Из-под снега (СИ) - Чоргорр Татьяна

Охотники переглядывались, отрицательно качали головами. Позади Нимрина кто-то резко подскочил с места, кузнец объявил:

— Слушаем слово Дини.

Знакомый звонкий голосок разнёсся по залу:

— Мастер Лемба, это меня и Насью чужак спрашивал про бездомный дом, когда мы возили ужин слугам. Ему было видение, или что-то вроде. Будто бы он искал мудрого, спрашивал у кого-то, а его послали в неведомый клан, в бездомный дом. Мы потом между собою спорили о беззаконниках, а распорядительница Тунья услышала и велела нам не болтать о том, чего мы не видели и не понимаем. А ещё это мы с Насью нашли убитого сторожа-звездочёта и утащили тело в дом. Он был ужасно тяжёлый, и было страшно-страшно, что нас тоже застрелят.

Девочка замолчала, Лемба едва заметно поморщился:

— Дини, это всё твоё слово?

— Да. Но сейчас, когда Нимрин говорил, он скрыл своё видение. А вдруг он сам из беззаконников?

— Нимрин, что ты ответишь на это слово?

— Не было у меня никакого видения, мастер Лемба. Дини меня неверно поняла. Они с подругой и Рыньи расспрашивали меня про тракт, где ты меня нашёл. Я сначала вспомнил, как брёл в метели из ниоткуда в никуда, и как смертельно худо мне было. Вспомнил так ясно, что снова затрясло. А потом вдруг припомнил слова Арайи про бездомный дом и решил выяснить, что он имел в виду, не называя его по имени.

Один из стариков пробурчал как бы под нос, но услышали все:

— Скользкая ледышка, в руках не удержишь! А может, этот беззаконник в последний миг решил переметнуться на нашу сторону и поубивал сообщников, чтоб не болтали лишнего?

Нимрин ответил бы резкостью, но Рыньи пихнул его локтем в бок:

— Тихо! Молчи!

Вильяра, не вставая с места, спокойно сказала:

— Родичи и домочадцы мастера Лембы, не тратьте время на напраслину. Я пела Песнь Познания и видела путь Нимрина на Голкья. Я свидетельствую, он впервые встретил этих беззаконников в доме кузнеца. А здесь все дела Нимрина ясны и говорят сами за себя. По делам он достоин награды, а не вздорных подозрений. Я — мудрая Вильяра, и таково моё слово.

Внезапной болью прострелило виски и отдалось в затылке, поплыло в глазах. Нимрин не сразу сообразил, что следующие слова колдуньи прозвучали исключительно внутри его головы: «Нимрин, ты назвал три желания: вспомнить себя, вернуться домой и отомстить врагу. Ты сказал, что готов заплатить тому, кто тебе поможет, почти любую цену. Нам есть, о чём поговорить наедине после совета». Он поймал взгляд Вильяры и медленно, осторожно кивнул. Странно, что мозги не потекли из ушей… Отпустило… Кажется, он успел прослушать какую-то реплику Лембы, к нему обращённую, Рыньи снова пихал его локтём в бок:

— Нимрин, ты уснул? Иди к старшим!

Лемба терпеливо повторил:

— Воин Нимрин, сядь рядом со мной как почётный гость дома. И назови ещё раз имена, которые ты слышал от Арайи?

— Вильгрин и Чунк.

Пока Нимрин вставал, кто-то из подростков сунул ему в руки узорную войлочную подушку. Так он и пересёк пустое пространство в центре залы, держа подушку за угол и помахивая ею в такт шагам. Бросил на пол рядом с Лембой, сел, скрестив ноги. Слишком широкие и короткие штанины нелепо задрались, но ему было всё равно. Вильяра очутилась рядом, заглянула в глаза:

— Я оглушила тебя? Прости.

Нимрин сплёл в уме цепочку ругательств на древнем наречии Тьмы и мысленно адресовал Вильяре. Колдунья даже бровью не повела: видимо, ответ не долетел. Чинное слушание между тем стремительно перерастало в гвалт. Охотники говорили всё громче, перебивая и заглушая друг друга.

Мыни — Лембе:

— Лемба, помнишь южанина, который прошлой осенью торговал каменными ножами и наконечниками? Сбивал цены, мерзавец, а потом сам накупил у тебя стальных. Ты видел его в этом году? Или он не Вильгрин?

Лемба:

— Вильгрин. Он теперь привёз керамику. Красивую, лёгкую, звонкую. Распродал товар, набрал нашего и собирался в сторону дома. Якобы испугался слухов про дикие стаи, ждал попутчиков, хотел пристать к нам с кузеном.

Кто-то из молодых:

— А у беззаконников были каменные ножи той самой работы, и в кладовке…

Снова Лемба:

— Да, арханские каменные. И полкладовки стальных изделий с моим клеймом! А таких длинных луков я никогда, ни у кого не встречал.

Старый Зуни — Лембе:

— А я встречал! Когда сгрузил дом на плечи твоему отцу и путешествовал по южным островам. У нас такие делать не из чего, а там — есть. Небось, вся эта погань дальняя, залётная. Шелупонь ярмарочная! Сам знаешь, Лемба! Никто твоего Арайю не пускал на порог, потому что до сего лета в угодьях Вилья его в глаза не видали, слыхом не слыхали.

— Моего Арайю?

— А кто беззаконника в дом принял? Да не одного, а сам-пятого. Если бы не Нимрин…

— Которого тоже я притащил.

— Я ж говорю, велика твоя удача, глава дома! Кабы не Вильяра, перестреляли бы вас. Кабы не подобрал Нимрина, возвращаться бы вам было некуда. А так, почти все здесь, живые…

Нгле:

— А зимовать-то как? Из дома не выйдешь, перестреляют по одному!

Зуни:

— Да с нашими припасами можно треть зимы никуда не выходить. Замуроваться, как летний зверь в берлоге, и ждать, пока беззаконники издохнут в снегах от голода. Потом нам тоже придётся туго, но авось, до весны дотянем.

Лемба:

— Хорошенькая зимовка, старый! Чтобы в моём доме доели шерстолапов, зверей и самих себя?!

— Так и думал, внук, тебе не понравится!

Глава 7

— И-и-и-и-у! И-и-и-и-у! Юх-юх-юх! — оглушительный визг метался в прибрежных скалах.

Лёгкие сани с бешеной скоростью мчались по тракту. Упряжные звери шли галопом, разинув пасти, пыхая паром и роняя пену с розовых языков. Сторожевые и загонные стелились по-над снегом, рыскали впереди, позади и вокруг. Одинокий ездок, стоя на полозьях саней, то и дело подгонял упряжку взвизгами и ударами бича.

На повороте к дому кузнеца сани едва не опрокинулись. Ездок соскочил с полозьев, подправил и побежал рядом. Подъём на угор — из последних сил. Миновали длинную череду хозяйственных выгородок, встали у верхних ворот. Звери сразу легли в снег, а ездок забрал с саней какой-то свёрток и, шатаясь, побрёл в дом. Караульный у ворот узнал молодую охотницу, невесту Дюрана, спросил:

— Ирими, что с тобой? За тобой беззаконники гнались?

— Нет. Мне к Лембе, скорее!

— Все на совете. Знаешь дорогу в праздничную залу?

Охотница утвердительно кивнула, на слова ей уже не хватало дыхания.

***

Шатающаяся фигура в облепленной снегом одежде возникла на пороге залы. Хриплое, срывающееся на всхлипы дыхание, искажённое мокрое лицо, безумный огонь в зрачках. Лемба даже не сразу опознал свою несостоявшуюся невестку Ирими.

Обеими руками Ирими обнимала нечто, завёрнутое в шкуру. На подгибающихся ногах женщина дошла до середины залы, неверными движениями раскрыла свёрток — в ноздри ударил запах подмороженной крови. Кровь из глубокой раны на темени запятнала и склеила густой белый мех, залила лицо, но не узнать было невозможно. Дюран! Кузнец до хруста сжал зубы, чтобы не выкрикнуть имя, не потревожить дух кузена напрасным зовом. Ирими опустилась на колени, судорожно прижимая к груди мёртвую голову. С трудом выговорила сквозь всхлипы.

— Лемба, они их добыли и разделали. Двух самых строптивых шерстолапов, всех зверей и всех охотников. Бросили кости и требуху. И выставили у тракта головы на колах. Я не успела догнать обоз. Я не смогла послать зов. Я не решилась идти по следу. Я только забрала его с собой и привезла тебе.

Женщина уткнулась лицом в окровавленный мех и глухо завыла. Она сжималась всё плотнее в трясущийся, скулящий комок, и даже Вильяра не смогла её быстро успокоить. Лемба поручил Зуни продолжать совет, сгрёб несчастную в охапку вместе с её страшной ношей, отнёс и уложил в гостевых покоях. Вильяра осталась ворожить, приводить её в чувство. Лемба, едва не теряя себя от горя и гнева, бегом вернулся на совет. Гул голосов и особо громкие выкрики выплёскивались из залы в коридор.