Вверх по реке (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Чернокожий воин, пренебрегший даже набедренной повязкой, тихонько шлёпнул пятками по деревянному настилу верхней палубы. Голым он, кстати, не выглядел из-за множества татуировок, покрывающих его кожу. Глянь он себе под ноги, увидел бы меня, однако его куда больше волновал отбившийся от группы матрос. У того прихватило живот, и он помчался в гальюн. Туземец шагнул к нему навстречу, вскидывая короткое копьё для стремительного смертельного удара, он никак не ожидал, что кто-то поднимется с палубы у него за спиной. Я перехватил ему горло ножом, удерживая левой рукой, и швырнул за борт. Через мгновение послышался плеск упавшего в воду тела. Матрос, бежавший в гальюн, замер, глядя на меня. Я махнул ему рукой, чтобы бежал дальше, не то не ровен час нагадит прямо на палубу, сам же нырнул обратно к борту.

Стоило телу дикаря упасть в воду, как тут же барабаны забили в другом ритме, и я понял: атака началась!

Теперь не было смысла прятаться, я встал на ноги и отошёл на пару шагов от борта. Пускай лезут: мне есть чем их встретить.

Их оказалось много — очень много. Раскрашенные, покрытые татуировками с ног до головы дикари, вооружённые копьями, ножами и топорами на коротких рукоятках. Они разом полезли на борт «Нэлли», оглашая округу боевыми кличами. Я всаживал в них пули одну за другой, отправляя дикарей обратно в реку. Вот только во «фромме» у меня всего восемь патронов, а врагов оказалось куда больше. Так что очень скоро пришлось пустить в дело нож — перезаряжать пистолет было некогда.

Краем глаза я заметил, как Чунчо с первым помощником капитана выкатили пулемёт. Старый, но надёжный «Мартель» застучал швейной машинкой, пули прошили туман, закручивающийся за ними спиралью. Они били по невидимым лодкам туземцев, разнося их в щепу, попутно убивая тех, кто лез на борт. Матросы сбивались в плотные группы, прикрывая стрелков, в основном они орудовали баграми и пожарными топорами. Так что очень быстро всё скатилось в банальную рукопашную — прямо как в окопах.

А вот Кукарача дрался любо-дорого посмотреть. Он стрелял в дикарей из карабина Лефера, приканчивая врага одним выстрелом. Стоял на месте, прижавшись спиной в надстройке, словно памятник самому себе, и убивал дикарей. Никто не подобрался к нему на расстояние удара. Пеппито прикрывал его с одного бока, а Эрнандес — с другого. Святой вместе с капитаном дрались на шканцах, не подпуская дикарей к пулемёту. Чунчо же орал что-то неразборчивое, поливая лодки из «мартеля», первый помощник только успевал ему ленту подавать.

Я же вертелся на палубе, щедро раздавая удары ножом, перехватывая копья, вгоняя клинок по самую рукоять под дых, чтобы уж наверняка отправить очередного дикаря на тот свет. Я отдался бою, полностью, без остатка. Наверное, отчасти перестал быть человеком, обратившись в зверя. Зверя войны, спущенного с поводка. Точно также я убивал в траншеях, где от каждого удара с врагов сыпались вши. И в тесных казематах старинных фортов, переоборудованных для современной войны. И воронках, полных жидкой грязи, в которой поровну намешано крови, воды и земли. Палуба «Нэлли» ничем не отличалась от других полей сражений, где я убивал. Мои руки по локоть обагрились кровью, одежда пропиталась ею насквозь. Клинок затупился, скрежеща о кости, а после я и вовсе потерял его, всадив в череп особенно настырному дикарю. Но ножей у меня всегда много — никогда не знаешь, где оставишь тот, которым дерёшься, и лучше иметь парочку про запас.

А потом барабаны забили в новом ритме, и те дикари, что остались живы, бросились прочь с палубы «Нэлли». Вот только их лодки, почти все, разнёс из пулемёта Чунчо и теперь азартно палил по пытающимся добраться до берега вплавь. Кое-кто присоединился к нему, подбежав в борту. Но меня не привлекало это развлечение.

Я глянул на наручные часы, оказалось, с начала схватки не прошло и десяти минут. Как всегда, время в бою растянулось до бесконечности. А потом я увидел его и понял: опасность ещё не миновала.

Туман расступился, словно по чьей-то воле, и я увидел его. Он стоял на берегу в окружении не то воинов-телохранителей, не то слуг или рабов. Выше среднего роста, всё тело его покрывали затейливые рисунки татуировок, кажущиеся живыми, когда он двигался. Из одежды на нём была лишь набедренная повязка да высокий головной убор из перьев, в который были вплетены пряди волос. Лицо его закрывал рисунок в виде белого черепа. Он вскинул руку — меж пальцев сверкал самоцветом огненный шар.

Вот кто навёл туман на Великую реку. Здесь Афра, а не аришская сельва, даже в Зелёном поясе не настолько влажно, чтобы мгла скрыла целый кусок водной глади. Без сильного волшебника — или шамана — тут точно не обошлось. И он наконец показался.

— Чунчо! — крикнул я, беря командование в свои руки. Не слишком правильно, но когда нас вот-вот испепелит могучий шаман, не до политесов. — Правый борт! Длинная очередь по той твари!

Стоит отдать ему должное: Муньос сразу понял о ком я. Развернув пулемёт, он дал длинную очередь по шаману. Тот вскинул руку, и пламя из ладони растеклось перед ним щитом, закрыв от пуль.

— Не давай ему продохнуть! — бросил я напоследок и кинулся к пушке.

Ворочать установленную на поворотном станке трёхдюймовку будет очень непросто, но и не с такими задачами на фронте справлялись. И всё же без пришедших на помощь рагнийцев я бы не сладил с пушкой так хорошо. Пеппито с Эрнандесом куда быстрее меня начала разворачивать орудие — сказывалась сноровка, полученная в гражданской войне. Как только они навели пушку, я приник к прицелу. О панораме[9] можно было только мечтать, на этой трёхдюймовке стоял дуговой прицел с угломерным визиром. Такие уже редко встретишь в Аурелии — слишком устарели, однако здесь, наверное, и не такое попадается.

Наш пароход продолжал двигаться, пускай и не быстро, и это больше всего мешало целиться. Да и время поджимало — я не знаю, сколько патронов осталось у Чунчо. У меня просто нет времени на промахи и треугольник ошибок. Пулемёт может умолкнуть в любую секунду, и тогда от смерти нас будет отделять лишь то время, что нужно шаману, чтобы собрать силу для нового огненного удара.

Пот градом катился у меня по лицу и шее, смешиваясь с подсохшей уже кровью. Я выставлял значения на прицеле, заставляя Пеппито с Эрнандесом сдвигать ствол всё сильнее. Надо решаться, иначе пропадёт даже призрачный шанс попасть в шамана.

— Снаряд в казённике? — спросил я.

— Фугас, — ответил Эрнандес.

То, что надо!

Я выдохнул, отступил на полшага — рагнийцы последовали моему примеру — и дёрнул спусковой механизм.

Орудие оглушительно рявкнуло, полыхнуло пламя дульной вспышки, а следом на месте шамана со свитой взлетели к небу комья земли. Фугасный снаряд почти в упор не то, с чем может справиться даже самый сильный маг. Может быть, прикончить шамана и не удалось, но на берегу его больше не было. Да и туман начал как-то подозрительно быстро рассеиваться.

— Мы уделали его! — выкрикнул Чунчо. — Сделали гада!

И его крик мигом разрядил обстановку. Пропало напряжение боя, все, кто ещё мог держаться на ногах, кричали вместе с рангийцем, потрясая оружием. Те, у кого сил не было совсем, падали на палубу, поддерживая товарищей лишь криком. Ясную голову не сумел сохранить никто, но это и нормально: профессиональных солдат в команде «Нэлли» не было, а пережить настоящее сражение, да ещё и ордой дикарей, далеко не всякий вояка останется после такого равнодушным. О простых людях и гномах и говорить нечего. Многим из них предстоит просыпаться в холодном поту, заново переживая тот кошмар, через который они прошли только что. И это нормально, это значит, что они остались разумными существами, не опустились до уровня диких животных.

Такое происходит на фронте, известны случаи даже коллективного помешательства, когда целые взводы превращаются в лютых зверей. Они теряют всякое представление о морали и живут по диким законам, словно волки в стае. По-своему такие бойцы даже полезны, особенно в роли штурмовиков, но в своём отряде я таких не держал никогда. Зверю доверия нет — он всегда может вонзить клыки в того, с кем только что дрался рядом лишь потому, что жажда крови всё ещё гложет его.