Маленькое одолжение. Продажная шкура - Джим Батчер
Тут ветер задул с удесятеренной силой, и весь мир превратился в белое месиво. Я не видел ничего, даже собственных ног, даже руки, которую поднял к самому лицу. Поскользнувшись, я упал и снова отчаянно вскочил на ноги, уверенный, что, если мой преследователь догонит меня лежащего, я никогда больше не встану.
Я врезался плечом в фонарный столб и отпрянул от него. Черт, в этой слепящей снежной пелене я и представления не имел, где и что находится. Может, я ненароком выскочил на проезжую часть? Конечно, вряд ли кто отважится вести машину сквозь такой буран, но все может случиться. Даже если он будет ехать медленно, я не увижу его, чтобы убраться из-под колес. И сигнала тоже не услышу…
Снег шел теперь так густо, что я даже дышал с трудом. Я выбрал наиболее вероятное направление из всех, что могли привести меня, как я надеялся, к дверям полицейского участка, и двинулся туда. Спустя несколько шагов я наткнулся вытянутой рукой на стену здания. Футов двадцать я двигался вдоль нее, но потом она оборвалась, и я рухнул боком в проем очередного переулка.
Завывание ветра стихло, и наступившая тишина больно ударила по органам чувств. Я привстал на четвереньки и огляделся по сторонам. Вдоль улицы продолжала клубиться непроглядная снежная завеса, причем начиналась она сразу от угла – ни дать ни взять массивная белая стена. В переулке же снегу нападало едва на дюйм, и если не считать доносившегося с улицы завывания ветра, здесь царила тишина.
Но не такая, какой ей полагалось быть.
До меня вдруг дошло, что я не один.
Переливающийся снег на мостовой соткался в сияющий белый подол платья с зелеными и синими прожилками. Я поднял взгляд.
Она и платье носила с нечеловеческим изяществом: ни одной случайной складки. Тело ее представляло собой безупречное сочетание изгибов, красоты и силы. Платье оставляло шею и плечи открытыми, и по сравнению с ее кожей снег казался тусклым и желтоватым. На запястьях, на шее, на пальцах переливались цвета – не вся радуга, а оттенки синего, зеленого и фиолетового. Теми же невероятно меняющимися цветами сверкали и ее ногти.
На ее голове красовалась ледяная корона, элегантная, изысканная, словно выращенная из одной-единственной снежинки. Длинные белоснежные волосы, опускающиеся ниже бедер, сливались с платьем и снегом. Губы ее – восхитительные, чувственные губы – имели цвет мороженой ежевики.
Она обладала той красотой, которая на протяжении столетий вдохновляла художников и поэтов, – бессмертной красотой, какую и представить себе трудно, а тем более увидеть. Такая красота должна была бы лишить меня чувств от восторга. Она должна была бы заставить меня рыдать и благодарить Господа за то, что тот позволил мне взглянуть на такое совершенство. Она должна была бы заставить меня задохнуться, а сердце – трепетать от восторга…
Ничего этого не произошло.
Она приводила меня в ужас.
Она ужасала меня потому, что я видел и ее глаза. Широко раскрытые глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками. Цвет их тоже менялся в унисон с цветом украшений… Или, что более вероятно, это украшения меняли цвет в том же ритме, что и глаза. И хотя глаза эти тоже превосходили красотой любую смертную красоту, они оставались холодными, нечеловеческими, полными ума, чувственности, но лишенными жалости или сострадания.
Я хорошо знал эти глаза. Я знал ее.
Если бы страх не сковал мои конечности, я наверняка пустился бы наутек.
Вторая фигура выступила из темноты за ее спиной и выжидающе застыла рядом с ней. Она напоминала бы кошку – если бы только домашние кошки вырастали до такого размера. Окраски ее шерсти я не мог разобрать, но золотисто-зеленые глаза то и дело вспыхивали холодным, неестественно голубым светом.
– На твоем месте я бы поклонилась, смертный, – промяукала кошачья фигура. Голос ее тоже казался неестественным и жутким, словно человеческие звуки исходили из нечеловеческой гортани. – Склонись перед Мэб, Королевой Воздуха и Тьмы. Склонись перед повелительницей фэйри, владычицей Зимней династии сидхе.
Глава 6
Я стиснул зубы и попытался изобразить акулью ухмылку. Получилось неважно. Слишком сильно я боялся – и на это имелись все основания.
Представьте себе любую сказочную злодейку из всех, о каких вам приходилось читать. Представьте себе мстительных ведьм, коварных королев, безумных заклинательниц. Представьте себе распутных русалок, голодных огрих, свирепых женщин-оборотней. Представьте их себе, а потом попробуйте осознать, что когда-то где-то все они существовали в реальности.
Наставницей их была Мэб.
Черт возьми, да я бы не удивился, если бы она устроила им всем что-нибудь вроде аттестации. Просто чтобы не забывали, что по сравнению с ней они так, мелочь.
Мэб правила доброй половиной Феерии – тех регионов Небывальщины, что теснее других граничили с нашим миром, и ее повсеместно уважали и боялись. Я-то видел ее с беспощадной ясностью своего чародейского Зрения, и я знал – не подозревал, а знал наверняка, – что она за существо.
Чудовищный страх – вот что я испытывал. Такой ужас, что мне не удалось придумать ни одного остроумного комментария, а со мной такого просто не случается.
Я не мог говорить, но мог
