Последний рассказ (СИ) - Сапожников Борис Владимирович

Папа Док стоит на коленях, над ним склонился Бовуа. Или отец Дюрана, оседлавший его, или Барон Самди, оседлавший отца Дюрана. Он вдавливает пальцы в глаза Папы Дока, не закрытые даже символической защитой золотой оправы без стёкол. Папа Док вскидывает руку, прося о милосердии, но я понимаю, что он не получит его. Губы Папы Дока шевелятся, из глаз начинает течь кровь. Папа Док повторяет одно и то же слово — и Бовуа откидывается назад, разжимая хватку на голове Папы Дока. С пальцев Бовуа течёт кровь.

И я почти слышу, что говорит Папа Док, что за слово он повторяет раз за разом.

— Должок. Должок. Должок.

Мбайе Дювалье — он же Папа Док, он же Чёрный Сердцеед — сумел-таки выкрутиться. Он припомнил долг, образовавшийся у отца Дюрана из-за меня. И взгляд, которым наградил меня Бовуа напоследок, не сулил мне ничего хорошего. Почти уверен, что глазами бокора тогда ещё глядел отец моего бывшего взводного.

Интерлюдия

Группа из пяти террористов наблюдала за входом в самый хорошо охраняемый объект в Марнии. Взять его будет настоящим вызовом для «Солдат без границ». Однако никто не сомневался в результате. Само собой разумеется, штурмовать его по всем правилам у террористов бы не вышло — их в Марнии всего-то около полутора сотен наберётся. Да, все они «дикие коты», всех их лично тренировал Оцелотти, но вовсе не для лобовых атак и безумных штурмовок. Они должны проникнуть на объект и устроить там диверсию. Вот только пока неясно какую.

Командир террористов даже не смотрел на объект. Он был полностью уверен в результате, но медлил с началом атаки. Почему? Не знал никто кроме него. О командире вообще в последние дни неуверенно шептались — ведь его приказы никто не мог толком понять. Да, так бывало прежде, потому что далеко не каждый солдат должен знать общую картину, ему довольно и своей роли в ней. Однако после прибытия в Марний террористы просто сидели и ждали — чего именно? — не ясно. Вот теперь приказ проникнуть на самый охраняемый объект в урбе и устроить там диверсию, и снова непонятно, какую именно. Однако командиру привыкли доверять все «солдаты без границ» и дальше недоумения дело не шло.

— Мы трижды упустили время, — произнёс Оцелотти, опуская бинокль. — Только что прошёл разводящий и переменил все караулы.

— Это случится по крайней мере пять раз до захода солнца, — ответил командир террористов. — И чем ближе вечер, тем проще будет твоим «котам» начать атаку.

Серая Лисица стояла за его спиной. С каждой проведённой рядом с перевёртышем минутой он понимала, что тот делает всё больше ошибок. Он легко копировал язык тела лучшего террориста Эрды и в бою вряд ли уступил бы ему, однако чем дольше общался с Оцелотти и с нею, тем чаще делал ошибки. Мелкие, почти незаметные для того, кто знает командира несколько хуже, нежели она или Оцелотти. Лисица была уверена, что именно поэтому Адам настоял на том, чтобы их сопровождали отец и сын Блэки.

Их компания вообще выглядела весьма пёстро. Трое в костюмах аришалийских пастухов с обязательными плащами-пыльниками и шейными платками. Серая Лисица и командир оделись в более деловом стиле, так что походили на состоятельного дельца из-за океана с супругой. Ну а Оцелотти с Блэками вполне годились на роль их телохранителей.

— Чего мы ждём, командир? — напрямик спросил Оцелотти.

— Опаздывают, — как будто невпопад ответил командир, пряча в карман часы. — Надеюсь, к следующей смене караулов успеют.

— Кто опаздывает? — вспылил Оцелотти. — Что они должны успеть?

— Терпение, — усмехнулся командир, закуривая сигару. Их наблюдательный пункт находился на обзорной галерее с видом на море, и стояли они не скрываясь. — Я не хочу портить сюрприз.

Оцелотти в сердцах сплюнул вниз и потянулся за своими сигаретами. В тот момент Серая Лисица даже немного пожалела, что сама не курит, хотя, как все эльфы, презирала эту привычку травить себя лёгкими наркотиками.

Детектив 7

Три дня прошли в какой-то бесконечной мороке. Мы с Дюраном практически ночевали в его кабинете. Одна радость — питались в дешёвой, но очень недурной столовой управления Надзорной коллегии, да ещё возили нас по урбу на авто с водителем, словно мы какие-то важные персоны. К слову, важных персон вдруг оказалось даже слишком много.

Первым из них стал высокий инквизитор, чью кандидатуру продавила церковь, ведь в нашем деле была замешана теперь не только магия, но и кровавые культы Чёрного континента. Все эти культы были строжайшим образом запрещены на территории всего Священного Альянса и его колоний, а расследованием деятельности их как раз и занималась святая инквизиция. Я не знал, как зовут этого высокого — под стать титулу — человека с бритой головой и короткой чёрной бородкой, однако от одного взгляда его меня бросало в дрожь. Слишком много в нём было ничем не прикрытого фанатизма и уверенности в правильности каждого своего дела. Я насмотрелся на таких людей — их полно в армии, полиции, жандармерии или же в церковных спецслужбах. Из общения с ними я понял одно — от них лучше держаться подальше, даже если они на твоей стороне.

Также в нашу группу определили комиссара жандармерии. Этот оказался человеком попроще — я лично ждал кого-то вроде покойного Робера, однако Ален ле Гофф, несмотря на прозвище Горилла и внешность, идеально соответствующую этому прозвищу, оказался весьма толковым сыщиком. Я пару раз работал с ним вместе, когда жертвы преступлений, не доверяя полиции и даже жандармерии, обращались за помощью в «Континенталь». Ле Гофф никогда не позволял себе пренебрежения к частным детективам и всегда охотно делился информацией. Я был бы даже рад такому сотрудничеству, не будь в команде у Гориллы младшего инспектора жандармерии Фаржа — с ним я свёл не самое приятное знакомство в своё время.

Шум в урбе после боя в порту поднялся невероятный. Кажется, газетчики соревновались в том, чтобы очернить власти в этом деле. Выдвигались самые невероятные версии относительно причин рейда на склад «Питерса, Такера и сыновей» — лидировала, конечно, та, что предполагала заинтересованность магистрата урба в том, чтобы контракт на подъём небесной крепости не был выполнен. Чтобы не платить вознаграждение честным коммерсантам, власти устроили в порту целый спектакль со стрельбой. Правда, о том, что охранники склада отбивались до последнего и потери среди штурмовиков гарнизона и бойцов коллегии с жандармерией были довольно велики, журналисты предпочитали не распространяться.

Допрос Папы Дока мало что дал. Его притащили в доходный дом Бовуа и заперли в особой камере, где, по словам вернувшего себе контроль над телом бокора, нельзя было колдовать, так как лоа избегали этого места. Папа Док с зашитыми глазами и оправой, криво сидящей на носу, и не думал запираться. Он поведал всю историю пленения его и его лоа. Вот только яснее нам от его ответов не стало.

— Мой наездник решил, что пора бы прогуляться по улицам, — говорил Папа Док в своей обычной ёрнической манере. Хунган понимал, что ему ничего не угрожает, и даже не особенно спешил покидать камеру и возвращаться к себе на болота. — Захотелось ему одно-другое сердце. Он выбрал юную деву, вошедшую в возраст, но не вкусившую ещё первого поцелуя, и юношу, что чист душой, но не помыслами. Я искал таких, и мой наездник вёл меня, но тут… — Папа Док прервался, сохранять лёгкий тон общения ему оказалось куда сложнее, когда он говорил о некоторых не самых приятных для него вещах. — Тут я увидел его. Он был одет в чёрный плащ и сапоги, а волосы его серебристым водопадом падали на спину. Он не был человеком или гномом, или кем бы то ни было иным, кроме эльфа. Из самой старой породы. Он лишь глянул на меня, и я ощутил, как цепи сковали мою душу. Он связал моего наездника и приказал ему сидеть в том доме и ждать. И убить тех, кто войдёт туда. Ни я, ни мой наездник ничего не могли поделать. Вы видели, как сильно было его заклятье, что он сразился с самим Бароном Самди. Мой наездник бросил вызов смерти — такова сила этого проклятого эльфа.