Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
тайный знак;
яви мне знаменье в твоем обличье.
С этими словами он остановился, раскинул руки, сбрасывая плащ, и двумя руками поднял посох над головой.
Падучая звезда озарила небо. Через мгновение вслед за ней пронеслась вторая, затем еще, и вот все небо охватил звездопад — жгучие искорки, словно хвост от пылающей головни.
Когда все закончилось, Хафган опустил посох и полез в суму за горстью орехов. Потом он присел на ближайший камень и принялся задумчиво жевать, размышляя о виденном. Так, в раздумье, сидел он, пока луна не начала клониться к утру. Тогда, взяв плащ, он вышел из каменного круга и медленно побрел к своей хижине на краю каера.
Рано утром обитатели Каердиви собрались у жилища друида. Многие видели странный звездопад и сочли его предвестником скорых бедствий.
Его звали:
— Проснись, друид! Скажи нам, какая грядет напасть! Хафган! Неужели ты спишь, когда на нас надвигается беда? Проснись!
Не получив ответа, они подняли такой шум, что сам Гвиддно Гаранхир вышел к ним и спросил:
— Родичи, что вы кричите так рано утром? Что стряслось?
— Неужто ты один не знаешь? — завопила обезумевшая от страха женщина. — Неужто никто тебе не сказал?
— Вчера ночью был звездопад, — подхватила другая. — Наверняка нас ждут скорби и несчастья.
— Если так, — отвечал Гвиддно, теребя ус, — Хафган скажет, что нам делать.
— В том-то и беда, — вставил один из собравшихся, — наш друид не хочет с нами говорить.
Гвиддно кивнул Киаллу. Тот отодвинул телячью шкуру, висевшую в дверном проеме для защиты от ветра, и вошел в хижину. Через секунду он появился снова.
— Нет его, — объявил Киалл. — Но уголья в очаге еще теплые.
— Значит, он ушел утром, — сказал Гвиддно. — Без сомнения, он отправился посовещаться с другими друидами и, вернувшись, все вам объяснит. Так что идите по своим делам.
— Какие дела? — запричитала одна из женщин. — Того и гляди, мы все погибнем.
Гвиддно топнул ногой.
— Единственное, что вам пока грозит, — потерять день, толпясь возле этой хижины. Ну-ка по домам и за работу. Слышали? Солнце встает, день начался.
Кто-то заворчал, некоторые женщины громко всхлипывали, но народ все-таки разошелся и вернулся к дневным занятиям. Солнце взошло и ярко засияло над землей. Из-за горизонта не появились морские разбойники, небо не обрушилось. К полудню тревога отчасти рассеялась; жители Каердиви успокоились, хотя о знамении думать не перестали.
Священная роща росла на вершине холма, называемого Гарт Греггин, над родником. Выше того места, где вода выбивалась из склона, стоял камень с надписью на огаме, посвященный Тиви, духу ручья. Поднимаясь к дубраве, Хафган остановился почтить духа, поцеловал камень и пошел дальше.
На вершине холма он прошел между двумя каменными изваяниями: Ллеу — бога бардов и воителей, и Дон — матери богов, затем вступил под сень священных деревьев, где уже собрались окрестные друиды: все они, как Хафган, видели знамение и хотели его обсудить.
Кормах, высокий, седовласый старец, сидел на каменном седалище в окружении помощников и оватов. При виде Хафгана он приветственно воздел руки.
— Смотрите! Вон идет тот, кто лучше меня разбирается в небесных знамениях.
Хафган склонил голову и отвечал с улыбкой:
— Только Кормах из Долгеллау может сказать такое, и ему поверят.
Старый друид встал, они обнялись. Оваты и филиды помладше собрались вокруг, чтобы послушать, — Хафгана в среде собратьев уважали.
Наконец Кормах поднял рябиновый посох и трижды ударил по каменному седалищу. Остальные смолкли и расселись в кружок посредине священной рощи. Несколько филидов обнесли их желудевым отваром и лесными орехами. Затем Кормах заговорил.
— Если не возражаете, — начал он, — я буду говорить первым, как пристало старейшему.
— Ты главный из нас, — подтвердил Хафган, — так что молим, продолжай.
Остальные — числом почти двадцать — его поддержали. Приложив тыльную сторону ладони ко лбу, Кормах издал длинный, протяжный стон, который собравшиеся подхватили, так что гул раскатился по всей роще.
Через несколько секунд верховный друид опустил руку и сказал:
— Мы правильно сделали, что собрались вместе, — одна голова хорошо, а двадцать лучше! Прошлой ночью я видел в небе великий знак — звезды сыпались, как огненный дождь. А сегодня земля теплеет под летним солнцем, хотя только прошел Бельтан. Скажите мне, братья, что это вам говорит?
— Смерть, — ответил молодой друид. — Падучая звезда всегда означает смерть.
— Такой сильный звездопад предвещает смерть кого-то могущественного, — произнес другой. — Короля?
Они заспорили, кто из властителей достоин такого знамения. Кормах терпеливо слушал, потом вновь ударил посохом по камню.
— Хафган, ты ни разу не раскрыл рта. Ужели оставишь нас в неведении?
Хафган выпрямился.
— Верно, падучая звезда часто обещает смерть, но она же порой — предвестница рождения. Ибо, как все мы знаем, рождение и смерть — одно. Всякое родившееся умрет, и все, что умерло, возродится. Одно поглощается другим и обретает в нем полноту.
— Хорошо сказано, — промолвил Кормах. — Что еще ты нам поведаешь?
— Как рассудили наши младшие собратья, столь великий звездопад должен означать смерть кого-то могущественного — царя или даже многих царей.
Друиды изумленно зашумели.
— Объясни, молим, — сказал Кормах, когда все стихли.
— Хорошо, — отвечал Хафган. — Звезды упали в западное море, где лежат острова Бессмертных. У нас говорят, что монарх и его страна — одно. Посему я вижу в этом знамении гибель западных земель, а следовательно, и смерть — смерть многих царей.
— А как же рождение?
— Звезды падали из царственного дома солнца, и я буду ждать явления венценосного отрока.
— Венценосный отрок родится вслед гибели царей, — сказал Кормах. — Внемлите и запомните, братья: Хафган глаголет истину.
— Когда это будет? — спросил друид из соседнего селенья Ир Виддфа.
— Ждите и наблюдайте, братья, все будет во благовремении. Довольно того, что мы знаем — это случится. Час рождения явит себя знамениями и чудесами. Предупредите народ. — С этими словами Кормах поднял жезл и объявил: — Сегодняшний сбор окончен.
Друиды поднялись с мест, но не торопились расходиться по своим селениям — всем хотелось поговорить. Кормах отвел Хафгана в сторону, под раскидистые ветви большого старого дуба.
— Верно ли я слышал, — спросил он, — будто счастье Каердиви умножилось?
— Верно, — отвечал Хафган. — Кто тебе сказал?
Старый друид улыбнулся.
— Ветер многое расскажет тому, кто умеет слушать.
— А людские языки — еще больше, — сказал Хафган.
Кормах предостерегающе поднял палец.
— Раз в одном месте прибыло, в другом убудет. Равновесие сохранится. Но расскажи мне о младенце.
— Дивный, необычный ребенок. Я назвал его Талиесин. Он будет сильнейшим и самым ученым бардом, возможно, самым великим из нас всех. Если б он не родился раньше, я бы решил, что звезды падали в его честь.
— Тогда я должен скорее прийти