Расколотый Мир - Гилман Феликс

— Лаури, — сказала женщина. — Для выполнения этого задания вместо вас могли выбрать любого из тысяч других людей.

— Вас понял, мэм.

— Вы подходите. Вот и все.

— Вас понял, мэм.

— Следует соблюдать строжайшую секретность.

— Так точно.

— Утром вы отправитесь отсюда на север. Будете сопровождать экспедицию Бэнкса, проводника Локомотива «Кингстон», и во всем содействовать ему. В рамках испытательного срока можете считать себя младшим смотрящим второго ранга и действовать в соответствии с принятыми полномочиями. Необходимые документы передадут позже.

— Вас понял, мэм, но кто наделил меня этими полномочиями?

— Мы говорим от имени самих Локомотивов.

Одноухий постучал ручкой по столу:

— Послушайте, Лаури. Генерал Энвер не погиб. Он исчез после нападения Республики и представлял собой опасность в течение еще десяти лет, пока наконец его не утихомирил шумогенератор. Когда и где — точно не известно. Записей не осталось. Вероятно, он, к своему несчастью, выжил, если это можно назвать жизнью. Его подобрали на склоне горы, где он должен был умереть, и возили по госпиталям, где ни у кого не хватило сообразительности перестать его кормить. Затем мы потеряли его след, но несколько лет наазад до нас дошли слухи о том, что его видели далеко на Крайнем Западе, в маленьком госпитале под названием Дом Скорби, днях в четырех езды от этой станции. Он совсем обезумел. Что-то слышали об этом?

— Нет. Значит, он выжил. И мы отправимся убить его.

— Нет, — сказал одноухий. — Все не так просто. Прочтите досье. Госпиталь защищен, Штучки холмовиков. Слушайте, Лаури. Генерал должен быть любой ценой захвачен живым.

— Почему?

— Правильный вопрос: «Почему сейчас?» А ответ таков: месяц назад силы Локомотива «Драйден» далеко на востоке заняли Брэйзенвуд.

— Под Брэйзенвудом залегает месторождение нефти, — вставила женщина. — Разработка планировалась на протяжении многих десятилетий. Поэтому все, что мы говорим вам, Лаури, не результат случайного стечения обстоятельств, а неостановимое шествие прогресса. Понятно?

Лаури молча кивнул. Так казалось безопаснее.

— Один из местных, — продолжал одноухий, — владелец ломбарда, в поисках расположения попытался продать одному из командовавших офицеров письмо. Оказалось, что это последнее письмо Генерала дочери и внучке. Как оно попало в ломбард — пока не ясно. Семья погибла. В письме содержатся сведения чрезвычайной важности. Мы думали, что Генерал не представляет для нас интереса. Мы ошибались. Его необходимо допросить.

— Да, сэр. О чем?

— Это вас не касается, — сказала женщина.

— Как выяснилось, — добавил одноухий, — чертов дурак, владелец ломбарда, годами хранил у себя письмо, и в его интересах было никогда его никому не показывать; разумеется, его пришлось расстрелять. Но, как ни жаль, несмотря на все принятые меры предосторожности, есть основания полагать, что агенты врага располагают той же информацией, что и мы. Если это так, вам окажут противодействие. Как уже говорилось, вы должны консультировать проводника Бэнкса и содействовать ему во всем.

— Сам госпиталь, — сказал второй, — представляет дополнительную стратегическую сложность. Слушайте внимательно, Лаури...

7. ДОЛГАЯ ДОРОГА НА ЗАПАД

Солнце нещадно палило круглые сутки, жара не ослабевала, и Лив радовалась своей широкополой шляпке, даром что та была белой в цветочек и казалась совсем неуместной в этих пыльных краях.

Караван полз по каменистым холмам, Лив ехала рядом.

— Верхом ездить умеете? — первое, что спросил у нее мистер.

Она, в некотором роде, умела: в детстве у нее была лошадь, и она часто каталась верхом в лесу за Академией. Все изменилось после гибели матери, но эту печальную историю Лив рассказывать Бонду не собиралась. На этот раз она предпочла передвигаться верхом, а не сидеть в фургоне. Караван шел медленно, лошадь ей досталась смирная, но Лив все равно была вся в синяках.

— Шить, готовить умеете?

Куда менее приятные вопросы. Лив ответила «нет». Она — ученый, а не домохозяйка. У нее всегда была прислуга. Ее мать, почетный профессор психологии, обладала множеством достоинств, но домоводство в их число не входило.

— Хм... — Бонд покачал головой. — И замуж тоже не собираетесь?

— Я была замужем, мистер Бонд. За доктором математики из Кенигсвальда. Он умер от сердечного приступа два года назад. Он был одного с вами возраста и похожего телосложения.

— Мда. Готовить не умеете, шить не умеете, верхом ездите плохо. Вы ведь ученый? Считать-то способны?

— Разумеется, мистер Бонд.

— Я тут пользовался услугами юриста, но он схлопотал пулю на дуэли. Контракт прочесть сможете?

— Полагаю, что смогу. И от пули на дуэли уж как-нибудь уберегусь.

Так они с Бондом бок о бок въехали в Монро, а через неделю и в Баррет, где Лив, участвуя в сделках по продаже серебра, звериных шкур и костей, покупке провизии и воды, помогала выбить выгодный кредит. В тесных, прокуренных комнатах они договаривались с местными торговцами — усачами в потертых цилиндрах и поношенных жилетках. Бонд ярился, кричал и стучал по столу огромными кулаками; Лив всегда оставалась спокойной и учтивой. Похоже, этот контраст сбивал с толку противную сторону. Бонд заявил, что она приносит удачу. Он предложил заплатить — она отказалась. Тогда он втиснулся в костюм и повел ее в лучший ресторан, где заказал великолепный стейк и самое приличное из предлагаемых в городе вин.

— Деловой ужин. За успехи в делах и плодотворное сотрудничество! — сказал он и сжал в огромной руке бокал, словно собираясь раздавить его.

Проведя неделю в Баррете они заключили весьма выгодную сделку, и он повел ее смотреть местные достопримечательности: боксерский ринг, стрелковый тир, несколько огромных, явно породистых гнедых лошадей... А потом, через два дня после отъезда из Баррета, когда караван взошел на вершину очередного безымянного холма и перед ними во всей суровой красоте раскинулись бескрайние пыльные равнины, он подошел и сказал:

— Будет жаль расставаться с вами.

Она опустила веер и удивленно взглянула на него:

— Мы же еще не на месте, мистер Бонд. Разве не так?

Он указал на запад, вниз по долине извилистой речушки:

— До Конанта остался день пути. Видите?

Она не видела, куда он указал. Все в этих краях для нее выглядело одинаково.

— Конант! — В его грубом голосе послышались извиняющиеся мотки. — Последняя остановка. Оттуда мы повернем обратно.

— А мы с Магфридом отправимся в Глориану.

Бонд сплюнул:

— Чертова Линия.

Он оглянулся на Магфрида, который не умел ездить верхом и сидел в задней части фургона, прикрыв глаза и сонно склонив голову на грудь.

— С ним тоже будет жаль расставаться. Он честно отработал свое.

Магфрида люди Бонда поначалу не приняли — одни дразнили его, другие считали, что он навлечет несчастья. Но после того, как здоровяк отличился в защите каравана от нападения холмовиков, его зауважали; самые суеверные жали ему руку на удачу, а он считал это забавной игрой.

Нападение произошло на второй день пути из Монро, когда караван спустился в глубокую лощину, не только заросшую ежевикой и загроможденную валунами, что неприятно само по себе, но еще и заваленную мотками старой и ржавой колючей проволоки, разбросанной повсюду, словно пучки нелепых растений.

— Проволока, — сказал Бонд. — Осталась от Линии. Лет тридцать назад, когда здесь шли бои, линейные обносили этой штукой свои лагеря. А теперь все это валяется тут и ржавеет.

— Тридцать лет назад. Значит, во время войны Линии с Республикой Красной Долины?

«История Запада для детей» так и пестрела подробными описаниями битв Республики с Линией — по словам генерала Энвера, Республика одержала череду таких легких и славных побед,что Лив засомневалась в правдоподобности его рассказа. Детали этой истории никак не складывались для нее воедино.