и действительно, там была какая-то тварь, но ведь ни в одном источнике нет…